Запахи прошлого: исторические перспективы обоняния

Reinarz J. Past Scents: Historical Perspectives on Smell. — Chicago, IL: University of Illinois Press, 2014.

В предисловии к вышедшему в 1996 году переводу основополагающего труда по истории запаха, книги Алена Корбена «Миазм и Нарцисс» [1982], Рой Портер жаловался, что «в наши дни история пропиталась запахами» [1]. Как показывает Джонатан Рейнарц в историческом обзоре последних работ по истории обоняния, историки с энтузиазмом откликнулись на сетования Портера. В последние несколько лет состоялся целый ряд конференций по истории чувств, включая чувство обоняния, в связи с такими темами как религия, декаданс и местный быт в различные исторические периоды [2]. Книга «Запахи прошлого», состоящая из введения, шести глав, посвященных различным вопросам, и заключения с перспективами дальнейших исследований, пытается связать вместе некоторые из тем, обозначившихся в нынешней науке о запахах в культуре.

Во введении Рейнарц перечисляет причины, по которым в гуманитарных науках возник повышенный интерес к обонянию, особенно после появления труда Корбена. В частности, он обращает внимание на одно из главных для историков достоинств запаха: они могут видеть в нем не только совокупность исторических фактов, но и точки пересечения с различными «культурными и социальными локализациями, опытами, ролями и функциями». Запах ведет себя столь необычно, что позволяет по-новому взглянуть на давние дискуссии — и это еще одна сильная сторона истории чувств (с. 3–4). Прежде чем перейти к перечислению задач исследования, Рейнарц кратко замечает, что запахи были недооценены историками, несмотря на то, что в истории отношение медицины и философии к обонянию менялось. Этот раздел книги очень важен для дальнейшего изложения: перед нами полезная выжимка знаний о «способах обоняния» от Гиппократа до современной нейронауки. Здесь было бы полезно напрямую сказать о парадоксальности разрыва между откровенной недооценкой обоняния в интеллектуальной и эстетической мысли и постоянным обращением к запахам в самых различных интеллектуальных и социальных контекстах. Несомненно, книга Рейнарца удачно показывает, что все эти нарративы недооценки если не совершенно неуместны, то, по крайней мере, никак не соотносятся с постоянным обращением к запахам во множестве социальных ситуаций.

Шесть глав, составляющие основное содержание книги, включают, соответственно, такие вопросы, как «религия и обоняние», «парфюмерное производство», «раса и обоняние», «гендер и обоняние», «класс и обоняние», «обоняние в большом городе».

В первой главе речь идет об отношении религии к обонянию, прежде всего через призму труда Сьюзен Харви о восприятии запахов в раннем христианстве. Рейнарц сначала обсуждает жертвенные благовония, воскурения и благоухание святости. Он проводит удачное разграничение, требуя отдельно обсуждать воскурение как жертвоприношение и воскурение как знак присутствия божества. Далее он переходит к зловонию, включая запах ада и употребление нечистот участниками иконоборческих восстаний. В конце главы речь идет о благочестивой критике парфюмерии как формы роскоши. Рейнарц завершает главу выводом, что запах «позволял отделить достохвальное от осуждаемого, хотя не всегда напрямую» (p. 50). Иногда гной от ран оказывался более свят, чем самые сладостные ароматы.

Во второй главе гораздо больше говорится о парфюмерном производстве, нежели о пользовании духами. Рейнарц рассматривает изменение технологий и сырья для производства парфюмерии: от мацерации, анфлеража и дистилляции до современной синтетической химии, и от пудры и помады до пульверизаторов и спреев. В данной главе говорится о первоначальном использовании парфюмерии египтянами и другими древними народами, о воскурении мирры, благовоний и камфары и далее о сотрудничестве парфюмеров и аптекарей в городах Средних веков и раннего Нового времени. Последний раздел этого исторического обзора сосредоточен на росте глобальной парфюмерной индустрии в ХХ веке, появлении таких крупных домов, как Шанель и Герлен. Обсуждение упаковки и тары — прекрасное дополнение, позволяющее соединить запах с материальной культурой; кроме того, Рейнарц проработал огромное число опубликованных биографий знаменитых парфюмеров XIX и ХХ века. Здесь нужна только одна поправка. Рейнарц ссылается на «историю», составленную Шарлем Лилли в 1822 году. На самом деле эта книга, «Британский парфюмер», представляет собой собранные под одной обложкой рецепты и описания парфюмерных материалов из рукописей, оставшихся после смерти Лилли в 1740 году Рейнарц завершает эту главу занимательными предположениями о том, что нынешний интерес к ароматерапии свидетельствует о воле к «возвращению запахов» в нашу жизнь (p. 82). Аргументация всегда строится на том, что можно ощутить: включая ту идею, что экзотическое было одомашнено благодаря тому, что вообще ароматы стали доступны более широким слоям населения. (p. 84).

