Мобилизационное развитие и его компоненты: научная рефлексия

24 ноября 2012 года в Челябинске в рамках II Всероссийской научной конференции «Мобилизационная модель экономики: исторический опыт России XX века», организованной Центром экономической истории Челябинского государственного университета и Научным советом РАН по проблемам российской и мировой экономической истории, состоялся круглый стол, объединивший интересы известных историков и экономистов вокруг заданной темы: «Мобилизационное развитие и его компоненты». Работой круглого стола руководил доктор экономических наук, профессор Челябинского государственного университета В.В. Седов.

Седов Валентин Владимирович (д-р экон. наук, проф. ЧелГУ, Челябинск):

Я предлагаю посвятить данный круглый стол поиску баланса между положительными и отрицательными оценками такого явления, как мобилизационное развитие со всеми его компонентами. Я бы выделил восемь принципов мобилизационной модели развития:

1. Принцип целевой направленности политики. Его плюсы: любая политика предполагает достижение заранее поставленной цели. В данном случае речь идет о масштабной цели, связанной с противодействием угрозам существованию общественной системы. Без такой политики система обречена на деградацию и гибель. Минусы: отвлекает внимание и ресурсы от достижения других целей, не столь значимых, как главная цель, но так же важных для общества и его членов. Например, ресурсы, направленные на создание и укрепление ВПК, можно было бы использовать для развития гражданских отраслей.

2. Принцип главного звена. Плюсы: постановка цели мобилизационной политики не означает отказа от достижения других целей. В цепи целей данная цель предстает как главное звено, «ухватившись за которое, можно вытянуть всю цепь». Например, модернизация экономики требует повышенного внимания к вопросам развития образования, науки, подготовки необходимых кадров, что положительно сказывается на всей экономике. Минусы: при крайней ограниченности ресурсов достижение главной цели может происходить за счет отказа от достижения других целей. Например, нехватка ресурсов на развитие сельского хозяйства требует поиска дополнительных ресурсов в личных подсобных и дачных хозяйствах, в рекреационных видах деятельности.

3. Принцип достижения цели любой ценой. Плюсы: острота угрозы общественной системе рождает дилемму «или — или», т.е. или жертвы, или гибель, при которой жертвами будут все. Реализация принципа оказывается благом по сравнению с нереализацией. Минусы: принцип может оправдывать решения, влекущие необоснованные жертвы.

4. Принцип идеократизма. Плюсы: мобилизационная политика предполагает выдвижение национальной идеи, способной вдохновить людей на максимальную отдачу трудовых усилий (ударный труд, новаторство, изобретательность). Минусы: выдвинутая идея может стать основой появления «единственно верного» учения и отторгать другие идеи и тем самым сдерживать развитие науки.

5. Принцип командности («монолитного единства»). Плюсы: требует единства общества — все его члены должны быть единой командой. Предполагаются команды сверху, но эти команды не исключают местной инициативы и самостоятельности, если они направлены на достижение главной цели. Тем самым данный принцип требует подчинения личных интересов общественным. Такое подчинение — основа устойчивости любой общественной системы. Минусы: исключает наличие оппозиции, необходимой любому обществу. К тому же людям в любом обществе генетически свойственен эгоизм, рождающий личные интересы. Его подавление рождает так называемое диссидентство — демонстрацию приоритета личных интересов над общественными либо иную трактовку содержания общественного интереса. Все это подрывает единство и устойчивость общества.

6. Принцип сознательности и личной ответственности. Плюсы: мобилизационность предполагает принуждение, но главный рычаг воздействия на людей — обращение к их сознанию. Все должны понимать необходимость мобилизационной политики и все свои усилия прилагать к достижению поставленной цели. При соответствующих информационно-пропагандистских мерах данный принцип способен рождать энтузиазм — особый духовный настрой у людей, благодаря которому напряженный труд «не в тягость, а в радость». Минусы: при преобладании личных интересов над общественными возникает так называемое «несознательное поведение» в виде оппортунизма — ухода от участия в достижении общей цели, скрытого или открытого противодействия мобилизационной политике, требующей от властей применения репрессивных мер. Кроме того, личная ответственность нередко становится ответственностью перед вышестоящим лицом, а не обществом.

