Империй призрачных орлы

От редакции: С любезного разрешения автора мы публикуем два отрывка из новой книги протоирея Михаила Аксенова-Меерсона «Империй призрачных орлы» (Franc-Tireur USA, 2014).

Галицко-Русское благотворительное общество выходит в большую политику

От австрийского посла в Петербурге, конечно, не могли быть скрыты ни интерес царя к американской епархии, ни резонанс обращения в православие униатов в Америке среди русинов-униатов в Австро-Венгрии. Там-то галицко-русские патриоты, известные под именем «москвофилов», начали пропагандистскую кампанию, вторя закрытому «Славянскому веку» и энтузиастам Галицко-Русского благотворительного общества, на собраниях которого научно доказывалось, что Галиция… и в историческом, и в этнографическом отношениях «единая, неделимая Русь», со всею Россиею разделенная «лишь несчастными политическими обстоятельствами» [1]. Вероятно, чтобы исправить эти «несчастные политические обстоятельства», Русско-Галицийское благотворительное общество стало оказывать все большее влияние в Петербурге. На него прямо ссылается епископ Евлогий (Георгиевский) в бытность свою членом Думы (Второй и Третьей, 1907–1912) [2].

К этому времени означенное общество превратилось в политическую и церковную силу, совершенно непропорциональную декларируемым им скромным благотворительным целям. Среди членов общества и его подкомитетов были члены Святейшего Синода, два митрополита — Санкт-Петербургский и Киевский, пять членов Государственного Совета, такие влиятельные лица, как заместитель председателя Государственной думы, и несколько членов Совета Министров Императорского Двора [3]. Конечно, членство митрополитов можно было бы счесть почетной декорацией, которая могла бы пойти на пользу любой благотворительности. Однако присутствие министров Двора подчеркивало именно личную руку Государя в этом предприятии и то, что он пытается руководить этим обществом в обход собственного правительства. Это министерство объединяло все части придворного управления вне контроля Сената, Государственного Совета или какого бы то ни было другого высшего учреждения. Возглавлял его министр Двора, который состоял под непосредственным ведением Государя. По установлению 1893 года коллегиальное начало, господствовавшее до тех пор в учреждениях министерства Императорского Двора, было заменено началом единоличным. Все повеления министр Императорского Двора получал непосредственно от Государя и по делам, требующим Высочайшего разрешения, также имел право входить с докладом прямо к Государю. Таким образом, его деятельность не подчинялась ни Государственному Совету, ни Сенату, ни Думе и не контролировалась ими. Присутствие этих министров в Галицко-Русском обществе отражало особый интерес императора к этому обществу и его роли как общественной организации, подконтрольной непосредственно Самодержцу.

Среди рьяных охотников политизировать религиозное положение русинов в Австро-Венгрии был новый председатель Галицко-Русского благотворительного общества в Петербурге, член Государственной думы граф Владимир Бобринский, старинный приятель Государя, служившего еще в бытность свою цесаревичем, в 1887–91 годах, с Бобринским в одном лейб-гвардейском гусарском полку. Бобринский начал выступать с предложением включения Галиции и Карпат как земли русинов, «т.е. русских», в состав Российской империи, причем выступал он на самой думской трибуне. Мы уже упоминали, что труды этого общества освещались более или менее регулярно и в «Американском православном вестнике».

Окруженная облаком геополитической риторики, звучавшей со всех сторон: из Петербурга, прорусских кругов в Галиции и даже из далекой Америки, эта неназываемая холодная война оседала в подсознании государственных и дипломатических деятелей обеих империй. Уходила она в подсознание в силу своей дипломатической невыразимости. А, собственно, на что можно было дипломатически пожаловаться? На благотворительное общество с его риторикой и научными религиозно-этнографическими прениями, на выступления в Думе? Но Дума была российским парламентом и всенародной говорильней, где выступали все от крайне правых до крайне левых, совсем не сдерживаясь в выражениях, и где радикальная критика собственного правительства, особенно в I и II Думах, звучала гораздо громче, чем требование присоединить к России еще какую-то там Галицию. Неназываемые и невыражаемые подозрения и протесты выливались в новые и новые акции холодной войны.

