Бадью и Платон: воспитание истинами

Рецензия на книгу А.Дж. Бартлетта «Бадью и Платон: воспитание истинами» (Bartlett A.J. Badiou and Plato: An Education by Truths. Edinburgh University Press, 2011. 248 p.).

Данная книга являет собой настоящий tour de force. А.Дж. Бартлетт изящно и тонко анализирует идеи Сократа и Платона — или же «Платократа», как он называет героя диалогов, — с опорой на философскую программу А. Бадью. Результатом стало оригинальное и убедительное исследование философии Платона, порвавшее с общепринятыми прочтениями диалогов, — наиболее интересна в этом отношении полемика с Грегори Властосом, развернутая в пятой главе. При этом анализ Бартлетта выходит далеко за рамки сравнения и противопоставления и, действительно, раскрывает новые смыслы, таящиеся в диалогах Платона. На самом деле, сопоставление Бадью и Платона вовсе не случайно. Известно, что Бадью называет свою философию «платонизмом множеств», а свою главную книгу «Бытие и событие» рассматривает как реализацию данного проекта, смысл которого заключается не в возвращении к Платону, а в разработке его идей [1]. Также следует обратить внимание на «сверхперевод» на французский язык, которому Бадью подверг «Государство» Платона и который теперь стал доступен на английском языке [2].

Но у этой книги есть еще один, не менее важный, аспект. Возможно, не только меня занимает вопрос, каким образом абстрактные категории «Бытия и события» могут найти реальное применение? И если кто-то испытывает потребность в иллюстрации системы Бадью и хочет понять, как она работает в конкретных ситуациях, ему следует проштудировать эту книгу. В каждой главе Бартлетт последовательно называет элементы системы Бадью, анализирует их, а затем с удивительной точностью применяет к конкретным аспектам философии Платона, одновременно внося ясность в саму систему «Бытия и события».

Центральное место в исследовании Бартлетта занимает вопрос о том, какой смысл имела для Сократа его «позиция» заступника и поборника такой важной идеи, как идея необходимости «воспитывать на истинах». Эта идея ставит Сократа в оппозицию не только к софистам — что естественно, — но и к самому общественному порядку. На самом деле, «оппозиция» — не совсем верное слово, т.к., по мнению Бартлетта, изгнание Сократа было самым радикальным, вплоть до того, что имя Сократа должно было стать невидимым для государства, даже запретным, на основании того простого факта, что Сократ настойчиво стремился воспитывать на истинах, а не учить или обучать, как делали софисты.

Бартлетт соглашается с платоновским тезисом о том, что обучение должно быть воспитанием на истинах; причем последнее он понимает не просто как отказ от основания философского дискурса на привычном воспитании. Бартлетт приходит к еще более спорному тезису о необходимости найти за пределами философии другой язык, а именно язык математики, который мог бы лечь в основание самой философии.

В каждой главе затрагивается тот или иной аспект философии Платона, разрабатываемый с помощью ключевых понятий Бадью, ставших заголовками шести глав книги: Государство, Место, Событие/Интервенция, Верность, Субъект, Родовая процедура. В результате мы получаем подробную экспликацию ключевых тезисов Бадью, а также новую интерпретацию философских идей Платона. Названия глав предполагают, что обсуждение Платона служит трамплином для толкования философии Бадью, но это верно лишь отчасти, т.к. в каждой главе происходит тонкое переплетение философских сюжетов Платона и Бадью, по отношению к которым, как в вопросе о курице и яйце, становится сложно определить, что первично.

Введение — «Траектория» — задает две ведущие темы всего исследования: во-первых, любое обучение, порождающее мышление в истинном смысле этого слова, является антитезой так называемой образовательной деятельности государства. По мнению Бартлетта, сегодня эта тема так же актуальна, как и во времена Платона; и это одна из причин, почему философия Бадью может быть названа «современным платонизмом». Вторая ведущая тема заключается в том, что, применяя понятия Бадью к философии Платона, мы тем самым осуществляем их возврат к истокам и подтверждаем имманентность мысли Бадью философии Платона.

Глава 1, «Государство», начинается с Апологии, где утверждается, что софистами являются не только отдельные граждане, но и само государство, не признающее существование того, о чем оно не знает или не может знать. Это как раз то, что и делает Сократа чужаком, абсолютным чужаком, тем более опасным, что он остается гражданином города. Изгнание Сократа из города как чужака и невежды Бартлетт рассматривает в терминах философии Бадью и с точки зрения исторической ситуации в целом, а также сквозь призму данной конкретной ситуации Афин времен Сократа. Глава содержит довольно формальное обсуждение типичных ситуаций (природных, нейтральных и исторических). Ситуация Афин описывается как историческая, потому что обнаруживает «аномалию» (Сократа), которая не может быть представлена в терминах государства или внутри него, потому что для государства знание всегда принимает форму видимости.