7. Принцип сильной власти. Плюсы: мобилизационная политика требует безусловного исполнения принимаемых властью решений, направленных на достижение поставленных целей. Это сосредоточение власти в руках умных и авторитетных людей. В том числе не исключено выдвижение на вершину власти человека с харизмой вождя. Вера в него может стать дополнительным мобилизационным ресурсом. Минусы: в случае появления в стране вождя возможно возникновение вокруг него окружения, преследующего скорее личные, чем общие цели. Кроме того, наличие вождя дает повод для внешних и внутренних противников объявить вождя диктатором и предпринимать действия, включая военные, направленные на его свержение, что приводит к отрицательным результатам мобилизационной политики.

8. Принцип дискретности. Плюсы: мобилизационная политика, требующая чрезмерного напряжения сил и даже жертв, возможна в течение ограниченного времени. Она не может быть бесконечной. Это должны понимать все и знать, что после достижения цели мобилизационной политики общество перейдет к спокойной, размеренной (нормальной) жизни. Минусы: с этим принципом связана проблема выхода из мобилизационного состояния. Мобилизационность делает систему консервативной, слабо поддающейся изменениям. Требуется особое искусство выхода из мобилизационного состояния.

 

Баканов Сергей Алексеевич (канд. ист. наук, доц. ЧелГУ, Челябинск):

При разговоре о мобилизационной модели экономики, как мне кажется, стоит обратиться к изучению опыта самых разных обществ — не только российского и не только периода XX века, — хотя это, конечно, самый яркий пример. Безусловно, те принципы, которые были нам сейчас продемонстрированы, позволяют причислять к данной модели совершенно разные общества — например, так называемые «гидравлические», избравшие для себя «азиатский способ производства». У этих обществ была очевидная цель, они так же руководствовались принципом «главного звена», так же были идеократичны, построены на сильной власти, на принципе сознательности и ответственности, мы можем наблюдать и принцип командности, и даже некоторую дискретность, поскольку разливы больших рек носили сезонный характер (а в промежутках между ними можно было проводить «демобилизационные» мероприятия, хотя, как мы знаем, в это время, как правило, строились пирамиды и т.п.). Общества такого типа могут существовать тысячелетиями. Другой пример — Спарта, которая в силу своей идеологии постоянно пребывала в состоянии боевой готовности. Там мы тоже наблюдаем практически все из предложенных принципов. Но у Спарты нет, скажем, дискретности, так как поддержание мобилизационного состояния шло столетиями.

Кроме того, такую модель выбирают страны, идущие по догоняющему пути развития. Это, например, Россия, которая с помощью мобилизации хотела войти в первый эшелон индустриального развития. Еще один вариант, при котором общества выбирают для себя такой путь, — это общества, попавшие в чрезвычайные обстоятельства — война, голод, крупные бедствия. В этом случае к методам мобилизационной экономики могут прибегнуть те страны, которые раньше их не использовали. Так, в годы Первой и Второй мировых войн страны-участницы свою военную экономику строили на мобилизационных рельсах. Хотя в европейских странах мы не видим принципа сильной власти, как в России и Германии, — для Англии и США это проявляется в меньшей степени. Рузвельта, конечно, можно назвать сильным президентом, но вряд ли стоит называть диктатором. В связи с этим возникает множество «полутонов» — тот же «Новый курс» Рузвельта. Однозначно, что это антикризисная программа, но она вряд ли может быть отнесена к мобилизационной, так как даже по тем критериям, которые были нам предложены, соблюдаться будет только принцип цели, главного звена и дискретности. Поэтому, помимо согласия или несогласия с предложенными В.В. Седовым принципами, научному сообществу предстоит определиться и с тем, наличие какого числа из этих принципов может считаться достаточным для определения той или иной страны в тот или иной период ее истории как осуществляющей мобилизационное развитие.