Третья глава, «Благоухающие другие», фокусируется на отношении расы и запаха. Рейнарц вновь выдвигает предположение, что запах «стал играть гораздо менее важную роль в европейском обществе современной эпохи», и именно такое развитие событий привело к обесцениванию ароматов и парфюмерных традиций других рас (p. 85). Как мы уже отмечали раньше, здесь сложно переплелись нарративы: способность почувствовать запах другого напрямую зависела от европейского носа. Тем не менее, Рейнарцу удается дать ряд важных замечаний о привычке путешественников описывать свою собственную социальную группу как ничем не пахнущую, (p. 88) равно как и о том, что местное население воспринимало запах «западных людей» как неприятный (p. 91). Обсуждая еду и ее связь с запахами разных рас, прежде всего, в контексте антисемитизма, Рейнарц делает основной упор на те культурные и средовые факторы, которые сыграли важнейшую роль в создании концепции «запаха расы» (pp. 91–99). Далее в этой главе обсуждаются исследование Конни Чан о китайской рыбной промышленности начала двадцатого века в США и исследование Марка Смита о расе и чувственности в Америке девятнадцатого века. (pp. 103–106). Чан показывает, как запахи китайской промышленности, особенно запах сушеной рыбы, стали ассоциироваться с расовой принадлежностью, тогда как Смит говорит о том, что запах иногда может срабатывать как главный признак «черного» человека. Например, в 1896 году Гомер Плесси, «на вид белый человек», «пах как черный» и потому был посажен в купе с черными (p. 105).

В последнем разделе этой главы — об «альтернативных культурах обоняния» — цитируются некоторые антропологические труды об обонянии в незападных культурах. Такая междисциплинарность в последнее время стала ярлыком всего парфюмерно-мыслящего гуманитарного знания, но полезно бы было привязать полученные открытия к исторической специфике вопросов: в этом разделе не учитывается разноприродность временных и географических различий, что усложняет проверку выводов (pp. 107–110). В заключении Рейнарц отмечает, что «в иррациональном мире расистской политики иностранцы всегда будут считаться вонючими и потенциально заразными» (p. 111). Именно такое впечатление создается после прочтения главы, однако необходимо учитывать, что были и потенциально экзотические иностранцы и расы, которые тогда вызывали ассоциации с более приятными ароматами. Например, индейцы Нового света сначала запомнились своей чистотой и сладко пахнущими телами, и только в восемнадцатом веке стали говорить о смрадных индейцах [3].

Очень удачна четвертая глава: подробное обсуждение гендера в его отношении к парфюмерии — удивительно, что об этом так мало было написано прежде. Рейнарц отмечает, что гендер изменил саму историографию ароматов: в ранней историографии вопроса появилось искусственное и крайне поверхностное разделение между женщинами как пользователями парфюмерии и мужчинами как технологами, гениями современной синтетической парфюмерии (p. 113). Конечно, идея, что женщина становилась заложницей «мужского носа», как и «мужского взгляда», нуждается в дальнейшем развитии (p. 114). Дальнейшая дискуссия о ведьмах и проститутках позволяет провести интересную параллель между густым запахом женского тела и дурным запахом с точки зрения санитарной политики (pp. 117–123).

В то время как большая часть историков, прежде всего Констанс Классен, изучали запах желанных в том или ином смысле женщин, от святых до проституток, гораздо важнее было бы изучить до сих пор малоизученный вопрос об отношении между мужественностью и обонянием. Ассоциация парфюма с женственностью на различных исторических этапах вовсе не означала, что запах парфюмерии непременно считался «гомосексуальным запахом» до сих пор малоизученный потому что связь между женственностью и гомосексуальностью всегда была проблемной и неоднозначной (133–135, 141–142). Исходя из этого, можно считать очень важным призыв Рейнарца к подробному исследованию того, как именно женщины «чувствовали» и «обоняли» мужчин в разные времена. Женщины не глухи к мужским запахам. Например, в восемнадцатом веке женщины жаловались, что одежда их мужей пропахла табаком. Достойная задача — вернуть женский нюх в историографию, в которой до сих пор правили мужские носы (p. 143).

