А все начиналось в Благушах

По-настоящему работа в Институте истории в начале 60-х начиналась даже не в новом тогда здании на улице Дмитрия Ульянова, а, как правило, в самых разных московских районах, в малолитражных квартирах сослуживцев. Для меня лично многое началось в измайловской квартире Володи Есакова.

Теперь уже почти никто не помнит этой маленькой, ничем не примечательной столичной окраины, известной скорее по окружающим ее историческим местам: Измайлову, Черкизовке, Преображенке, Семеновскому. Но именно там — в Благушах, с трагедии, которая могла бы сломать всю жизнь, началось становление этого удивительно яркого (Володя мальчиком попал под поезд, потерял правую руку и часть ступни), бескорыстно открытого другим человека, сумевшего органически перешагнуть ту, казавшуюся непреодолимой и неисправимой, беду. Он сделал это. Сделал с помощью родных, друзей, близких. Но главным образом — сам.

Сам учился ходить, писать, общаться со сверстниками, не давая себе поблажек ни в играх, ни в дворовых стычках.

Тогда же приобщился к книгам.

Росли и ширились, сначала в бараке, затем в коммуналке, тесня безропотных родителей, книжные и журнальные стопки. Понять, как удавалось ему в этой тесноте, да еще ухаживая за своей дожившей почти до ста лет бабушкой, ощущать себя комфортно и спокойно справляться с кучей дел, было чрезвычайно трудно. Во всяком случае, для меня это оставалось загадкой. Правда, до той лишь поры, пока сам не стал в этой круговерти своим и не раскрылась мне во всей красоте душевная щедрость, теплота и мудрость матери его — Марьи Ивановны, да отца — Дмитрия Петровича Есаковых.

На углу обеденного стола делались сначала домашние уроки, потом, когда хозяин поступил в знаменитый Московский государственный историко-архивный институт, составлялись конспекты к очередным семинарам, писались рефераты, доклады.

Затем, когда, уже защитив кандидатскую диссертацию, Владимир Дмитриевич получит, там же в коммуналке, отдельную комнату, друзья соорудят ему из толстенных досок стеллаж. Он стоял у двери, прямо напротив окна, и всем нам эта стена и комната казались безумно красивыми — книги и закрывающее окно дерево, то графически строгое, то зеленое от листвы, то белое от снега.

У окна приладили большой и тоже самодельный письменный стол, за которым и началась та не прекращающаяся и по сей день работа, превратившая Владимира Дмитриевича Есакова в ведущего специалиста по истории отечественной культуры. Первым серьезным шагом в этом направлении и стала его кандидатская диссертация «Организация научно-исследовательских работ в СССР в годы первой пятилетки», защищенная в 1968 году. Но этому предшествовала хорошая школа, которую он прошел, став с конца декабря 1956 года сотрудником редакции одного из лучших академических журналов, возникших в период весьма кратковременной «оттепели», наступившей почти тут же после смерти И.В. Сталина.

Журнал назывался «Исторический архив» и был органом Института истории АН СССР. Издавался при участии Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и Главного архивного управления Министерства внутренних дел. Среди тех, кто активно влиял на формирование издательских планов и всего направления деятельности нового журнала, нельзя не отметить и Историко-дипломатическое управление Министерства иностранных дел, которое по каким-то непонятным соображениям почему-то не захотели поминать среди учредителей.

Работать довелось с такими видными учеными, как Виктор Иванович Шунков (первый главный редактор журнала), Владимир Васильевич Максаков, Алексей Андреевич Новосельский, Аркадий Лаврович Сидоров, Николай Алексеевич Ивницкий (заместитель главного редактора), Борис Григорьевич Литвак (ответственный секретарь редакции) и др.

Вскоре (с 1960 года) главным редактором стал Дмитрий Агеевич Чугаев, заместителем главного редактора — Литвак, а ответственным секретарем — Юрий Ульянович Томашевич.

Предшествовали этим переменам события довольно драматические, но весьма характерные для тех времен. Бывшему начальнику Центрального штаба партизанского движения периода Великой Отечественной войны П.К. Пономаренко, секретарю ЦК Компартии Белоруссии, не понравилась появившаяся в журнале подборка документов, посвященная данной теме. Согласно царившим нравам в журнал он не обратился, а адресовал свои претензии прямо в секретариат ЦК КПСС. Кончилось это, естественно, административными выводами: В.И. Шункову, Н.А. Ивницкому и члену редколлегии Т.В. Шепелевой были вынесены партийные взыскания, а редакции рекомендовано «более тщательно подходить к отбору документов для печати». Это был первый звонок: самостоятельность хороша лишь по согласованию, а «оттепель» не касается сложившихся в «ледниковый период» отношений к любому творчеству. Вскоре это было подтверждено событиями еще более выразительными. В 1961 году Отдел пропаганды и агитации ЦК, проводивший контроль рентабельности периодических изданий, решил закрыть журнал по причине, якобы, малых тиражей. На самом деле всесильному заместителю заведующего отдела В.И. Снастину «Исторический архив» просто не нравился, ибо любые документальные публикации содержали некий, как тогда говорили, «неконтролируемый подтекст».