Русофильская партия в Галиции, вдохновленная, с одной стороны, известиями из «русской» Америки, т.е. русской православной епархии, состоявшей уже на 80% из русинов, бывших униатов, а с другой стороны, поощряемая растущим интересом, который к ней проявлял Петербург, и в силу либеральных порядков Австро-Венгрии нечувствительная к пропорционально нараставшей угрозе со стороны собственного правительства, можно сказать, лезла на рожон. В 1907 году русинские депутаты в венском парламенте устроили манифестацию. Один из депутатов, лидер старорусской партии Дмитрий Андреевич Марков, произнес речь на русском литературном языке. В ответ министр внутренних дел барон Бинерт заявил, что в Австрии нет русского народа, на что русины, не вполне поняв, о чем речь, ответили организованно, направив в столицу множество петиций в защиту русского языка, под которым они понимали свой собственный [4]. В ответ польско-австрийская администрация в Галиции начинает усиленно привлекать на свою сторону украинских союзников.

Здесь уже трудно было определить, какая империя наступает, а какая защищается. Австро-венгерские власти, в страхе перед «москвофильской» ориентацией внутри русинского движения, пытались ввести его в русло движения за украинскую самостийность, которую и поощряли. Испуганная этим, Россия отвечала усилением русинско-православной пропаганды. В записке по польскому вопросу чиновник российского МИДа Олферов в 1908 году писал, что в результате политики австро-венгерских властей в Галиции «украинцы сольются в единый самостоятельный народ и тогда борьба с сепаратизмом станет невозможной. Пока в Галиции живет еще русский дух, для России украинство не так еще опасно, но коль скоро австро-польскому правительству удастся осуществить свою мечту, уничтожив все русское в Галиции, и заставить на веки забыть о некогда существовавшей Червонной Православной Руси, тогда будет поздно и России с врагом не справиться».

В холодной войне уже невозможно разграничить причину и следствие, каждая сторона идет в свою контратаку. По инициативе австрийского правительства и католической иерархии в 1909 году во Львове прошел всеукраинский съезд, в числе предложений которого было и объединение Галиции с Украиной в отдельное, независимое от России государство. Боязнь проникновения в Россию идей украинского сепаратизма из Галиции заставила в 1909 году российское министерство внутренних дел и министерство финансов принять решение о регулярном выделении средств на «помощь прикарпатским русским». В 1911 году П.А. Столыпин отпустил единовременно 15 тыс. рублей на расходы по выборам в австрийский парламент. Речь шла о помощи организациям «москвофильской» ориентации. Ежегодно по запросу министра внутренних дел выделялось 60 тысяч рублей и 25 тысяч рублей непосредственно через министра финансов. Распределение и передача государственных сумм на поддержание и развитие русских культурно-просветительных учреждений прикарпатских славян были полностью в ведении В.А. Бобринского и камергера А.С. Гижицкого и шли через Галицко-Русское благотворительное общество. И того и другого для этой деятельности делали пригодными не дипломатическое образование и опыт, не государственная деятельность, а исключительно близость к царю. Правительство доверяло им указанные суммы, не контролируя их и не требуя отчета в расходовании денег. Это делалось, в первую очередь, для того, чтобы исключить возможные осложнения на дипломатическом уровне. Выделяя средства, российское правительство как бы полностью устранялось от того, как и на что они используются [5]. Помимо государственных субсидий, еще 10–12 тысяч рублей ежегодно давали частные пожертвования. Все перечисленные средства в соответствии с уставом Галицко-русского общества должны были идти на культурно-просветительные цели. Фактически это были самые разнообразные мероприятия как культурного, так и политического характера. Центральное место в культурной работе отводилось распространению русского языка в Галиции, поскольку вопрос о культурно-языковой ориентации составлял основу программы галицийских «москвофилов» и с 1909 года приобрел политическое звучание.