 

Седов Валентин Владимирович (д-р экон. наук, проф. ЧелГУ, Челябинск):

Я предлагаю следующий взгляд. Если все перечисленные мной принципы действуют — то можно говорить о мобилизационном развитии, если выполняются лишь некоторые из них — то можно говорить о том, что используются элементы мобилизационной политики.

 

Фокин Александр Александрович (канд. ист. наук, доц. ЧелГУ, Челябинск):

Мне кажется, одна из основных проблем определения понятия «мобилизационная экономика» в том, что оно описывает одну страну в один достаточно узкий промежуток времени — СССР в 1930–50-е годы. Гидравлические общества, на мой взгляд, нельзя причислять к мобилизационным, потому что у них не было другого выбора — либо они строят ирригационные системы, либо они не существуют как общества. Мобилизационная модель предполагает развитие. Если общество существует столетиями в состоянии мобилизации — это не мобилизация. Когда же мы говорим о Спарте, мы искусственно вычеркиваем из спартанского общества илотов, которые находились в системе спартанского общества, но не находились в состоянии мобилизации. Что касается Рузвельта — тут мы можем вспомнить, что он единственный нарушил негласный принцип «двух сроков» и находился у власти дольше обычного. Также, на мой взгляд, необходимо разграничить понятия «военная экономика» и «мобилизационная экономика». Если мы признаем, что это разные явления, то необходимо определиться: мобилизационная экономика — это «прелюдия» к военной, ее часть или это совершенно разные процессы.

 

Некрасов Вячеслав Лазаревич (канд. ист. наук, доц. СурГПУ, Сургут):

Если рассматривать мобилизационную экономику как исследовательскую программу, то, на мой взгляд, в том виде, в котором она сейчас существует, она носит преимущественно негативный оттенок, так как она почти всегда ассоциируется с насилием. На мой взгляд, необходимо отойти от такой негативной окраски и воспринимать мобилизацию не только как феномен, возникающий при какой-либо угрозе (войне и т.п.), а как механизм координации в экономических системах. Тогда мы сможем сравнивать ее с другими координационными системами, потому что мобилизационные процессы возникали в разные периоды, вводились не только централизованным государственным механизмом, но и свободными экономическими агентами, которые приходят к некоему единству и движутся к цели. То есть и в условиях рынка, не связанного с деятельностью государства, возникает подобная ситуация. Конкуренция заставляет выбирать цель, перераспределять ресурсы, переизбирать совет директоров для достижения новых рубежей. Для понимания этого необходимо привлекать инструментарий экономической теории, например эволюционной экономики.

 

Кюнг Павел Алексеевич (канд. ист. наук, доц. РГГУ, Москва):

Мне представляется, что мобилизационная экономика — это всегда ответ на некий вызов, причем такими мерами, которые в обыденной жизни кажутся чрезвычайными, выходят за нормальные рамки. На мой взгляд, в каждом случае необходимо рассматривать адекватность оценки этого вызова, потому что он может быть надуманным — всегда можно обозначить врага или «раздуть» опасность, которая нам грозит. Также нужно оценить адекватность тех чрезвычайных мер, которые принимаются, насколько они отвечают этим вызовам. Таким образом, плюсы мобилизационной экономики кроются в адекватности оценки вызова и адекватности применяемых методов, а минусы, соответственно, в неадекватности.