Надо ли объяснять, как сплачивают людей подобные события. Даже с теми, кто ушел из редакции, не дождавшись решения судьбы журнала в более высоких инстанциях, Володя сохранит дружбу на всю жизнь. Это были В.Ф. Кутьев, Ю.У. Томашевич, А.М. Володарская и другие. Когда же, согласно решению Секретариата ЦК от 4 января 1962 года о продолжении издания «Исторического архива», журнал оказался без подписки, вне плановых издательских площадей, лимитов бумаги и т.д., объявился круг новых друзей, принявших участие в восстановлении прерванных связей, подписки и т.д. Это были Ю.Н. Амиантов, В.Т. Логинов, А.С. Покровский и др., оставшиеся близкими и дорогими Есакову и по сей день.

С момента ухода Ю.У. Томашевича обязанности ответственного секретаря редакции были возложены на Владимира Дмитриевича. О дальнейшей трагической судьбе журнала он, с еще не прошедшей болью и потому нарочито бесстрастно, расскажет лишь через тридцать лет, когда это впервые станет возможным [1]. Любопытно, что появление статьи совпало с решением о возобновлении подобного издания, и в первом же его номере появится подборка документов «Судьба журнала», в которой окажутся собраны решения ЦК КПСС 1955–1962 годов, опубликованные с предисловием Есакова [2]. Вряд ли эти публикации исчерпывающе полно раскрывают данный сюжет. Хочется надеяться, что автор их еще обязательно вернется к нему. К тому же, после кончины в июне 2002 года Бориса Григорьевича Литвака, пожалуй, сделать это больше некому [3]. Кто еще сможет рассказать полнее и объективнее не только о событиях, но и о деталях, о людях, и о том, конечно, чего все это, с одной стороны, стоило, а с другой — дало лично всем, кого коснулось.

В тот год Владимиру Дмитриевичу Есакову исполнялось 30 лет. По принятым нормам он все еще числился «молодым ученым». После закрытия журнала, выдержав экзамены, он стал аспирантом Института истории (научный руководитель М.П. Ким). Однако его энергию и опыт решили использовать, прежде всего, на организационной стезе. Четыре года это расточительство не имело каких-то определенных форм, его держали на подхвате. В марте 1966-го зачислили в штат и сделали помощником ученого секретаря института. Однако все это время было скрашено тем, что он урывками дописывал кандидатскую диссертацию, в основном для себя, реализуя свои собственные уже прочно определившиеся научные интересы, а совсем не для того, чтобы повлиять на изменение собственного статуса в институте. Здесь все ступени были предопределены заранее, равно как и скорость прохождения их. После защиты он стал младшим научным сотрудником, правда, «вырос» до ученого секретаря секции институтского Ученого совета по истории советского общества, должность которого исполнял с 1969-го по 1972 год.

Тогда же, в середине 60-х годов Максим Павлович Ким, заведующий Отделом истории советского общества, привлек его к подготовке Всесоюзной научной конференции «Культурная революция в СССР». Запланированная Научным советом по истории социалистического строительства при Отделении истории АН СССР, она состоялась в Москве 31 мая — 3 июня 1965 года. Поскольку Ким являлся председателем данного Совета, на конференции удалось провести принятие одной очень важной рекомендации. В ней рекомендовалось организационное оформление уже сложившегося благодаря трудам Кима и его учеников самостоятельного научного направления по изучению культурных преобразований в СССР, а также создание в составе головного института Академии соответствующего специального подразделения. Есакова Ким справедливо видел в будущем секторе основным специалистом по истории организации советской науки.

По материалам конференции было решено издать сборник «Культурная революция в СССР. 1917–1965 гг.». В состав редколлегии вошли М.П. Ким, тогдашний ученый секретарь Научного совета Спартак Леонидович Сенявский, а также Ю.С. Борисов, М.В. Вылцан, В.Д. Есаков, В.А. Куманев, И.С. Смирнов. Активное участие в подготовке сборника приняли Н.П. Жилина, Л.Н. Лисицина, В.Л. Логинова, И.И. Попов, М.А. Стерликова (Суслова) и И.К. Эльдарова. Однако всю организационную работу вел Есаков, ибо задолго до реальной организации сектора, фактически уже в октябре 1967 года, в институте формально была учреждена группа по истории культурного строительства СССР под руководством М.П. Кима, первым и единственным сотрудником которой более года и был Владимир Дмитриевич. Во всяком случае, именно в этом качестве он обращался тогда за внутренней рецензией на данный сборник ко мне.