Австрийский министр внутренних дел, а затем и глава комитета министров Бинерт издал в 1910 году циркуляр министерства внутренних дел, запрещавший подданным империи называть русский «родным языком» [6]. Относительно же православия, его боялись тоже как «русской» религии, хотя оно было разрешено законом, а в Буковине, при преимущественно румынском населении, православие даже было господствующим вероисповеданием. Однако правительство боялось «русификации» и буковинского православия. В мае 1910 года австрийские власти закрыли все «русофильские» организации Буковины («Общество русских женщин», «Карпатъ», «Русско-православный народный дом», «Русско-православный детский приют», «Русско-православная читальня», «Русская дружина»), а также русские бурсы (общежития для учащейся молодежи) в Черновцах и Серете. Имущество организаций было конфисковано. Причиной запрещения деятельности русских организаций стали обвинения в шпионаже и государственной измене.

В Галиции же немногочисленные попытки перехода из униатства в православие стали пресекаться самыми разными способами, иногда и насильственными. На это русское общественное мнение, Дума и церковные деятели реагировали с возмущением, хотя сама Россия до манифеста 1905 года была тоже конфессиональной страной и переход из православия в другую религию или исповедание считался уголовным преступлением («совращение из православия», что могло караться каторгой до 10 лет). Архиепископ Волынский (Антоний Храповицкий), епархия которого была пограничной, возмущался, что в Галиции не желают признавать православия и всех православных священников-галичан, получивших духовное образование в России, заключили в тюрьму, в которой они томятся без следствия и суда [7]. 17 марта 1912 года были арестованы двое православных священников и двое мирян. Их держали в тюрьме два с половиной года, не предъявляя обвинений, наконец, перед самой войной во Львове начался против них судебный процесс с обвинением в государственной измене и шпионаже. На этот процесс неожиданно явились пять депутатов Российской государственной думы, которые, войдя в зал во время публичного заседания суда, поклонились до земли сидящим на скамье подсудимых со словами: «Целуем ваши вериги!» Подсудимые были оправданы присяжными заседателями, несмотря на то что председательствующий судья в своей напутственной речи заседателям, очевидно, по указанию свыше, не скрывал надежды на то, что будет вынесен обвинительный приговор [8].

Галицко-Русское общество подливало масла в огонь. На заседаниях звучали слегка завуалированные призывы к русскому правительству о помощи братьям за кордоном. В 1912 — начале 1913 года силами Общества организуются не только вечера, но и многолюдные собрания в Александровском зале городской Думы, в Дворянском собрании. Проблемы «русской» Галиции выходят на авансцену русской политической жизни. Как пишет Пашаева, в феврале 1912 года в России устроила гастроли русинская молодежная крестьянская театральная группа, по существу кружок самодеятельности, на спектакле которой в Петербурге «было много членов Государственной Думы во главе с ее председателем М.В. Родзянко» [9]. Когда в 1913 году Прикарпатье постиг голод, во Львове был образован «Русский спасательный комитет». В октябре 1913 года Комитет обратился за помощью к населению России с воззванием «Вопль из русской Галиции». Правление Галицко-Русского благотворительного общества сразу же откликнулось, и в ноябре был образован в Петербурге в рамках Общества «Комитет помощи голодающим в Червонной Руси». Одним из двух почетных председателей стал митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир, впоследствии погибший как новомученик. Среди членов Комитета мы находим также и влиятельного архиепископа Финляндского Сергия, будущего патриарха. По ходатайству Галицко-Русского благотворительного общества министр внутренних дел разрешил сбор пожертвований по всей стране, а Священный Синод установил, что пожертвования будут собирать по воскресным дням во всех церквах Российской империи. К 1 мая 1914 года голодающим было направлено более ста тысяч рублей [10].

На посту главы Общества граф В.А. Бобринский развил бурную деятельность, значительное место в которой занимала защита прав православных в Галиции.

