Десять тезисов об «идеализации»

1. Идеализация — столь же законный вопрос публичной философии, как абстрагирование, обобщение или схематизация.

Но идеализация отвечает не только нашим научным, но и социальным ожиданиям. Идеализация требует рассматривать вещи не такими, как они есть, но какими они должны быть. Тем самым, социальное понятие долга становится инструментом познания. Идеализация, по-настоящему проведенная, как доказывает Эппиа в своей последней книге «Если бы: идеализация и идеалы» (As If: Idealization and Ideals), не противоречит критическому мышлению, но углубляет его, так как мы лучше понимаем и природу долга, и границы познания социальных явлений.

2. Идеализация совершенно необходима в научном знании, как теоретическом, так и экспериментальном, но также она порождает новые направления в изучении языка, культуры, религии и других ключевых социальных явлений.

Идеализация — это общенаучный метод, подразумевающий высочайший уровень абстрагирования, соединенный с искусным моделированием процессов. Поэтому идеализация позволяет глубже изучать социальные феномены. Она заменяет упрощенные изложения уже состоявшихся процессов исследованием возможных процессов, тогда как примененная степень абстрагирования позволяет довольно точно определить, когда и как эти модели могут быть применены к реальности. Чем выше степень абстрагирования, тем к более обширной области социальной реальности они должны прилагаться.

3. Идеализация моделирует ложные процессы, которых не происходит в текущем состоянии реальности, — но мы понимаем, как могут быть употреблены эти модели для анализа отвлеченных и конкретных истин.

Согласно выводам немецкого философа Ганса Вайенгера (1852–1933), идеализация исходит из предпосылки «если бы»: как бы вели себя предметы, если бы их поместили в идеальные условия. Таким образом, идеализация ложна по умолчанию. Тем не менее, идеализация показывает, что конкретная истина и отвлеченная истина никогда не могут быть сведены друг к другу. Более того, эти истины функционируют по-разному: конкретная истина указывает на следствия наших поступков, а отвлеченная истина — на их мотивы. Без испытания идеализацией мы просто будем сводить скудный набор следствий к скудному набору мотивов.

4. Дурная идеализация, принимающая ложь за истину, никогда не обусловлена только одной причиной, но всегда — множеством причин.

Когда человек принимает ложь за истину или идеальную модель за действительное положение вещей, он руководствуется далеко не только субъективными мотивами вроде самообольщения или эгоизма. На самом деле, всегда подключаются и другие мотивы, которые следует всякий раз замечать: 1) упрощенные предпосылки и идеализированные факты кажутся более простыми для оперирования, 2) логические процедуры с ложными фактами формально ничем не отличаются от процедур с истинными фактами, 3) идеализация кажется многим людям заведомо полезной, раз она привлекательна эстетически и удобна прагматически. Поэтому опасность идеализации не сводится к личной неопытности отдельного человека, как мы представляем, когда употребляем это слово в исключительно бытовом значении.

5. Часто идеализацию сближают с кантовскими постулатами практического знания, но это сближение некорректно.

Кант действительно требовал вести себя так, как будто нравственный императив непреложен даже в условиях полного детерминизма событий. Но Кант имел в виду исключительно область практики, а не область суждений о практике. Практика действительно реализует человека, даже если он оказывается в ситуации предрешенности, но суждения могут оказаться не самореализацией, а самообольщением. Кроме того, практика не знает надежды как таковой, то есть оптимального ожидания, преодолевающего расстояния причинно-следственных связей, тогда как самообольщение основано на ложной надежде и может быть оспорено только истинной надеждой: простой отказ от надежды позволит разве что обольщаться детерминизмом вещей, а не собственными иллюзиями.

6. Если идеализация в узком смысле основана на злоупотреблении надеждой, то идеализация в более широком смысле — на злоупотреблении верой.

В широком смысле к идеализации относятся не только случаи оптимистического упрощения положения дел, но и случаи любых суждений, не основанных на достаточной вероятности. Например, суждение о предназначении человека всегда идеализирующее, даже если это предназначение мыслится как полностью прагматическое и лишенное каких-либо идеальных задач. А при этом императив жизни — требование оставаться «живым» — обладает достаточной вероятностью, при всей многозначности слова «жизнь» и его неподатливости определениям, так как умение живого жить обладает принципиальной вероятностью и тем самым может быть принципом убеждений.

7. Идеализацию нельзя считать актом воли, неизбежным при неустойчивости социальных правил, как это часто получается в социальной философии.

Такие знаменитые авторы, как Ролз, Дворкин и Нозик, сходятся в том, что следование социальным правилам защищает человека от идеализации, полностью встраивает в систему реальных отношений, и тем самым идеализация появляется только там, где эти социальные правила дискредитированы. Такой подход, хотя и соответствует многочисленным наблюдениям, не исчерпывает сути вопроса, потому что утопические требования или неуклонный прогресс также могут восприниматься как социальные правила, но эти правила не спасают от идеализации. Для критики идеализации необходимо поместить утопию, прогресс и другие явления в область социальных практик, а не социальных правил.

8. Идеализация возникает также из сознания невозможности выполнить все социальные правила.

Невозможность выполнить все правила приводит к неуверенности и идеализации в широком смысле — к убеждению, что многие процессы и могут идти по-другому, и могут быть упрощены, раз и такие варианты вероятны. Такой широкой идеализации нужно противопоставить реализм норм, то есть знание, в каких конкретно случаях норме следовать невозможно.

9. Идеализация всегда приводит к образу «идеального мира».

Идеализация требует отвергать или не принимать во внимание отдельные практики, прежде всего, практики этические, и поэтому она выстраивает «идеальный мир», завершенность которого компенсируется невниманием к конкретике жизни. Следовательно, идеализация может быть оспорена только признанием, что если мы выстраиваем образ мира или образ себя в мире на основании готовых практик, то этот образ недостаточен и ущербен в этическом плане.

10. Исторически идеализация была продуктивна для создания ряда важных этико-политических представлений.

Такие понятия, как «характер», «доблесть», «достоинство», представляют собой идеализации. Но они продуктивны для объяснения истории и роли человека в истории, когда употребляются не мифологически, как повествования о героях, а ситуативно, как объяснение того, почему оказалось вообще возможным действие в безвыходной ситуации. Тогда идеализация оправданна как начальная предпосылка убеждений и надежды, которая, однако, должна быть отброшена при первом же этическом суждении.

Реферат рецензии Томаса Келли на книгу Кваме Энтони Эппиа «Если бы: идеализация и идеалы». Подготовлен редакцией Gefter.ru