Война двенадцатого года без романтических нот

От редакции: О русских офицерах войны 1812 года Лев Усыскин беседует с кандидатом исторических наук Дмитрием Целорунго, сотрудником Государственного Бородинского военно-исторического музея-заповедника.

— Дмитрий Георгиевич, известно, что вы занимаетесь просопографическими исследованиями, касающимися войны 1812 года. То есть, обрабатывая биографический материал, стараетесь установить закономерности в человеческих судьбах того времени. С одной стороны, эпоха не страдает отсутствием к себе интереса любого рода — и книг издано вагоны самых разных, и исследования все время новые публикуются, и в школьном курсе много места уделено. Но, с другой стороны, наверняка есть некоторое количество распространенных заблуждений, которыми питается наше историческое самосознание. Хотелось бы с вашей помощью слегка подкорректировать эту нашу стандартную картину… Вот вы сравнительно недавно выпустили монографию об офицерском корпусе…

— Это произошло еще в 2002 году, когда вышла моя монография «Русские офицеры — участники Бородинского сражения». Сейчас я готовлю к изданию монографию «Офицеры и солдаты Российской императорской армии эпохи Отечественной войны 1812 года», где будет опубликован результат просопографического исследования личного состава русской армии 1812–1814 годов от рекрутов и рядовых солдат до генералов.

— Ага. Вот наше представление об этих офицерах: в школе учат, что они — такие дворяне, помещики-крепостники…

— Основная часть русского дворянства — в XVIII веке, тем более в начале XIX века — была вынуждена жить службой, то есть на жалование. Чтобы помещик мог вести жизнь, соответствующую его дворянскому статусу: прилично одеваться, дать детям хоть какое-то приемлемое образование, он должен был владеть как минимум сотней крепостных мужиков, бабы и дети не в счет.

— А что такое эти сто душ — это целая деревня или часть деревни?

— Эта сотня крепостных могла проживать в разных деревнях, даже в разных губерниях. Часто бывало, что в одной деревне часть крестьян принадлежала одному помещику, а часть — другому или другим помещикам. Надо сказать, что в начале XIX века к помещичьим крестьянам в Российской империи принадлежала где-то половина крестьян. Остальную половину составляли государственные крестьяне. Что же касается дворян, то из всего их числа, навскидку, дворян-помещиков, владевших более сотней мужиков, от силы насчитывалось 10%.

— Это из всех дворян или из всех офицеров?

— Это вообще дворян. В армии же 77% офицеров, по нашим данным, вообще никакой собственности не имели. Тех, кто владел сотней мужиков и более — даже не сам, а его родители, насчитывалось где-то 8-9%. В основном офицеры были достаточно молоды, у большинства из них родители были живы — вот за отцом, реже за матерью состояли эти крепостные души. Но плюс к тому — были у офицеров братья и сестры, которые также рассчитывали на наследство. Офицеров же помещиков в армии насчитывалось менее 3%, из которых две трети были малоимущими и владели менее сотней мужиков.

— А сто душ крестьян…

— …обеспечивали доход, примерно равный жалованию армейского поручика (старший лейтенант на наши мерки), который в то время получал жалование в 166 рублей в год. Были, конечно, те, кто был наследником поместий с тысячей крепостных и больше, — но офицеров, чьи родители располагали подобными состояниями, в войсках было менее 1%. Да и служили они в основном в гвардии. Ну и потом, жалованная грамота дворянству 1785 года освобождала дворян от обязательной службы. Естественно, этим пользовались в первую очередь те, кто мог себе такое позволить. Что тоже отражалось на статистике имущественного положения офицеров.

— Правильно ли представление, ну хотя бы по повести «Дубровский», что да, служба в армии могла прокормить — тогда как служба в гвардии, напротив, только разоряла дворянина?

— Гвардейские офицеры получали жалование на 20–50% выше, чем армейские офицеры.

— Ассигнациями? Серебром?