Вместо тактичных дипломатических шагов по смягчению политических обвинений в сторону австро-венгерских подданных, переходящих в православие, Русско-Галицкое общество и круги вокруг него реагировали на преследования против православных русинов в Австро-Венгрии с воинственным запалом. Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) в своей речи восклицал: «Мы не имеем права отнекиваться от родных братьев… а должны громко на весь мир воскликнуть: “Братья-галичане, мы слышим ваши стоны, и готовьтесь к часу возмездия”». Заканчивая свою речь 25 марта 1913 года, В.А. Бобринский предложил собранию принять резолюцию, в которой говорилось: «Собрание выражает горячее пожелание, чтобы правительство русское во исполнение исторических заветов России нашло способы воздействия для прекращения бесчеловечных страданий православных…» В Венгрии в местечке Мармарош-Сигете в 1913–1914 годах проходил политический процесс, получивший широкую известность. 98 карпаторосским крестьянам, собравшимся перейти в православие, было представлено обвинение в том, что по подстрекательству Русской церкви они стремились оторвать Угорскую Русь от Венгрии с целью присоединения ее к России [11]. На галицко-русском митинге 1 марта 1914 года, говоря о Мармарошском и Львовском политических процессах против карпато-русских деятелей, член Общества И.В. Никаноров упомянул об отсутствии «той твердости русской политики, в результате чего оказалось возможным такое пренебрежительное отношение к русскому имени, какое видим теперь в указанных двух процессах» [12].

Все это происходило за несколько месяцев до начала войны. Сомнительно, что вся эта деятельность могла остаться незамеченной австрийским послом графом Берхтольдом. Для австрийской агентуры все это представлялось планомерной подрывной деятельностью огромного соседа, направленной на взрывное восстание славянских народностей и распад империи и довольно неумело прикрываемой фиговым листком благотворительности. Еще раз следует напомнить, что Габсбургская империя, вторая после России по числу славянского населения, всегда страшилась угрозы славянского национально-освободительного движения, фактически сформулированного в программу на первом панславянском конгрессе в Праге (июнь 1848 года), на котором численно доминировавшие чешские делегаты провозгласили солидарность всех славянских народов (против немцев). Впрочем, тогда же, как было сказано выше, имела место и солидарность империй, и русский император Николай I посылал военную помощь австрийскому императору Францу-Иосифу в виде русской армии под началом Паскевича, которая стояла в восставшей Венгрии в течение двух лет уже после подавления восстания.

Однако положение вещей стало другим в начале XX века, когда освободительные националистские движения объединялись с революционно-социальными и имперские правительства уходили от них в оборону, а разделение мира на политические блоки, активно ведущие программы по перевооружению, делало международный военный конфликт весьма и весьма вероятным. Наследнику Францу Фердинанду приписывали слова: «Австрийский и российский императоры не должны свергать друг друга с престола и открывать дорогу революции». Очевидно, что слова эти отражали вполне реальные опасения уже и с той и с другой стороны. Русская епархия в Америке представлялась заокеанским плацдармом, где Россия уже ведет, пока еще церковными методами, успешную войну за «Червонную Русь», готовясь перевести военные действия на территорию Галиции.

 