Рейнарц блестяще умеет встроить собственные выводы в перспективу этой книги. В пятой главе, посвященной классовому характеру запаха, исследуется культура французских королевских парфюмеров, изменение практик гигиены, и упоминается исследование Дженис Карлиль об обонянии в викторианских романах [Common Scents: Comparative Encounters in High-Victorian Fiction], чтобы показать, насколько «едва уловимый аромат» мог значить больше, чем «весь внешний блеск» для подтверждения социального статуса и принадлежности к определенной социальной группе (p. 167). Но самая оригинальная перспектива, которая стала возможна благодаря тщательным исследованиям предшественников — это исследование Рейнарца о том, как принюхивались различные эксперты, включая чайных инспекторов и солодовников. Последние учились отличать плохой солод, пахнущий гнилыми яблоками, от «необычно тонкого запаха» хорошего солода, который, как они говорили, пахнет как огурец (pp. 171–172). В такой перспективе становится очевидно, почему Рейнарц в своем исследовании классовых запахов не ограничился нюхом гигиенистов среднего класса и занялся исследованием воззрений низших классов на искусственные ароматы.

Следующая глава о чувствах в большом городе, последняя тематическая, помещает в центр внимания историю санитарии и охраны здоровья. Историография, исследующая городские запахи, только недавно перестала ограничиваться только запахом фекалий и трупов [4]. Рейнарц в начале главы ссылается на исследование Корбена о парижском общественном работнике здравоохранения Жане-Ноэле Алле. Здесь нужно немного поправить автора: как доказал Марк Дженнер, вопреки утверждениям Корбена и Рейнарза, Алле указывал на значение и других стимулов восприятия помимо запаха; давая описание загрязненных берегов Сены, он упоминал различные чувства, говорил и об особенностях окраски, и о плотности грязи (p. 177) [5]. Рейнарц считает, что определяющей была новая «гиперчувствительность к дурному запаху» и исчезновение терпимости к зловонию, что, как доказывает историография санитарии, сопровождало «развитие государства современного типа и осуществляемые им санитарные меры» (pp. 178–179). В конце главы борьба за санитарную чистоту исследуется под другим углом, с учетом ее роли в сегрегации и уничижении иммигрантских сообществ в европейских городах и подчинявшихся колониальному праву групп в новом мире (pp. 196–203).

Хотя в центре внимания Рейнарца находится санитария, к его несомненным удачам нужно отнести также сравнение городских и сельских запахов — хотя во многих культурах прошлого эти запахи непременно сравнивались, во многих работах об обонянии рассматриваются почти исключительно городские запахи (p. 180). Лучше всего исследована граница между «современным» страхом перед зловонием в дискурсе санитарии и более ранними попытками создать чистые и прекрасные города. Рейнарц не устает сравнивать эти две эпохи: за цитатой санитарного врача XIX века Эдвина Чедвига следует цитата злорадного психоаналитика Доминика Лапорта, чья «История испражнений» отсчитывает историю сантехники не от «викторианских улучшений» и «санитарного надзора», но уже с XVI века (pp. 188–189) [6]. На следующей странице мы переносимся от Чедвика в Ренессансную Италию и вновь — обратно. Рейнарц совершенно прав, когда указывает, что о санитарных условиях заботились и до XIX века, показывая, что можно найти отсылки к запахам не только в текстах, вошедших в канон истории обоняния. Если санитарный контроль действительно был вехой в изменившемся восприятии запаха, тем тщательнее нужно объяснять, с чем были связаны более ранние страхи перед вонью, осознанные или неосознанные, и какую роль они сыграли в санитарном дискурсе и маркировании «буржуазной» идентичности.

Заключение, озаглавленное «Не только миазмы и нарцисс» (pp. 209–218), отдает дань важнейшему труду Корбена, который и позволяет правильно ставить вопросы при исследовании запахов прошлого. Рейнарц подробно говорит об остающихся пока белых пятнах в науке о запахах, временных и географических (p. 217). Также он призывает не ограничиваться только миазмами и благовониями, но искать более сложные запахи (p. 210). Книга «Запахи прошлого» демонстрирует, сколь важную работу проделали многие исследователи, показавшие, сколь по-разному относились к запахам и обонянию в различных временных и географических контекстах. Поэтому, несмотря на все призывы к глобальным историям всех пяти чувств, нужно продолжать создавать труды по локальным запахам. Также книга заставляет задуматься о том, каковы границы нарративов об изменяющихся запахах, и как именно можно писать историю запахов после Корбена. Конечно, «фрагментарность литературных источников», о которой Рейнарц говорит в предисловии, не позволяет вполне восстановить эти нарративы и их смену, заставляя говорить только об общих «перспективах», как это и заявлено в заглавии (p. 3). Но даже если, как недавно доказывал Марк Дженнер, «любой дезодорант — это тоже парфюмерная кодировка», в какой мере говорят о культуре запахов тексты, подробно описывающие новоевропейский проект дезодорирования, избавления цивилизации от запахов (p. 23) [7]? Синтетический характер рассуждений в книге позволяет глубоко задуматься об этих вещах.