— Ассигнациями. За службу платили исключительно ассигнациями. Звонкую монету офицеры и солдаты получали только в исключительных случаях в качестве награды за боевые или служебные отличия. Так вот, для сравнения: полное обмундирование армейского пехотного офицера стоило около 200 рублей ассигнациями. По этой причине, часто выпускников кадетских корпусов обмундировывали за счет казны. А служба в гвардии — это все-таки столица, светская жизнь, траты плюс соответствующий мундир: золоченые или серебряные пуговицы, золотое или серебряное приборное шитье на мундире, а как же — ведь служба проходила на глазах самого государя. Конечно, на все это одного жалования явно не хватало. Опять-таки, гвардия гвардии рознь. Была «старая гвардия», чьи полки были сформированы еще в петровское время, как лейб-гвардии Преображенский и Семеновский. Вот офицеры этих полков, конечно, тратились. Но там и служили в основном отпрыски состоятельной российской элиты — и, следовательно, образ жизни и внешний вид офицеров-преображенцев и семеновцев соответствовал положению их родителей. Была и «молодая гвардия», полки которой были сформированы значительно позже полков «старой гвардии» в конце XVIII — в начале XIX века, такие как лейб-гвардии Егерский, Литовский, Драгунский полки, — они проще жили. Мало кто из офицеров этих полков был вхож в свет, квартировала «молодая гвардия» ближе к окраине столицы, а то и вовсе за городом, и образ жизни ее офицеров был ближе к армейскому офицерству, соответственно и расходы у них были меньше, чем у офицеров «старой гвардии». Правда, чтобы достойно служить в той же гвардейской кавалерии, надо было лошадь соответствующую купить за свой счет: от казны приличную не дадут. Иное дело — армейские офицеры, чья служба проходила на постоях в обывательских домах губернских и уездных городов, а чаще в сельской местности, где, впрочем, не было и петербургских цен, а в потертом, видавшем виды мундире не зазорно было выйти на улицу.

— А, кстати, нижние чины в гвардейских полках — это были кто? В начале XVIII века это были те же дворяне, которые выслуживали потом офицерские чины.

— Нижними чинами в Российской императорской армии назывались рядовые солдаты и унтер-офицеры (совр. сержанты). Да, в петровское время, когда гвардия была не столь многочисленна, там рядовыми часто служили дворяне, особенно в гвардейской кавалерии. Но с середины XVIII века солдатский контингент гвардии состоял в основном из отобранных в армейских полках лучших солдат. С другой стороны, дворяне, когда поступали на воинскую службу в гвардию или армию, а поступали они туда по собственному желанию, зачислялись рядовыми — единственное отличие от не дворян состояло в том, что они сразу носили на своих мундирах унтер-офицерские нашивки. После полугодовой службы за рядового, они становились полноценными унтер-офицерами, а там уже продвижение до первого обер-офицерского чина занимало для кого два-три года (повезло!), а кто тянул унтер-офицерскую лямку и пять, и семь, и двенадцать лет.

— Это в гвардии?

— Нет, это вся армия так. В гвардии люди из знатных семей служили в унтерах, как правило, год-два — но все равно служили солдатами. И только потом, через два-три года, и то по усмотрению начальства, получали первый обер-офицерский чин. Вот после курса наук в кадетском корпусе выпускали в армию и гвардию сразу офицерами. Но доля выпускников кадетских корпусов в войсках в среднем около 20% от общего количества офицеров. Но в артиллерии их было около 70%, в пехоте — 20%, в кавалерии — 10%.

— Интересно, а бывало, что в армию приходили люди с гражданским образованием: после университета, духовных школ — они могли сразу получить офицерский чин?

— В единичных случаях поступали на военную службу и выпускники российских и зарубежных университетов, тем не менее начинать службу они были обязаны в солдатских чинах. Правда, здесь для лиц недворянского происхождения с высшим образованием была определена льгота. Им до присвоения первого офицерского чина надлежало выслужить в унтер-офицерских чинах, включая полугодовую службу за рядового, только четыре года. Для сравнения, для унтеров крестьянского происхождения этот срок был определен в 12 лет. Что же касается духовных образовательных учреждений, то из них разве что только неудавшиеся семинаристы в качестве наказания попадали в солдаты. Вообще дети духовенства были освобождены от военной повинности и попадали в армию только по своему желанию, выслуживая офицерский чин безупречной солдатской службой. Таких было менее 1,5%, а чтоб молодой человек после окончания полного курса семинарии пошел в армию, таких случаев я не знаю.

— А таких, как Петруша Гринев, который с первого дня в армии был офицером, уже не было к тому времени в русской армии?