 

Бородкин Леонид Иосифович (д-р ист. наук, проф. МГУ, Москва):

Разговор про мобилизационную модель экономики носит у нас неопределенный характер, потому что мы не сошлись на каком-либо конкретном определении. Мы видели их множество. На мой взгляд, определение А.Г. Фонотова является наиболее точным – «развитие, ориентированное на достижение чрезвычайных целей, с использованием чрезвычайных средств и чрезвычайных организационных форм». Возобновление дискуссии о мобилизации сейчас часто происходит в таком ключе: «Может ли пригодиться опыт мобилизации для модернизации России на современном этапе?» В связи с этим возникает вопрос: Россия сейчас находится в чрезвычайных обстоятельствах или нет? Сегодня есть, конечно, множество проблем, но я не считаю ситуацию чрезвычайной. Я не уверен, что сегодня есть такие высокие цели, которые вернули бы нас обратно на путь мобилизации, с его сильным репрессивным аппаратом, без которого не возможна мобилизационная модель. Я не вижу ни одной идеи, с которой бы сегодня согласилось 140 миллионов жителей нашей страны. Найдутся те, кто скажет: «Мы не согласны». А с ними надо бороться, они же будут мешать. Бороться — это значит вновь расширять репрессивный аппарат, интернировать несогласных, а это влечет за собой лавинообразный процесс, который невозможно будет остановить.

Россия прошла две фазы индустриализации — дореволюционную и сталинскую. И все согласны, что сталинская индустриализация была проведена в режиме мобилизационной экономики. Вопрос — а первая фаза индустриализации была ли мобилизационной? Мое мнение — нет, не была. Она была прямым следствием реформ Александра II, была следствием проигранной войны, осознания того, что необходима модернизация страны. Именно таким образом началась первая индустриализация. Она заняла примерно четверть века, до Первой мировой войны, и имела два пятилетних рывка — один в 1890-х годах, второй в предвоенный период. Индустриализация шла при некотором улучшении уровня жизни основной массы населения России, люди не затягивали пояса во время этого процесса. Регулировка государством была? Конечно, например, частные компании, занимавшиеся железнодорожным строительством, на своих акциях и ценных бумагах указывали: «Государство гарантирует 5-процентные дивиденды своим акционерам независимо от итогов хозяйственного года». И люди покупали акции, вкладывались в железнодорожное строительство, понимая, что и государство им сделает выплаты, а если год удачный, то и компания. Государство вело эффективную тарифную политику, усиливая или ослабляя протекционизм, и за эти годы возникло несколько совершенно новых для России отраслей — электрическая, химическая, паровозостроение. Появился крупный промышленный район — Юг России, за 10 лет превзошедший Урал и ставший главным центром металлургии страны. Дореволюционная индустриализация шла не без проблем, но темпы промышленного роста были на тот момент самыми высокими в мире. Этот индустриализационный рывок шел без мобилизационных усилий. Япония, которая делала свой рывок в рамках революции Мейдзи, также обошлась без мобилизации. Это была хорошо организованная государственная кампания по проведению модернизации и индустриализации. Хотя в дальнейшем, между мировыми войнами, Япония и пошла по мобилизационному пути. Россия имела свои образцы развития вне мобилизационной парадигмы. Это удалось во многом благодаря тому, что удалось привлечь иностранный капитал, который давал от трети до половины всех инвестиций в промышленность. Этот источник стал недоступен после разрыва большевиками всех финансовых отношений с иностранными государствами, отказа от всех займов, долгов, ценных бумаг и т.д. Порвав с мировым финансовым порядком, страна оказалась в изоляции, с ней отказались иметь финансовые отношения все страны, прекратился поток инвестиций, и тот импульс, который знала дореволюционная Россия, прекратился. В условиях отсутствия собственных капиталов государство встало на тот путь, где нужно было раскрестьянивать деревню, выкачивать ресурсы из своего населения, где будет массовый голод и т.д.

А если мы отходим от термина «мобилизационная экономика» к термину «мобилизационные меры», то наше обсуждение теряет любую предметность, потому что если мы и сейчас являемся участниками мобилизационного процесса, то тогда все — мобилизация. Любая корпоративная мозговая атака — мобилизация, любое государственное финансирование каких-либо программ — мобилизация. Это следствие потери дефиниции.

