Почему «не складываются» общественные дискуссии

Новый опрос Gefter.ru. Материал первый

Свидетельства 01.04.2016 // 3 226
© flickr.com/photos/js0

Заявленная в заголовке тема, когда мне только предложили порассуждать о ней, вызвала легкое недоумение. То есть как это «не складываются»? Такое чувство, что та часть общества, которую традиционно относят к «говорящему классу» (журналисты и публицисты, гуманитарии и обществоведы, и еще, и еще — имя им легион), только тем и занимается, что ведет общественную дискуссию по любому поводу и даже без повода. Но, немного почитав и послушав эти самые дискуссии, кажется, понял, о чем меня спрашивают. Все дискутанты живо напоминали творцов у Войновича в «Москве 2042». Их яростные протесты и острые обличения просто шли (и идут) в «никуда», минуя даже тех, к кому они непосредственно обращены. Структура дискуссий проста. Высказываются позиции, после чего авторы быстренько переходят на «обличение» друг друга. Хорошо, если движение их мысли не доходит до совсем уж табуированных форм и оборотов. Формируются группки людей «с правильной» позицией, вполне комфортно существующие внутри себя. Там свои классики и свои верные адепты. Там полное согласие по фундаментальным вопросам бытия. Но стоит им по какому угодно поводу выйти за пространство «своего круга», как крик «ату его» становится едва ли не всеобщим.

В результате, внутри группки дискуссия не очень выходит, поскольку группка и образуется, исходя из согласия участников друг с другом, атрибутируется участниками как «своя». Особо активный любитель дискуссии рискует просто вылететь из группки, лишившись даже минимального круга солидарности. Наружу же дискуссия не идет просто потому, что там любая реплика сразу «разоблачается» как «чужая» и исходя из этого априори враждебная, «купленная», «проплаченная» или, в лучшем случае, «ошибочная». Еще хуже обстоит дело с попытками выйти за пределы залов и аудиторий. Обилие групп и группок создает не столько пространство для всеобщей дискуссии, сколько совместный информационный шум, все более непонятный за пределами «говорящего класса». Но это, скажем так, положение дел. Вопрос же о том, почему оно таково? Стоит подумать.

«Улица корчится безъязыкая», — писал великий поэт. Собственно, дать язык улице — и есть главная задача «говорящего класса». Именно он должен, по логике вещей, дать тот образ реальности, в рамках которого будут работать «хорошо» и «плохо», «честно» и не очень, в рамках которого улица получает возможность жить и действовать. Но для того чтобы это сработало, нужны два непременных условия. Первое — крайне желательно, чтобы «улица» поверила, что это именно ее язык. А для этого крайне желательно «второе» — говорящие должны осознаваться улицей, как имеющие право говорить, т.е. обладающие властью.

Казалось бы, что в самом начале 90-х годов это положение было достигнуто. Номера журналов с очередным откровением передавали из рук в руки, читали и перечитывали люди, крайне далеко отстоящие от политики, от власти, от «языка». Телепередачи «о том самом» ждали даже в самое неудобное эфирное время. Т.е. власть, по крайней мере символическая, на тот момент вполне была в руках «говорящего класса».

Но подкачала улица. Во-первых, уже к 1993 году становится понятным, что она не вполне готова идти за правильными вождями, упорно желает протащить в их светлый дискурс какие-то свои не вполне прогрессивные мысли. Во-вторых, «улиц» оказалось много. Они были совсем разные. Разного хотели, о разном печалились. Даже то, что признавалось одной улицей, оказывалось категорически отвергаемо другой. Но «говорящий класс» был один, да еще и вполне иерархически организован. Были «говорители» федерального уровня, были властители дум уровня помельче, повторяющие мудрые и безусловно верные мысли старших товарищей на местных телеканалах и в местных газетах.

В результате улица — точнее, очень разные улицы, составляющие город под названием «Россия», — осталась без языка. Стать пространством для переговоров этих улиц, создать язык, на котором эти улицы смогли бы договориться про свою собственную жизнь, не получилось. Улица отвернулась от «говорящего класса» к своему вполне обыденному существованию. Может, и не вполне правильному существованию, но имеющему неоспоримое достоинство — оно существует. Кто-то ушел в бизнес, кто-то в промыслы, кто-то «крышевал», кто-то мастерил, любил, дружил, растил детей. И все это, что очень обидно, помимо властителей дум.