Угроза сербского «фланга» Американской Руси

Опасность перехода бывших австрийских подданных русинов-униатов в русскую православную епархию в Америке усугублялась в глазах австрийцев наличием в этой же епархии еще и сербской миссии, объединявшей иммигрантов из Сербии, которая в это же время начала представлять растущую угрозу для империи. В декабре 1904 года, после государственного переворота 1903 года, устроенного военными экстремистами, к власти пришла националистическая партия Николы Пашича, при котором сербская политика приобрела агрессивный антиавстрийский характер. Австрийское правительство просто считало Пашича, в молодости анархиста и любимого ученика Бакунина, разбойником. Во время второго правления партии Пашича с 1906-го по 1908 год из-за боснийского кризиса отношения между Сербией и Австрией встали на грань войны. При правительстве же Пашича в Сербии возникло националистическое общество «Народна Одбрана» (1908), которое отвечало за организованное несколько лет спустя убийство эрцгерцога Франца Фердинанда, приведшее уже к мировой войне. При Пашиче же в 1910 году возникла тайная офицерская организация «Уедненье или смрть» («Черная рука»), во главе с полковником Драгутином Дмитриевичем-Аписом, которая и была реальной «рукой» в организации этого убийства. К «Черной руке» принадлежали высшие чины сербской армии и генштаба. Сам Апис был шефом сербской военной разведки Генштаба, но и другие члены, согласно исследованию советского историка Н.П. Полетики [13], также впечатляют масштабом своего ранга и влияния. Членами Верховной центральной управы «Черной руки» являлись: полковник Илья Радивоевич, шеф Белградской жандармерии (убит в 1913 году); полковник Милан Милованович, помощник начальника Генштаба; майор Милан Васич (руководитель подпольной школы диверсантов); Богдан Раденкович, вице-консул Сербии в Салониках; майор Вуйо Танкосич (именно он передал убийцам эрцгерцога Франца Фердинанда оружие и бомбы) [14].

Впечатление о том, что Сербия при Пашиче превращается в пороховую бочку, способную взорвать европейский мир, сложилось у достаточно опытного русского политического деятеля П.Н. Милюкова во время его поездки по Балканам в 1908 году. Как пишет Александр Янов, именно общение с новым поколением сербских военных показало Милюкову, что сербские военные совершенно не считаются с русской дипломатией и рассчитывают на свои силы в борьбе с Габсбургской империей, эти силы явно преувеличивая. Более того, эти воинственные настроения разделяются широкими массами и образумить их невозможно [15]. То, что это настроение передалось российскому обществу и стало оказывать мощное влияние на русскую внешнюю политику, говорит глава МИДа того времени С.Д. Сазонов. Страстный патриотизм сербов, слишком нетерпеливо преследующих цель собственного национального строительства, не замедлил перекинуться в Россию. «Некоторые петроградские круги, довольно близко стоящие ко двору, — пишет Сазонов, — и вся столичная печать националистического лагеря, издавна враждебно настроенная по отношению к министру иностранных дел, повела против русской внешней политики шумную кампанию, выражавшуюся в уличных демонстрациях, собраниях, на которых произносились патриотические речи, требовавшие войны в защиту славянских интересов, и в целом потоке газетных статей, обвинявших русскую дипломатию чуть ли не в государственной измене» [16].

Причем, как неоднократно указывает Сазонов, русская дипломатия, поддерживавшая создание Балканского союза, неизменно стояла на стороне Сербии, стараясь лишь, часто безуспешно, умерить ее пыл, который мог привести, да и привел в дальнейшем, к всеевропейскому конфликту. От славянофильски настроенных кругов русского общества, пытавшихся оказывать влияние на правительство с целью поддержки Сербии и давления на Австро-Венгрию, была скрыта роль сербской разведки и военных в организации подрывной работы на самой территории габсбургской монархии.

Со своей же стороны Вена сознавала, что формирование южнославянского блока, направленного против Турции, проходило при поддержке России, которая видела этот блок одновременно и как силу, контролирующую Австрию (если и не прямо угрожающую ей) с юго-запада. Весной 1912 года Сербия и Болгария заключили военный союз. За ним последовали Балканские войны, в результате которых Сербия, выйдя к Адриатическому морю, предстала, при дипломатической поддержке России, прямой военной угрозой для Австрии. Это привело к первому серьезному конфликту между Россией и Австро-Венгрией, когда обе стороны начали мобилизацию. Пашич стремился сильнее привязать Сербию к России, точнее Россию к Сербии, и ездил в Петербург просить у русского царя руки одной из великих княжон для наследника сербского трона Александра. Царь уклонился, ответив, что в его правилах предоставлять детям право самим решать свою судьбу.