— Нет, таких счастливцев к 1812 году уже практически не было. Павел I это прекратил. Собственно, соответствующий закон был введен еще Петром I: все дворяне должны были начинать службу солдатами, но впоследствии, во второй половине XVIII века стала набирать силу другая тенденция. Отцы, обладавшие связями в гвардии или армии, пристраивали теми или иными способами своих чад с младенчества на солдатскую службу. Заочно им шел стаж выслуги в унтер-офицерах. По достижении 16–18 лет дворянский отпрыск являлся в свой полк для отбытия действительной службы, а так как к этому времени у него формально накапливался солидный стаж в унтер-офицерских чинах, он сразу мог рассчитывать на первый офицерский чин. Особо большое распространение это явление получило при Екатерине II, но Павел I эту практику прекратил. В царствование Павла и Александра I подобная практика применялась в исключительных случаях, и касалась она наследников российского и зарубежных престолов. Пожалуй, последний, кому повезло со стремительной военной карьерой в отрочестве, был граф А.И. Кутайсов, сын фаворита Павла I графа И.П. Кутайсова. Он в 1796 году в 12 лет числился уже капитаном, а начал действительную военную службу в 15 лет в чине полковника лейб-гвардии Артиллерийского батальона в должности адъютанта графа А.А. Аракчеева.

— Теперь вопрос о возрасте офицеров. Можно ли сравнить его с возрастом тех, кто этим офицерам противостоял на поле боя?

— Средний возраст русского обер-офицера (т.е. ниже майора) — 24–30 лет. Средний возраст французских офицеров соответствующих чинов был заметно выше — 29–36 лет. У обер-офицеров наполеоновской армии средний срок выслуги в войсках, по сравнению с русскими, был существенно выше, особенно это касалось выслуги младших обер-офицеров пехоты. В наполеоновской армии официально не было льгот для представителей определенных сословий при выслуге в первый офицерский чин из нижних чинов, как это имело место для унтер-офицеров дворянского происхождения в русской армии. Между прочим две трети наполеоновских офицеров начинали свою карьеру рядовыми солдатами. Вместе с тем срок службы в войсках у штаб-офицеров (от майора до полковника и им равных) обеих армий значительно не различался.

— А заметно было в армии присутствие людей, выслужившихся в офицеры из нижних чинов?

— Из нижних чинов происходили практически все тогдашние офицеры, за исключением выпускников кадетских корпусов и к ним приравненных заведений. Хотя статус кадета приравнивался к статусу армейского нижнего чина, т.е. рядового. Другое дело, была ли заметна в русском офицерском корпусе доля выходцев из недворянских сословий. На этот вопрос можно ответить положительно. Так 13% русских офицеров были недворянского происхождения, включая и офицеров крестьянского происхождения — 1% от общего количества всех офицеров. Сама петровская реформа в законодательном плане создавала перспективу перехода из податного (отсюда подлого) в дворянское сословие через военную службу. Поступив в армию, крестьянин или мещанин должен был за четыре года в рядовых выслужить унтер-офицерский чин (в военное время — и через более короткое время), и если он знал грамоту и хорошо себя показал, после 12 лет беспорочной службы в унтер-офицерских чинах ему были обязаны присвоить первый обер-офицерский чин. Для выходцев из некоторых других сословий этот временной ценз был ниже, например для солдатских детей. Для них срок выслуги в унтер-офицерских чинах для получения первого офицерского чина был определен в восемь лет. Так, в 1812 году в составе Свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части (генеральный штаб) состоял генерал-майор И.Т. Дренякин, происходивший из солдатских детей.

— Теперь вернемся к образовательному уровню. Где, чему учились?

— В начале XIX века в России средних учебных заведений было крайне мало. До 1803 года в России насчитывалось всего три гимназии: академическая в Петербурге, гимназия при Московском университете и гимназия в Казани. Начиная с 1786 года было образовано 25 четырехклассных главных народных училищ, размещавшихся в некоторых губернских городах. Программа главных училищ, в силу возможностей, приближалась к программе гимназий, в 1800 году в них обучалось 790 учащихся. Имелось и шесть военно-учебных заведений, то есть кадетских корпусов и учреждений, приравненных к ним, где можно было получить полное среднее образование. Их учебные программы чем-то были близки современным Суворовским училищам. Поэтому основная масса русских офицеров 1812 года получили в детстве так называемое домашнее образование, качество которого зависело от материального состояния и вкуса родителей. Отсюда у половины офицеров в их послужных списках в соответствующих графах имелись лаконичные записи «читать и писать умеет».

— Кстати, про иностранные языки. Есть такое расхожее представление, что русский офицер говорит по-французски без акцента и вообще вполне может притвориться французом… Есть какие-нибудь данные о том, в какой степени они владели иностранными языками?