Обидевшийся «говорящий класс», которому отказали в роли Гриши Добросклонова, решил обратиться к другой стороне — к власти. И разумно. Ведь «говорящий класс» в тех самых образцовых цивилизованных странах вполне себе входит в «праздный» политический класс, даже если данный его представитель отличается вполне левыми и антиэлитными взглядами. Уже с середины 90-х годов начинается бытие «говорящего класса» при власти. Множится число советников и консультантов, референтов и других нужных в хозяйстве людей. Символом эпохи становится загадочный и могущественный специалист по связям с общественностью. Власть была разной, кремлевской и не совсем кремлевской, региональной и федеральной, экономической и политической. Но рядом с каждой из них жил свой кружок «интеллектуального сопровождения».

Собственно, дискуссий не было и тогда. Серьезные вещи обсуждались кулуарно. Где-то — за гаражами, где-то — на лесной заимке, а где-то — на Канарах. Публичный же дискурс все более превращался в набор ритуальных символов и клятв. Но задача у «говорящего класса» все же была, и вполне реальная — выделить ту часть публичного дискурса, которая позволит презентовать реальные интересы «своей» части власти и населению, и другим участникам властного взаимодействия. Понятно, что эта презентация — только симулякр, но симулякр очень важный. Без него хоть какое-то взаимодействие с населением, да что там с населением — с реальностью, просто невозможно. Потому и жили интеллектуалы при власти. И, надо сказать, неплохо жили. Даже «оппозиции» находилось вполне комфортное место. Соответственно, было место и оппозиционным интеллектуалам. Кто-то же должен объяснить финансовой и прочей аристократии, что оппозицию тоже нужно кормить, иначе… Словом, нужно.

Однако все хорошее кончается. В какой-то момент власть осознала, что вполне может обойтись без «говорящего класса», собственными силами. Уроки пиара 90-х и начала «нулевых» были усвоены, а все остальное… Да не нужно оно. «Говорящий класс» оказывается без места. Причем почти сразу и весь. И либеральные мыслители, и провластные «рупоры идей», и даже политические консультанты оказываются ненужными государству пиара. Здесь и начинаются проблемы.

В говорящем классе, точнее, слое, группе, есть смысл, когда он воплощает, конституирует, транслирует непоименованные чаяния некой большой социальной группы. Но население оказалось безнадежно плохим («ватники», «86%», «совки» и т.д.). Как-то на одном душевном мероприятии, посвященном грядущим выборам, докладчика спросили (перевираю по памяти, потому и без имен): «С чем я, молодой и либерально мыслящий интеллектуал, должен идти к рабочему завода?» Докладчик, безусловно, умный и искренний человек, столь же искренне ответил: «К рабочему вам идти не с чем и незачем». Словом, трудно с населением. Правда, с властью у интеллектуалов тоже не сладилось. Тем более когда денег стало ощутимо меньше. Не хочет она поддерживать даже правильных и лояльных.

В результате возникает единственная возможность — говорить от имени говорящих. Эдакий вариант рояля, который играет сам на себе. Но, увы, музыкальный инструмент без музыканта, для которого он проводник и оформитель его мыслей, чувств, надежд и чаяний, — только пустой деревянный ящик с непонятными штуковинами внутри. Разговор «от себя» и превращается в бесконечное выяснение отношений между все более распадающимися группками.

Может быть, поэтому столь популярными становятся вопросы методологии говорения. Ведь думать о том, как мы думаем, вполне можно и в отсутствие предмета мысли. Круг тем интеллектуальных бесед и обсуждений, который хоть как-то задевает пространство за пределами говорящего класса, стремительно сокращается.

Что же делать в этой не особенно радостной перспективе? Вариантов здесь, как обычно, множество. Можно провести плодотворную методологическую дискуссию о том, как проводить плодотворную методологическую дискуссию, или изучить вопрос, как возможно изучение вопроса. Можно просто уехать. Да мало ли что еще можно? Но можно и вспомнить, что по-прежнему совсем рядом улица корчится безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать.

Комментарии

Самое читаемое за месяц