 

Парамонов Вячеслав Николаевич (д-р ист. наук, проф. СГУ, Самара):

Современная отечественная историография проблемы развивается с учетом двух основных направлений: либерального и консервативного. Сторонники первого направления учитывают насильственные меры сталинской модернизации, сопровождавшиеся огромными людскими потерями, а также то, что в период индустриализации значительная часть технического оборудования приходилась на импорт из западных стран. В работах этого направления подчеркивается, что индустриализация в СССР касалась, прежде всего, создания военной промышленности и связанных с ней отраслей. Иная позиция у сторонников консервативного направления, считающих, что только благодаря мобилизационному развитию СССР вошел в ряд великих держав мира.

Для современных работ по истории мобилизационного развития СССР характерно обращение к методологии изучения мобилизационных моделей экономического развития (Л.И. Бородкин, Ю.П. Бокарев, С.Ю. Глазьев, В.В. Седов, А.Г. Фонотов, В.Н. Парамонов и др.), к новым темам на основе рассекреченных материалов, прежде всего к становлению и функционированию военной промышленности, военно-промышленного комплекса (П. Самуэльсон, Н.С. Симонов, И.В. Быстрова, А.К. Соколов, А.Н. Щерба), производству техники, вооружения, боеприпасов (А.Ю. Баженов, М.Ю. Мухин, М.Н. Свирин, А.Ю. Ермолов, В.Н. Новоселов, B.C. Толстиков и др.), особенностям управления в условиях мобилизационного развития (О.В. Хлевнюк, Р.У. Девис, Д.Р. Стоун и др.), состоянию мобилизационной подготовки и мобилизационного планирования в межвоенный период 1920–1930-х годов (О.Н. Кен, А.А. Мелия).

Теперь уже известно, что с марта 1941 года начался перевод советской промышленности на условия военного времени, а 6 июня советское руководство решило провести все мероприятия, чтобы с 1 июля промышленность могла перейти на работу по мобилизационному плану (М.И. Мельтюхов и др.). По мнению ряда отечественных и зарубежных исследователей, советская мобилизационная экономика оказалась более эффективной, чем военная экономика главного противника — фашистской Германии. Экономика СССР смогла быстрее мобилизоваться и превзойти германскую не только по количественным показателям, но и по производительности труда в военной промышленности. Более того, согласно их подсчетам, по производительности труда военная промышленность СССР превзошла и Великобританию, уступая только США (М. Харрисон, Г. Ханин, И.В. Быстрова).

Абсолютное большинство исследователей пришли к выводу, что в чрезвычайных условиях военного времени усиливалась роль политических институтов, что влияло на трансформацию структуры хозяйственных задач. Слияние партийно-государственного и военного управлений закрепило централизм в качестве основного метода руководства. Мощным механизмом государственного принуждения служили органы прокуратуры, военных трибуналов, народных судов, милиции и государственной безопасности. Особенностью функционирования государственного аппарата являлось совмещение должностей, милитаризация гражданских и военных органов управления.

Вместе с тем существует ряд тем, которые в историографии исследованы недостаточно. Это относится, в первую очередь, к определению понятия «мобилизационная модель экономики», «мобилизационное развитие», оценке хронологических рамок мобилизационного развития, к тому, насколько долго население, экономика могут находиться в состоянии мобилизационности, к вопросу о наступлении кризиса такой модели развития и путях выхода из него, к оценке эффективности и цены прогресса в условиях мобилизационного развития, его связи с волнами индустриализации и деиндустриализации.