— Из офицерских послужных списков мы знаем кое-что. В первую очередь, свободно говорили по-французски офицеры полков «старой гвардии»: лейб-гвардии Преображенского, Семеновского, Конного и Кавалергардского полков. А вот ниже… Кому посчастливилось окончить кадетский корпус, те могли изъясняться, кто лучше, кто хуже. В общем, большого распространения среди армейского офицерства иностранные языки не имели. Так, только у 30% офицеров в послужных списках значились знания французского языка, у 25% наряду с французским — знание немецкого языка и у единиц — знание других европейских языков.

— А офицеры-специалисты: артиллеристы, инженеры — отличались как-то образовательным уровнем?

— Отличались. С 1808 года для офицеров-артиллеристов был введен дополнительный отличительный элемент униформы: по верхнему и нижнему краю воротника мундира и шинели проходил красный кант, который в обиходе называли «ученой выпушкой» или «ученым кантом».

Кроме внешних отличий офицер-артиллерист должен был обладать бóльшими военно-специальными познаниями, чем пехотный офицер. Офицеру-артиллеристу надо было знать математику — все-таки артиллеристу приходится производить определенные расчеты. Ну, и значительно больший процент артиллерийских офицеров оканчивал кадетские корпуса. Те, кто из кадет хотел служить в артиллерии, получали некое дополнительное образование, с ними специально занимались отдельно от остальных кадет. Был еще так называемый «дворянский полк», созданный при 2-м кадетском корпусе в Санкт-Петербурге в 1808 году с целью повысить привлекательность воинской службы для дворянской молодежи. Воспитанников Дворянского полка, имевших некую домашнюю подготовку по математике и желавших служить в артиллерии, водили на занятия во 2-й кадетский корпус. В дворянском же полку год-два с воспитанниками занимались только строевой подготовкой и уставом. Для артиллеристов в унтер-офицерских чинах, чтобы стать офицером и получить первый офицерский чин, помимо выслуги необходимого временного ценза, надо было сдать специальный экзамен.

— Фортификацию как-то изучали?

— В русской армии были инженерные войска, 10 пионерных и минерных рот, которые состояли при армиях и отдельных корпусах и были формально сведены в два пионерных полка. Пионерные подразделения строили дороги, мосты, полевые укрепления. Краткие курсы по фортификации преподавали в кадетских корпусах на последних годах обучения. Большая же часть офицеров-инженеров познавали премудрости фортификации на практике, находясь на службе в пионерных и минерных ротах. В общем, в то время русский офицер образование должен был в большей степени получать с помощью самообразования.

— А вы имеете данные для сравнения с французами: насколько у тех был выше образовательный уровень?

— Примерно на том же уровне. Те же 15–20% офицеров оканчивали военно-учебные заведения наподобие русских кадетских корпусов. И по всей Европе так. При этом надо понимать, что кадетский корпус давал не высшее и не среднее военное образование. Кадеты в то время проходили гимназический курс плюс краткие курсы военных наук на последних двух годах обучения: начальный курс топографии, строевая подготовка, военные игры в летних лагерях. Но тем не менее из кадетских корпусов их воспитанники выпускались напрямую в гвардию и армию офицерами. Становление же высшего и специального военного образования в России — это уже в царствование Николая I.

— Еще один параметр — опыт участия в боевых действиях. Каков он был и каков он в сравнении с таковым у противника?

— Россия тогда интенсивно воевала, боевой опыт высших и старших офицеров вплоть до ротных командиров был довольно высоким и соизмерим с боевым опытом французских офицеров соответствующих чинов. Русские младшие офицеры, из-за того что дворянам давалась льгота при выслуге из нижних чинов, имели в среднем меньшую выслугу в войсках и, следовательно, меньший боевой опыт, чем их французские визави. Среди русских младших офицеров по сравнению с французами соответствующих чинов значительно больше было тех, для кого кампания 1812 года оказалась первой.

— Хорошо. Теперь, если позволите, несколько вопросов, не имеющих прямого отношения к офицерскому корпусу. Вот есть такой элемент нарратива о 1812 годе — «народное ополчение». Чуть ли не с тех же времен, едва война завершилась, и доныне есть такое убеждение, что это было ополчение. Такие люди, сказавшие, что, де, не можем больше терпеть врага на нашей земле, взявшие в руки вилы и ушедшие бить французов. Противостоит ему представление, что ополчение — это результат компромисса императора Александра с помещиками в условиях острой потребности в рекрутах. Обычный рекрут уходил из деревни навсегда, и помещик терял рабочие руки. А ополченец после войны должен был (коли уцелеет) вернуться в прежнее состояние. Соответственно, где правда? И насколько это ополчение было эффективно в военном отношении?