В Главе 2 «Место» Бартлетт продолжает расшифровывать мысль Бадью. «Место» или «место события» — это локус ситуации, которая представляет собой своего рода мост, или же точка нестабильности, элемент данной ситуации, а также координаты точки, в которой устойчивость ситуации подлежит распаду. С помощью ситуации, или внутри нее, место исключается из области представления. В философии Платона место — это воспитание. Бартлетт использует структурный анализ, чтобы доказать, что причиной изгнания Сократа, а также характерной чертой афинского общества было стремление защитить государство от пустоты, перед вызовом которой, благодаря Сократу, оно оказалось. Обращение Сократа к истине обнаруживает эту пустоту внутри государства, которое в ответ выносит ему смертный приговор. Хотя, по словам Сократа, благодаря упорному обращению к истине он стал простым посредником, а то, к чему он взывал, переживет его смерть.

Глава 3 «Событие/Интервенция» открывается толкованием этих двух ключевых понятий «Бытия и события». Бартлетта интересует «случайный характер» события, т.е. вопрос о том, что делает событие — которое может оказаться не более чем возможностью, случайным происшествием, — ключом к переменам. Само событие не несет в себе перемен. Чтобы произошли перемены, чтобы событие обрело «событийность», необходимо нечто большее — то, что Бадью называет «интервенцией». Опять же, Бартлетт проводит детальный анализ необходимых элементов или категорий интервенции. Затем, переходя к анализу события Сократа и интервенции, произведенной Платоном, и ссылаясь на аллегорию Пещеры, Бартлетт замечает, что спусковым крючком, запускающим действия человека или целого народа, может оказаться «неизбежная случайность».

Однако Бадью полагает, что «случайность» не может стать узловым пунктом, или же «событием», сама по себе; необходимо что-то еще. Таким образом, в Главе 4 Бартлетт производит детальный анализ всего необходимого для соблюдения «верности» событию, чтобы произошла трансформация. Затем он анализирует роль Платона в событии Сократа и рассматривает платоновский корпус как пересмотр его дела, имеющий целью вовсе не оправдание греческого философа. Напротив, Бартлетт считает, что Платон склонен признать вину Сократа в растлении — но в растлении коррумпированного государства. Отсюда можно сделать два вывода: софист — это не отдельный гражданин, а государство в целом, а верность Платона, стоящая вне и выше смерти Сократа, состоит в «бесконечном» обращении к Сократу, то есть в бесконечном дискурсе истины, который противостоит дискурсу государства.

Глава 5 посвящена критике довольно влиятельной интерпретации диалогов Платона, принадлежащей Грегори Властосу. Критика этого авторитетного прочтения Платона очень заострена, а ее основной аргумент заключается в том, что математический поворот в философии Платона не уводит прочь от Сократа, а свидетельствует о преемственности и указывает на «верность» Платона событию Сократа. Эта глава содержит краткий обзор всего, что было сказано в предыдущих главах по поводу философии Бадью, а также самый длинный экскурс в философию Платона, пусть и косвенный, — посредством разбора идей одного из самых знаменитых переводчиков диалогов Платона. Посему данная глава стоит особняком по отношению к остальным главам книги.

В заключительной главе подводятся итоги, а также анализируется категория «Родовой процедуры», которая является нам к самому концу книги «Бытие и событие». Бартлетт производит довольно сложную аналитику этого самого по себе достаточно запутанного вопроса. И Бартлетту удается ясно и логично осуществить, пользуясь выражением Бадью, «аналитику родовой процедуры».

Обращение Бартлетта к Платону через призму «Бытия и события» производит интересный и внезапный эффект пересмотра диалогов Платона. Уже по этой причине книга представляет большой интерес. В то же время в ней произведен строгий учет ключевых понятий и категорий «Бытия и события» и, хотя это ни в коем случае не путеводитель по философии А. Бадью, Бартлетту удается провести достаточно содержательный анализ непростой философии одного из самых значительных мыслителей современности.

Примечания

↑1. Being and Event / Trans. by O. Feltham. Polity, 2013.

↑2. La République de Platon. Fayard, 2012; Plato’s Republic: A Dialogue in 16 Chapters / Trans. by S. Spitzer, intro. by K. Reinhard. Columbia University Press, 2013.

Источник: Notre Dame Philosophical Reviews