За всем этим, в том числе и за ростом влияния Галицко-Русского благотворительного общества и выплескиванием в прессу и в политику религиозной тематики возвращения униатов в православие как в Америке, так и в самой Австро-Венгрии, мог наблюдать уже из Петербурга граф Леопольд Берхтольд, сидевший там с 1906-го по 1912 год австрийским послом, а в будущем ставший министром иностранных дел и председателем кабинета министров. При нем-то и началась война с Россией — Первая мировая война. Что из Петербурга, возможно, и не было видно австрийскому послу, так это то, что принадлежность сербских общин к «сербской миссии» под русской епархией была скорее формальностью. Сами сербы вошли в эту миссию по необходимости, не желая вообще иметь ничего общего с русской епархией, считая — совершенно несправедливо, — архимандрита Дабовича, назначенного митрополитом Платоном главой Сербской миссии, «русским агентом» [17]. Дабович в это время уже тяготился своим положением. Он разрывался между искренней лояльностью к русской епархии, его богословски воспитавшей и рукоположившей и доверившей ему существенную долю своего кафолического — обращенного к разным племенам — апостолата в Америке, с одной стороны, и не менее искренней лояльностью к своим единоплеменникам — сербам, строившим свою собственную иммигрантскую общину в Америке, — с другой. Уходя от этого конфликта, о. Севастьян сложил с себя обязанности главы миссии и, испросив канонический отпуск от Русского синода, отправился капелланом на сербский фронт в ходе Балканских войн. Однако в глазах австрийских наблюдателей этот его демарш мог предстать в несколько другом свете: Дабович был награжден сербским царем и переписывался с Николой Пашичем. При этом он был правой рукой русского епископа в Америке и кавалером ордена св. Анны, полученного от царя Николая II [18]. Поэтому он мог показаться двойным — русско-сербским — агентом. В лице о. Севастьяна Дабовича, прибывшего из Америки военным капелланом на сербский фронт, как бы сама «Американская Русь», — объединившая за океаном на религиозной почве сербов и русинов, представлявших главную угрозу единству Австро-Венгрии с обеих флангов — юго-западного и северо-восточного, — перешла от религиозного наступления в политическое и даже уже и военное.

 

Примечания

1. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. Московский рабочий, 1994. С. 234.

2. Там же.

3. Dyrud K. The Quest for the Rusyn Soul: The Politics of Religion and Culture in Eastern Europe and in America, 1890 — World War I. Philadelphia: The Balch Institute Press, 1992. P. 51–52.

4. Пашаева Н.М. Очерки истории русского движения в Галичине XIX–XX вв. М.: Имперская традиция, 2007. С. 98.

5. http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/31620

6. Замлелова С. «Русины многострадальны» // Омилия: международный клуб православных литераторов. 27.01.2010. http://omiliya.org/content/rusiny-mnogostradalny.html

7. Пашаева. Цит. соч. С. 104.

8. Там же.

9. Там же. С. 100.

10. Там же. С. 100–101.

11. Шевченко К.В. Славянская Атлантида. С. 98.

12. Галицко-русское благотворительное общество в С.-Петербурге. Отчет о деятельности общества за 1913–1914 гг. СПб., 1914. С. 44. Цит. по кн.: Пашаева. Цит. соч. С. 101.

13. Полетика Н.П. Сараевское убийство. М., 1930.

14. Полетика. Сараевское убийство. С. 167.

15. Янов А. Катастрофа // Дилетант. 26.10.2013. http://www.diletant.ru/articles/19817720/

16. Сазонов С.Д. Воспоминания. Мн.: Харвест, 2002. С. 78–79.

17. См.: Hieromonk Damascene. Archimandrite Sebastian Dabovich: Serbian Orthodox Apostle to America // The Orthodox Word. St. Herman of Alaska Press, Platina, CA, 2007. P. 252–253.

18. Там же.

Источник: Протоирей Михаил Аксенов-Меерсон. Империй призрачных орлы. Franc-Tireur USA, 2014.