— Истина, разумеется, ближе ко второй версии. Добровольно в ополчение могли вступить свободные люди, которых было немного. А именно крестьяне шли, так сказать, по разнарядке, спускалось на губернию количество — сколько надо пожертвовать крепостных крестьян. Это были такие пожертвования помещиков в дополнение к новым рекрутским наборам.

— Оправдала себя эта мера или нет?

— Как дополнительное, вспомогательное войско оно было вполне оправданно. Но, конечно, сравнить его с регулярными войсками нельзя. Вот такой пример: в Бородинском сражении участвовало московское и небольшая часть смоленского ополчения. На другой день после сражения Кутузов приказал расформировать полки московского и смоленского ополчения и распределить ополченцев по регулярным пехотным полкам в третьи шеренги батальных колонн. По уставу солдаты первых двух шеренг вели огонь из ружей, а солдаты третьих шеренг заряжали им ружья. Из-за того что ополчение практически не было обучено, Кутузов говорил: «Войско это ненадежно». То есть могло побежать с поля боя и все такое: мужик попадал в необычную для себя ситуацию. В 1812 году в крупных сражениях использовалось только три ополчения: московское и смоленское — ну, их толком не удалось обучить — и санкт-петербургское. Последнее формировали в Петербурге, выделили для обучения ополченцев унтер-офицерский состав и старослужащих солдат из лейб-гвардии Гарнизонного полка, которые впоследствии влились в ополчение. В санкт-петербургское ополчение поступило значительное количество отставных офицеров. Питерских ополченцев месяца два-три обучали, перед тем как отправить на войну…

— То есть подошли к вопросу серьезно.

— Да. И боевое крещение санкт-петербургского ополчения 18–20 октября 1812 года во Втором Полоцком сражении себя хорошо показало. Питерские ополченцы за это сражение были буквально осыпаны наградами наравне с регулярными войсками. Остальные губернские ополчения в основном на театр военных действий попали в 1813 году. Они на территории германских государств в это время использовались главным образом в качестве гарнизонных частей при занятии городов, участвовали в осаде крупных крепостей — того же Магдебурга, Данцига, 15 октября 1813 года в боях под Дрезденом. Таким образом, позволяли командованию концентрировать на главных направлениях наиболее боеспособные регулярные войска. Надо сказать, что и прусское ополчение «ландвер» тоже хорошо себя показал, оно даже более активно использовалось, чем русское, перешло французскую границу в 1814 году, практически слившись с прусскими регулярными войсками. Что и понятно: прусский ландвер, по сути, являлся территориальным резервным войском, на протяжении нескольких лет до 1813 года его ратники призывались на военные краткосрочные сборы, с ними проводились учения. А русские ополченцы попадали в строй прямо от сохи…

— В Париж, скажем, русские ополченцы не пришли. А пруссаки пришли?

— Да, «ландвер» был во Франции, штурмовал Париж. Кстати, 30 марта 1814 года в защите Парижа участвовало и французское ополчение, то есть Национальная гвардия. Шесть тысяч парижских национальных гвардейцев приняли участие в обороне своего города, но безуспешно.

— Второй элемент соответствующего «патриотического» нарратива — это партизанское движение. Что это было на самом деле?

— В наше время в обыденном сознании значение этого термина трансформировалось в понятие самоорганизованного в 1812 году вооруженного народа, и на память сразу приходит толстовское выражение «дубина народной войны» и так далее. Кроме того, термин «партизаны» сейчас ассоциируется с партизанами ВОВ. Но в 1812 году вооруженных крестьян никто партизанами не называл, разве что «вооруженными мужиками». Если мы обратимся к «Военному словарю» героя 1812 года генерала С.А. Тучкова, впервые изданному в 1818 году и переизданному в 2008 году, то найдем у него разъяснение термина «партизан». Партизан по Тучкову — это чиновник, которому поручается партия (с латинского «отделение»), составленная из отборных легких войск, для набегов на неприятеля и тому подобных акций. Как мы знаем, партии составлялись преимущественно из гусар и казаков. Во множественном числе слово «партизан» в 1812 году не употреблялось, воины из состава партий партизанами не назывались. Отметим, что «партизан» — слово французское и буквально переводится как «наездник». Понятия партизанской войны в 1812 году тоже не было, имелось понятие «малая война». По Тучкову малая война производилась малыми отрядами легкой кавалерии посредством набегов на неприятельские войска. Такие отряды назывались летучими отрядами, эти отряды исходя из поставленных боевых задач могли временно разделяться на партии (от нескольких до нескольких сот всадников) и после выполнения приказа партии опять присоединяться к своему отряду. Так широкую известность получил летучий отряд Д. Давыдова. Были очень крупные летучие отряды, которые даже называли иногда летучими корпусами. Таковым был летучий корпус под командованием генерала Винцингероде, состоявший в сентябре 1812 года из трех полков регулярной кавалерии, шести казачьих полков, двух конных орудий, двух тысяч строевых воинов и плюс нескольких сотен ратников тверского ополчения.

