Взгляд изнутри пузыря

В течение 38 лет я работал в мире, где царили правила секретности. Знание классифицировалось, и право на получение этого знания определялось необходимостью иметь его. Служила ли эта система полезной цели? Однозначно, да. Она существовала для того, чтобы защищать — вечно, если потребуется, — подлинность источников, человеческих и технических, которые предоставляли разведданные, способствовавшие созданию эффективной оборонной внешней политики и политики национальной безопасности. Служила ли, в свою очередь, эта цель общественным интересам и интересам отдельных граждан? Было бы сложно утверждать, что нет, особенно тогда, когда всеобщей угрозой, которой эти политики были призваны противостоять, во время моей карьеры было, главным образом, ядерное уничтожение. Почему сегодня мы так очевидно сомневаемся в том, что правительству необходима секретность? Почему те, кто оспаривают необходимость секретности, изображаются некоторыми как герои? Разоблачитель или предатель? Мнения разделились.

Сегодня на принятие общественностью права правительства на сокрытие информации от своих граждан негативно влияют два фактора.

Во-первых, влияние правительства было ослаблено благодаря использованию Интернета и мобильной связи. Постоянный доступ к глобальной сети сделал каждого из нас потенциально влиятельным в той мере, в какой это невозможно было представить поколение назад. Наша естественная склонность к тому, чтобы задавать вопросы, сомневаться и сравнивать, была подкреплена огромными возможностями. При этом они предоставляются абсолютно всем без разбора. Наиболее бескомпромиссные экстремисты сейчас имеют безграничные возможности для того, чтобы их голос был услышан и чтобы разыскать тех, кто может симпатизировать их взглядам. В результате, в руках Джулианов Ассанжей или Эдвардов Сноуденов оказывается глобальный рупор, многократно усиленный СМИ. С сегодняшними технологическими инструментами они могут получить доступ к областям, куда они даже и помыслить не могли забрести раньше. В защите «ограниченности доступа к служебной информации» государства все еще слишком много дыр.

Во-вторых, добавьте к этой смеси нашу страсть к защите прав человека, которая иногда осуществляется за счет интересов общества (вспомните месяцы судебных разбирательств, прежде чем Абу Катада смогли депортировать из Соединенного Королевства в Иорданию), и вы начнете понимать, почему право правительства на секретность своей деятельности — всегда беззащитное в демократическом государстве и всегда нуждающееся в опеке — находится в невыгодных условиях. Кроме того, нынешние гражданские настроения полностью ориентированы на прозрачность, а потому толкают общественное мнение в противоположном направлении. Неудивительно поэтому, что сохранение секретности деятельности правительства непопулярно и всячески старается оправдать себя.

Новые угрозы национальной безопасности уже не ограничиваются конкурирующими интересами национальных государств. Методы противостояния этим угрозам — это уже не сдерживание и не разработка и создание надежных систем вооружения. Конфликты уже давно начали терять свои границы. Они могут настигнуть нас изнутри общества. Когда угрозой становятся наши соседи, они пользуются теми же преимуществами, что и мы. Найти и выследить их поэтому крайне трудно, это задача для государства, которую, как многие из нас думают, нужно осуществлять методично, а не предоставлять дело случаю. Она требует создания возможности тщательно просеивать огромный информационный след, которую наш корабль жизни оставляет после себя. Если есть другой способ сделать это, то до него еще никто не додумался.

Худшее, возможно, еще впереди, а возможно, не произойдет никогда, но когда мы знаем, что террористы исследовали вирусы, ядерные и радиологические вещества, химикаты, воздушные аппараты, средства передвижения и просто взрывчатые вещества и используют эти знания в конструировании своего оружия, противодействие угрозам требует, чтобы наши мелкоячейные сети раскидывались широко.

Большой Брат

Каждый из нас испытывает инстинктивную неприязнь к Большому Брату. Я прожил четыре года (пусть даже и как западный дипломат) в коммунистической Чехословакии. Наблюдать контроль и давление, которое подобное правительство оказывало на каждый аспект повседневной жизни любого гражданина, было очень тревожно. Преследовал постоянный страх проснуться и обнаружить, что тебя поймали и ты не можешь уйти. Никому из нас не хочется, чтобы за ним наблюдали, следили или подслушивали. И, в идеале, ни с одним из нас, если мы соблюдаем законы, этого не должно произойти. Наши законы, защищающие нас от подобного, обычно хорошо отлажены. Тем не менее, нам не нужно быть настолько либертарианцами, чтобы отрицать право правительства осуществлять такое массовое наблюдение и поиск, о котором я рассказывал. В тот момент, когда государство не справится со своей задачей защиты граждан, в ход будет пущена политическая машина по поиску виноватого. В конце концов, виновный должен быть найден.

Что-то пошло не так в попытке сохранить хрупкий баланс межу секретностью и безопасностью, и я бы предположил, что причина — в потере доверия к избранным политикам. Мы относимся к ним с недоверием и подозреваем, что предоставление им слишком большой свободы действий неизбежно приведет к злоупотреблениям. Потеря доверия, разумеется, имеет много причин. Однако в данном случае причина — это утрата правительством моральных обоснований методов, которые применяются для решения проблемы экстремистского терроризма. Когда правительство США действует на грани закона и когда даже юристы сомневаются в законности его действий, как мы можем ожидать, что правительство останется в рамках закона и будет уважать права граждан там, где это может быть скрыто за толстой броней секретности?

Некоторые люди моей профессии по умолчанию предоставляют государству презумпцию невиновности, но я хорошо понимаю нынешнее общее нежелание делать это и логически вытекающий из этого шквал негодования в отношении действий правительства, которые разоблачил Сноуден. Моральная правота, разумеется, есть у обеих сторон спора. Правительство знает, что это тяжелая работа, и оно верит, что выполняет эту работу в интересах общества. Однако составляющие это общество люди хотят больше прозрачности в том, что делается ради них, а также дополнительных гарантий, что в процессе выполнения этой работы их право на частную жизнь не попирается властолюбивым государством. Более того, правительство также знает, что это область, где прозрачность невозможна. Слишком подробные объяснения по поводу его возможностей будут самоубийственны, делая эти самые возможности менее эффективными.

Укрепление доверия

На последних стадиях Холодной войны, когда переговорам о разоружении мешало отсутствие взаимного доверия, «меры по укреплению доверия» были тем самым инструментом, который использовался для предотвращения провала переговоров. В прошлом у нас был такой тип гражданского соглашения, который допускал обширные зоны правительственной секретности, потому что граждане верили, что этим никто не воспользуется в дурных целях. Сегодня очевидно, что это соглашение нарушено. Возможно, нам нужен новый набор мер по укреплению доверия. И они не могут быть разработаны политиками — самой главной причиной нашего недоверия в данный момент.

Ответом может быть некая независимая проверка секретной деятельности правительства, которая будет убедительно, при этом не раскрывая детали, рассказывать гражданам о том, что делается ради них. Однако совершенно ясно, что, если мы будем требовать полной прозрачности и настаивать на неприкосновенности наших частных прав, мы рано или поздно пожалеем об этом. Произойдет нечто хуже 11 сентября. Террористы не оставили свои попытки: вспомните ужасный взрыв бомбы во время Бостонского марафона в этом году. По большей части, мы просто стали лучше останавливать их, но мы платим за это немалую цену. Нас нужно убедить в том, что эта цена оправданна, а в данный момент слишком многие из нас в этом не уверены.

Источник: World Policy Institute