День Чейна-Стокса

Материал подготовлен сотрудником Исследовательской группы «Мониторинг актуального фольклора», ШАГИ РАНХиГС при Президенте РФ.

5 марта 1953 года советские газеты опубликовали бюллетень о здоровье товарища Сталина:

«…Наибольшие изменения наблюдались со стороны дыхательной функции: участились явления периодического (т.н. Чейн-Стоксова) дыхания. В связи с этим ухудшилось состояние кровообращения и увеличилась степень кислородной недостаточности».

«Дыхание Чейна-Стокса» — это необратимый признак конца, и знающие это затаили дыхание: через несколько часов «вождь народов» умер.

5 марта 2016 года сильно отличалось от 62 годовщин смерти Сталина, и кажется, это заметил каждый, кто открывал страничку в социальных сетях. Ликовать или горевать в этот день, почитать цветами или топтать портрет — именно эти темы со страшным накалом обсуждались в эти дни, да так, что вытеснили другие — страшные и актуальные — события.

В выходные 5–6 марта разразилась мемориальная война. Наступление шло с обеих сторон.

С утра 5 марта вереница людей потянулась возложить гвоздики на могилу Хозяина у Кремлевской стены (для справедливости скажем, что невозможно понять, сколько в реальности было таких почитателей, но реакция на это была весьма сильная).

Фото: Yuri Kadobnov / AFP / Scanpix, via Meduza

А в Симферополе на улице Карла Либнехта кто-то сделал красноречивую надпись на памятной табличке в честь Сталина (которую, кстати, полгода назад восстановили, а перед тем снесли во времена Хрущева).

Фото: Facebook/Степан Кискин

Основные сражения этой мемориальной войны развернулись на фронтах как сетевого фольклора, так и офлайн-акционизма. Три темы стали главными в эти дни: смерть Сталина как праздник, возможность/невозможность почитания генсека и современное поколение сталинистов.

Кто-то, удачно оставшийся неизвестным, в ночь с 4 на 5 марта повесил на остановке возле Павелецкого вокзала плакат в рекламном стиле — фотографию посмертной маски Сталина с надписью «Помер тот, помрет и этот». Фотография с невероятной скоростью обошла социальные сети и на следующий день была со скандалом снята.

Фото: Открытая Россия

Осуждение публичного почитания генсека стало одним из основных трендов дискуссии 5–6 марта. Глава Екатеринбурга опубликовал резонансный пост, вызвавший как массовую поддержку, так и всплеск негодования:

В Москве завалили цветами могилу Сталина. Народная забава — мертвому людоеду сапоги целовать. Сумел упырь сломать людей. Душами владеет.

— Евгений Ройзман (@roizmangbn) 5 марта 2016 г.

Сталин в сетевых текстах сравнивается то с Гитлером, то с Путиным, то с Петром I, и это неслучайно: перед нами снова воскресают попытки встроить Сталина в историческую парадигму и с помощью этого приема приписать отцу народов знак — положительный или отрицательный. На графике ниже видно, сколь важное место в дискуссиях в блогах занимает сравнение современной политической ситуации и классического сталинизма.

Фольклорная реакция немедленно отражает подобные размышления, доводя их до абсурда:

Но самое сильное сражение развернулось вокруг дня смерти Сталина. 5 и 6 марта обитатели социальных сетей предавались рассуждениям, собиравшим сотни и тысячи лайков, репостов и ретвитов, правильно или неправильно праздновать смерть тирана и выражать публично ликование или печаль по поводу его кончины.

При этом обе стороны дискуссии стараются не упоминать о том, что этот день в советское, да и постсоветское время, таки был праздником — конечно, неофициальным, тайным и в узком кругу проверенных людей. Я сделала анкету и спросила людей разного возраста, что они или их семьи делали 5 марта в советское и постсоветское время? 20% опрошенных сказали, что они сами или старшее поколение в их семье так или иначе отмечали день смерти Сталина.

Поскольку посвященные знали, что дыхание «Чейн-Стокса», о котором передали в бюллетене рано утром 5 марта, — это признак агонии, то празднование началось до официального сообщения о смерти. Отсидевшие и недопосаженные, представители «депортированных народов» и «носители пятой графы» тихо поздравляли друг друга и поднимали бокалы за врачей Чейна и Стокса. Так сложился советский неподцензурный эвфемизм — «выпить за Чейна-Стокса», который на много лет вперед стал обозначением этого скрываемого праздника.

Иногда жители советской страны собирались семейным или дружеским кругом и устраивали «антипоминки»: «Смерть Сталина отмечал мой прадедушка (по семейной легенде, каждый год отмечал смерть Усатого), аналогично — семья моего мужа, у них в этот день собирались гости». Встречаясь, диссиденты говорили «Усатый сдох» — практически обратное высказывание к «Христос воскрес».

Скрываемая под эвфемизмами советская антисоветская традиция дожила до 90-х, если не до сегодняшнего дня. Как рассказала одна из моих респонденток, «…всегда отмечали, то есть вспоминали, что в этот день он подох, могли выпить. В начальной школе (в постсоветское время) с подругой рвали в этот день его портрет».

А сейчас вдруг все поменялось. И даже те, кого нельзя заподозрить в почитании «отца народов», вдруг обсуждают этические границы и моральную возможность праздновать смерть тирана. Почему? Потому что ключ к ответу заключается в слове «публичность». Жители советской страны — те, кто чувствовал потребность в этом, — естественно, отмечали этот день интимно, среди проверенных друзей, а сейчас часть российского общества испытывает желание отметить избавление от Сталина максимально демонстративным, публичным образом, что подтверждается массовым распространением 5–6 марта в Сети подобных картинок:

Русский ресторан «1203» в Нью-Йорке приглашает на бесплатный борщ
в честь празднования смерти Сталина, 6 марта 1953 года.

Креативно на смерть дракона. Из переписки с френдами фото. pic.twitter.com/MNoFa3Lmzr — Сергей Гуляев (@Gulyaev_S) 5 марта 2016 г.

Ироническое предположение о необходимости сделать день смерти Сталина государственным праздником стало рекордсменом среди ретвитов 5 и 6 марта:

В нашей стране должно быть только три праздника: день смерти Сталина, день распада СССР и Новый год

— Сталингулаг (@StalinGulag) 5 марта 2016 г.

Однако желание публично отмечать день смерти как день освобождения сталкивается с табу, прочно вросшим в нашу культурную память: нельзя праздновать смерть. А это весьма сильный запрет. Как сказал один из моих респондентов, «…поколение репрессированных, переживших войну и ссылки ленинградских интеллигентов по определению не могло отмечать чью бы то ни было смерть как праздник». Пользователи Интернета — те, кто хочет отметить этот день, — тоже стараются увильнуть от нарушения запрета и предлагают, например, праздновать не смерть, а освобождение, и не от человека, а от Зла.

Откуда же идет такое стремление к публичности в праздновании смерти тирана? Постсталинская Россия, в отличие от постнацистской Германии, никогда не проходила до конца процесс десталинизации, и поэтому в современном российском обществе снова и снова возникают попытки ее завершить. Желание публично превратить день смерти в праздник — это очередная подобная попытка общества инициировать разрыв общества с «отцом народов».