Книга вполне может быть доступна широкой аудитории, хотя Рейнарц и признает, что не смог детально разработать все «разрозненные теоретические перспективы», которые он синтезировал (p. 2). Но, пожалуй, было бы полезно как во введении, так и в основной части книги подробнее сказать о тех теоретических и критических инструментах и предпосылках, которые в ходу у историков запахов. Последние работы по обонянию опираются на различные теоретические труды по телесности, материальной культуре и языку, включая таких авторов, как Пьер Бурдье, Мишель де Серто и Джудит Батлер. Рецензируемой книге пошло бы только на пользу обсуждение всей этой теоретически насыщенной литературы, и синтез одновременно стал бы лучшим поводом рассмотреть значимость всей этой литературы для исследований по теме.

Рост в последнее время числа исследований, посвященных чувственным, и в частности пахучим элементам социальной истории — одновременно помощь и проблема для книги Рейнарца. В прошедшие эпохи, уже после замечаний Портера, для изучения роли запахов было сделано немало, включая труд Сьюзен Харви о воскурениях в раннем христианстве, историю парфюмерии в Англии раннего Нового времени, написанную Холли Даген, и блестящую книгу Джеймса МакХая о запахе в индийской духовной культуре. Все эти труды получают в книге Рейнарца тщательное и продуктивное обсуждение. История обоняния действительно уже стала междисциплинарной по методу, и «Запахи прошлого» могут считаться полезным введением как для историков, которые еще не настроили свой нос на историческую осмологию, так и для представителей других дисциплин, где нужно держать в уме изготовление благовоний, чтобы придать выводам большую историчность. Именно ради этой последней задачи рецензируемая книга и пытается синтезировать существующие знания по вопросу, и библиография основных работ в конце книги — важное и нужное дополнение к ссылкам в сносках.

Эта область знания развивается стремительно, так что и синтез здесь может быть достигнут скорее, чем в более почтенных отраслях исследования. Когда книга Рейнарца была в печати, Ники Халлетт опубликовала глубокомысленное исследование религии и чувственности в одном кармелитском монастыре, а уже в этом году выходят труды об обонянии в античной истории и шеститомная история чувств [8]. Читатель уже догадался, что высказанная здесь критика можно отнести ко многим хорошим трудам, претендующим на синтез. «Запахи прошлого» подводят ясный итог многим историческим заходам в изучении запаха. Но важнее то, что перед историками вырисовывается и множество новых исторических перспектив, которые изучают чувственность прошлого. Архивы документов, посвященных жизни женщин и жизни низших классов, еще ждут своих исследователей. Рейнарц внушает нам, что нужны новые книги о запахах и обонянии в различные периоды, в Европе и вне Европы, и указывает направление дальнейших исследований по запахам прошлого.

Примечания

↑1. Corbin A. The Foul and the Fragrant: Odour and the French Social Imagination. — London, 1996, p. v.

↑2. Список конференций последнего времени: http://www.sensorystudies.org/events-of-note/

↑3. Brown K. Foul Bodies: Cleanliness in Early America — New Haven, CT, 2011. Pp. 156–157.

↑4. Попытка изучить и другие запахи городского пространства: Tullett W. The macaroni’s “Ambrosial Essences”: perfume, identity and public space in eighteenth-century England // Journal for Eighteenth-Century Studies. 2014, early view online http://onlinelibrary.wiley.com/doi/10.1111/1754-0208.12177/abstract)

↑5. Jenner M. Follow your nose? Smell, smelling, and their histories // The American Historical Review, 116 (2011), 350.

↑6. Laporte D. The History of Shit. — Trans. Nadia Benabid and Rodolphe el-Khoury. — London, 2000. Pp. 65–66.

↑7. Jenner M. Civilization and deodorization? Smell in Early Modern English culture // Civil Histories: Essays Presented to Sir Keith Thomas. — Ed. Peter Burke, Brian Harrison and Paul Slack. — Oxford, 2001. P. 144.

↑8. Hallett N. The Senses in Religious Communities, 1600–1800: Early Modern ‘Convents of Pleasure’ (Farnham, 2013); Smell and the Ancient Senses, ed. Mark Bradley (Durham, в печати, 2014), A Cultural History of the Senses, ed. Constance Classen (6 vols., London, в печати, 2014).

Источник: Reviews in History