 

Димони Татьяна Михайловна (д-р ист. наук, доц. ВГПУ, Вологда):

Главная смысловая единица в слове «мобилизационная» — это «движение», то есть это экономика движущаяся, развивающаяся, характерная только для индустриального общества. И пока мы с термином не определились, давайте считать, что это не экономическое понятие, но историографическое, выбранное историками для того, чтобы примирить полярные идеологические позиции, так как оно не несет в себе каких-то оценочных характеристик, в отличие от того же термина «тоталитаризм». Мобилизационная модель может существовать в любой форме экономики — и рыночной, и нерыночной, и частной, и государственной. Более того, для нее может быть характерна многоукладность, когда одни сектора экономики и общества прибывают в состоянии мобилизации, а другие — нет. Однако эти проблемы на сегодняшний день совершенно не изучены.

 

Гаврилова Надежда Юрьевна (д-р ист. наук, доц. ТюмГНГУ, Тюмень):

Я хотела бы остановиться на региональном компоненте мобилизационной экономики. Я занимаюсь вопросами, связанными с развитием Западной Сибири 1960–80-х годов. Традиционно этот период называется периодом застоя. Но если говорить именно о данном регионе, то этот период ничего общего с застоем не имел, потому что в это время шел процесс освоения крупнейшего не только в России, но и в мире нефтегазового комплекса, основой которого стали крупнейшие запасы углеводородного сырья. Развитие нефтегазового комплекса региона было связано с геополитическими факторами, прежде всего с экономической конъюнктурой, а точнее — с повышением мировых цен на углеводородное топливо. Именно тогда был взят курс на ускоренное развитие, в экстремальных условиях Севера, в условиях неразвитой социальной, производственной инфраструктуры. Вопрос, нужно ли было ускоренное развитие нефте- и газодобывающих отраслей, неоднозначен, исследователи высказывали различные мнения. Но руководство страны решило именно так, потому что считало, что таким образом можно решить не только экономические, но и социальные вопросы. Произошло это за счет высоких приростов добычи нефти и газа. В итоге этот рывок, который может быть признан мобилизационным, причем в условиях, когда вся остальная экономика не находится в состоянии мобилизации, привел к негативным последствиям не только для экономики региона, но и страны в целом. Косыгинская реформа продлила агонию административно-правовой системы, которая переживала кризис в середине 1970-х годов. Поэтому вновь возникает вопрос о цене и адекватности мобилизационных усилий.

 

Гончаров Георгий Александрович (д-р ист. наук, проф. ЧелГУ, Челябинск):

Мы несколько уклонились в сторону от основного вопроса. Принцип мобилизационности будет всегда, независимо от того, рыночная экономика или командная. А мы говорим о мобилизационной модели развития экономики. Необходимо рассмотреть, когда она возникает, при каких условиях, с какими явлениями она связана. С моей точки зрения, таким явлением выступает война — в любом государстве с любым типом экономики, в разных формах и разными методами, но реализуется мобилизационная модель. Кроме того, мобилизационная модель развития экономики всегда реализуется на определенном этапе развития общества. Если государство находится в догоняющем состоянии, оно зачастую предпочитает мобилизационную модель, ожидая от нее немедленной отдачи. Тем более это становится жизненно необходимым, когда угроза «не догнать» может перерасти в угрозы проиграть войну и потерять суверенитет.

 

Седов Валентин Владимирович (д-р экон. наук, проф. ЧелГУ, Челябинск):

Я уверен, хотя и хотел бы в этом ошибиться, что мобилизационная экономика — это экономика не прошлого, а будущего. Современный мир таит в себе множество угроз, ответом на которые могут стать мобилизационные меры. Именно поэтому изучение проблем мобилизационного развития сегодня так актуально. Однако вот уже второй круглый стол, проводящийся в Челябинском государственном университете на эту тему, показывает, что окончательного единства в терминах у нас нет. Способствовать научному консенсусу по данному вопросу может подготовка краткого словаря мобилизационной экономики, запланированная коллективом Центра экономической истории ЧелГУ. Надеюсь, что участники круглого стола примут участие в его составлении и редактировании. На этом заседание предлагается закончить.

Источник: Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 6 (297). История. Вып. 54. С. 127–132.