Пол Кругман
Кризис еврократов
Экономические ставки Европы требуют политической проницательности.
© Charles Clegg
Сто лет назад Европу разодрала на части Великая война. Это были четыре года не виданных никогда прежде в истории смертей и разрушений. Спустя четверть века Европа погрузилась в ту же тьму, и прежде Великая война была названа Первой мировой войной.
Но все это дела давно минувших дней. Трудно представить себе войну в сегодняшней Европе, объединенной вокруг демократических ценностей и сделавшей важные шаги к политическому единству. Я пишу эти строки, когда по всей Европе проводятся выборы не в национальные органы управления, а в Европарламент. Конечно, этот парламент имеет очень ограниченные полномочия, но само его существование — торжество европейской идеи.
Но волнует другое: слишком большая доля голосов достанется, по всей видимости, правым экстремистам, враждебно настроенным по отношению к тем самым ценностям, которые сделали эти выборы возможными. Скажем иначе: среди главных победителей европейских выборов будут люди, принимающие сторону Владимира Путина в украинском кризисе.
Действительно, европейский проект — мир, обеспеченный демократией и процветанием, — переживает не лучшие времена. На континенте по-прежнему царит мир, но мы все больше удаляемся от процветания и, что менее заметно, от демократии. А если Европа сделает неверный шаг, это будет бедой не только для самой Европы, но и для всего мира.
Почему Европа находится в трудном положении?
Главная проблема — слабость экономических достижений. Евро, единая валюта Европы, должен был стать кульминацией экономической интеграции континента. Но евро, наоборот, стал ловушкой для всей экономики. Вначале была опасная самонадеянность, поскольку инвесторы закачивали огромные суммы денег в Южную Европу, пренебрегая любыми рисками. Затем, когда бум сменился спадом, страны-должники оказались связанными по рукам и ногам, неспособными восстановить утраченную конкурентоспособность, избежав при этом тяжелого кризиса и роста безработицы.
Проблемы, связанные с евро, усугубились неправильными политическими действиями. Вопреки очевидности, европейские лидеры настаивали и продолжают настаивать, что кризис был вызван финансовой безответственностью стран, и ввели жесткие экономические меры, которые ухудшают и без того ужасную ситуацию.
Но хорошая новость, если еще можно говорить о хороших новостях, в том, что, несмотря на все ошибки, евро все еще держится, на удивление многих аналитиков, и меня в том числе, ожидавших краха всей системы. Откуда такая стойкость? Частично это можно объяснить тем, что Европейский центральный банк успокоил рынки, пообещав сделать для спасения евро все возможное («чего бы это ни стоило»), вплоть до скупки государственных ценных бумаг, чтобы удержать процентные ставки от слишком высокого роста. Кроме того, европейская элита сохраняет свою глубокую приверженность европейскому проекту, и пока ни одно правительство не изъявило желание «выйти из рядов» объединенной Европы.
Однако ценой этой сплоченности элит является растущая дистанция между правительствами и гражданами. Смыкая ряды, элита, по сути, сделала все, чтобы заглушить любые умеренные голоса, отступающие от политической ортодоксии. И это отсутствие умеренного инакомыслия открыло ворота для таких групп, как Национальный фронт во Франции, чей наиболее вероятный кандидат в Европейский парламент осуждает «технократическую элиту, прислуживающую американской и европейской финансовой олигархии».
Горькая ирония ситуации состоит в том, что европейская элита на самом деле не технократична. Создание евро было политическим и идеологическим решением, а не следствием тщательного экономического анализа (экономисты всегда предупреждали, что Европа не готова к единой валюте). То же самое можно сказать и о введении жестких экономических мер: все экономические исследования, обосновывавшие необходимость такого поворота, были признаны неубедительными, но политика жесткой экономии не изменилась.
А привычка европейских элит маскировать идеологию экспертным знанием, притворяясь, что они принимают только «необходимые меры», создала дефицит легитимности. Влияние элит зиждется на презумпции высшей экспертизы; когда подобные претензии на экспертное знание оказываются ничем не обеспеченными, им уже нечем прикрыть отсутствие планов на будущее.
До сих пор, как я уже сказал, элитам удавалось держать все под контролем. Но мы не знаем, как долго это может продолжаться, когда очень опасные люди ждут своего часа, чтобы показаться из-за кулис.
Если нам повезет — и если чиновники Европейского центрального банка, более похожие на истинных технократов, чем прочая европейская элита, будут достаточно смело действовать против растущей угрозы дефляции — мы сможем увидеть некоторое ощутимое оздоровление экономики в ближайшие несколько лет. Это, в свою очередь, даст нам возможность вздохнуть, а также предоставит шанс вернуть весь европейский проект в русло поступательного развития.
Однако одного только оздоровления экономики будет недостаточно — европейская элита должна вспомнить, ради чего затеян весь проект. Страшно видеть, что так много европейцев отвергают демократические ценности; но, как минимум, часть вины лежит на чиновниках, которые, видимо, больше заинтересованы в ценовой стабильности и финансовой честности, чем в демократии. Современная Европа стоит на благородной идее, но этой идее сейчас нужно больше защитников.
Источник: The New York Times
Комментарии