Русский Бегемот и русский Левиафан

Полемика нас — ворья, просмотревшего хакерский «Левиафан», — наводит на мысли, почти безотносительные к фильму. О нарисовавшемся за эти дни неполитическом различии русских типов. Или различных версий русскости. Назову их для простоты Бегемот и Левиафан.

Бегемот со страхом и возмущением относится к опыту зла, и тем более к его обдумыванию. Он не готов глядеть на «все это» в упор. И есть Левиафан, тот, кто не мыслит ни русской идентичности, ни русского здравого смысла без диалогов с горестным опытом зла.

Дело не в психологии: люди обоих типов бывают истеричны и бывают рассудительны. И это не отличие радикала от консерватора, кочевника от пахаря-мужика, революционера от охранителя. Различие здесь вообще не в образе действий, а в манере наведения на резкость. Оно вне морали и редко соотносится с поведением. (Не исключено, однако, что его можно соотнести с различением Г.С. Померанца между т.н. «открытым» и «закрытым» русскими типами.)

Для Бегемота из А вытекает Б, однозначно! Из Б следует В — в таком порядке, а там, где он неразличим, пора бить тревогу, предположив козни врага. Из добра вытекает одно добро, за благом бредет благо, но и зло столь же планово выводят из прошлого зла, разъясняя им все последующее. Жертвы при этом не жертвы, они случайны. Они являются «досадными опечатками», приметой недоработки судебно-следственных и сыскных органов — «недорубом» палача.

Левиафан настаивает на том, что изначально «А и Б сидели на трубе». Лишь после того, как А упало, куда-то пропало Б, осталось загадочное И — неизвестно к чему относящееся. Без опыта падений и пропаж нет азов русской жизни. Нет вообще никакого опыта, и не может быть. Стабильный ландшафт для Левиафана — промежуточный итог кровавой истории либо декорация, потемкинская деревня. «Кубанские казаки» не просто лживы, эти картонные дурилки — западня для простаков. Их в конце концов занесет на Донбасс, откуда они не будут знать, как выбраться, — и станут звать «Искандеры». Музоперетка станет кровавой.

Нет способа примирить Бегемота с Левиафаном. Они живут мирно лишь при отливе, в лужицах исторических пауз. Да, есть русская мечта о мирной жизни вне опыта, а значит, и испытания. Пустынная русская мечта, о которой писал Мандельштам. Но для этой мечты нет оснований: все наши храмы стояли и стоят на кровавых землях и окружены кладбищами каждый.

Сидя в одном кинозале, Бегемоты и Левиафаны видят разное кино. А выйдя, попадают в разные России с разной историей. Только русский опыт набора высоты и падения во зло образует шанс русской общности. Гитлер жестоко унифицировал Германию, но не создал немецкой нации. Немецкая нация возникла потом, вокруг опыта немецкой катастрофы, в тесноте урезанных территорий ФРГ Аденауэра и Брандта. В ГДР же немецкость не возникла из-за отказа мыслить немецкий опыт. Оттого развеселая эстрада социалистической Германии, нередкая на советском телеэкране, рано или поздно в любой компании вызывала реплику: «Гляди — веселятся фрицы, как при Гитлере».

Но у РФ и так не выйдет, как в ГДР. Нам не дано веселиться, как при Сталине, — и мы веселимся, как в ГДР, гогоча в попугайских фраках, на сцене, под которую закатан опыт исторического зла. Возврата которого страшимся и ждем каждый день.

Только это уже нечто большее, чем различие русских типов по Федотову или Померанцу. Это прощание двух Россий.

14 января 2015 г.