А самоорганизованные вооруженные отряды крестьян нам правильнее называть отрядами самообороны. Русская армия отступила, крестьяне оставались брошенными на произвол судьбы, а Великая армия Наполеона с первых же дней испытывала недостаток продовольствия и фуража. Смертельного голода летом у французов еще не было, но недоедали заметно, и конский падеж был существенен. И приходилось добывать припасы, посылая фуражиров, — а тут не Европа, населения мало, да и земли, по которым катилась война, далеко не хлебородные. Причем русское командование сразу учло этот момент и внедряло с первых дней войны тактику выжженной земли: что невозможно было при отступлении забрать с собой, сжигалось, будь то хлеб на корню или склады с продовольствием. Население уходило или с армией, или в леса с харчами и живностью — ну, естественно, начинали вооружаться, этому некоторые помещики даже способствовали. Ну, и по возможности отбивались от французских фуражиров — это для обеих сторон был вопрос жизни и смерти. Ну, и вообще: приходят, допустим, французы в село — голодные, продрогшие, — а на селе самое лучшее и удобное здание — это что? Правильно, церковь. Вот ее и занимают, в лучшем случае под казарму. Понятна реакция крестьян на такое. Порой эти крестьяне прибивались к партизанским отрядам, действовавшим во французском тылу. Ну, понятно, не обошлось и без элементов пугачевщины.

— А бывало, что крестьяне нападали на русских фуражиров?

— О таких явлениях мне неизвестно: все-таки русская армия снабжалась централизованно и достаточно удовлетворительно, русские излишки брали при отступлении под квитанции у помещиков и купцов, это им вменялось в обязанность, а у крестьян какие излишки. А вот от русских мародеров, были и такие, конечно, крестьяне по возможности отбивались.

— Помню, на меня произвело впечатление где-то прочитанное, что вот произошло Бородинское сражение, французы ушли в Москву, а в это время можайские уездные власти начинают трупы убирать с поля. Что, несмотря на войну, функционировали местные власти?

— Нет, вы что-то напутали. Было иначе. Когда русская армия ушла и пришли французы, никакой русской государственной администрации на местах не осталось, она ушла вместе с войсками. То, о чем вы говорите, было позже, когда французов прогнали. По осени — поскольку не меньше войны боялись всяких заразных поветрий — с ноября власти Московской губернии и Можайского уезда организовали силами крестьян уборку на Бородинском поле трупов и конской падали с последующим сжиганием или погребением. Эта работа продолжалась и зимой, и весной до мая.

— То есть два месяца после сражения трупы так и лежали на Бородинском поле, разлагались?

— Да, так и было, французы не стали себя утруждать такой грязной работой. Вообще они редко хоронили даже своих погибших товарищей.

— И напоследок, наверное, вопрос общего, технического характера. Каково состояние и каковы перспективы изучения войны 1812 года? Вроде же все изучено, что дальше делать, чем людям заниматься? Чего ждать? Есть, допустим, какие-то массивы источников, до которых еще не добрались?

— В российских архивах сенсационную находку по 1812 году обнаружить нелегко, но возможно. Как известно, исторический источник неисчерпаем. Отсюда у каждого нового поколения исследователей новый взгляд на, казалось бы, известный исторический источник. Следовательно, появляются новые научные методики, выстраиваются новые методологии. На сегодня остается слабо изученной экономическая и финансовая составляющая этой войны. Откуда брали деньги, как их тратили и так далее. Однако это требует достаточно специальной квалификации. Долгое время считалось, что в ходе французского отступления погибла вся армейская документация — и лишь немногое, что было захвачено, в качестве трофеев отложилось в наших архивах. А сейчас выясняется, что немало армейских документов французы все же в 1812 году вывезли из России, и они хранятся в военном архиве Франции, что в Париже в Венсенском замке. И что характерно, эти по сути неразобранные документальные залежи историками более чем за 200 лет практически не исследованы.