Первое официальное заседание Сектора истории советской культуры состоится только 21 ноября 1968 года [4]. В него войдут не только большинство членов редколлегии и составители упомянутого выше сборника, но и многие другие, чьи имена навсегда вошли в историю науки. Это авторы первых работ по истории культурного строительства после установления советской власти С.С. Тарасова и И.С. Смирнов. Исследователи советской интеллигенции С.А. Федюкин, Л.В. Иванова, В.Т. Ермаков и Ю.П. Шарапов. Автор первой монографии о Наркомпросе М.Б. Кейрим-Маркус. Историк российского высшего образования А.Е. Иванов. Автор ряда книг, посвященных национальным аспектам проблемы образования и культурного строительства, Т.Ю. Красовицкая. Блестящий лектор, великолепный организатор и талантливый исследователь в различных областях истории России и ее культуры Ю.С. Борисов, бывший преемником М.П. Кима на должности руководителя Сектора истории советской культуры. Б.С. Илизаров, сумевший по-новому взглянуть на многие обросшие мифами и стереотипами вопросы. Бывшие секторские аспиранты Е.Ю. Зубкова, Г.А. Бордюгов, В.А. Козлов, В.А. Невежин, О.В. Хлевнюк, ставшие авторами широко известных книг и основателями новых направлений изучения отечественной истории ХХ века. Ныне хронологические рамки секторских исследований значительно расширены и затрагивают основные направления истории отечественной культуры Нового и Новейшего времени. Среди пополнений коллектива следует назвать таких известных историков, как А.И. Куприянов, А.В. Голубев — нынешний заведующий Центра по изучению истории отечественной культуры Института российской истории РАН, и другие.

И все-таки Владимир Дмитриевич Есаков занимает и будет занимать особое место в истории сектора не только как один из его отцов-основателей. Именно им была защищена первая в рамках сектора диссертация, подготовлена и опубликована первая монография. Он всегда активно принимал участие во всех важнейших начинаниях сектора (ныне — Центр по изучению отечественной культуры), будь то создание пятитомной «Хроники культурной жизни в СССР» или написание двухтомника по истории советской культуры. В секторских сборниках опубликованы и две весьма любопытные статьи, в которых на основе нового архивного материала раскрыты и проанализированы основные направления государственного финансирования культуры в первые месяцы после установления советской власти и складывание первого бюджета советской культуры [5].

Здесь же в секторе Владимир Дмитриевич станет одним из первых «выращенных в собственном коллективе» старших научных сотрудников, став в 1970 году ученым секретарем Научного совета по истории социалистического строительства Отделения истории АН СССР. Эту должность он занимал в течение 18 лет, вплоть до 1987 года. Выступал организатором многих всесоюзных научных конференций, среди них — «Культура как предмет исторического исследования» (Москва, 1974), «Советская интеллигенция и ее роль в строительстве коммунизма» (Новосибирск, 1979). Часто выезжал в качестве координатора в различные регионы страны, побывал во всех прибалтийских республиках, республиках Средней Азии, Закавказья, на Украине, в Молдавии. Был редактором многих совместных изданий. Выступал с докладами. Один из них, «Октябрь и становление науки в национальных районах» — на Всесоюзной научной конференции «Октябрь и решение национального вопроса» (Ереван, 1974) — имел особый резонанс [6]. Он стал фактически одной из первых работ, в которых с привлечением архивного материала раскрывался реальный процесс организационного, кадрового, материального становления науки в национальных регионах. Поскольку такого рода конкретный архивный материал впервые вводился в научный оборот, он сразу привлек к себе внимание. Любопытно, что еще до публикации доклада его данные частично были использованы Константином Суреновичем Худавердяном, одним из организаторов конференции и членом редколлегии готовящегося по ее материалам сборника. Человек редкого обаяния, талантливый, гостеприимный, дружелюбный, он был радушным и щепетильно внимательным к коллегам-друзьям. Его монография «Культурные связи Советской Армении» (Ереван, 1977), в которой он использовал материалы доклада Есакова, вышла в свет раньше сборника, и поэтому на присланном экземпляре сохранилась надпись: «“Ограбленному” мною Володе». Константин Суренович шутил, ибо использование им ряда общих положений и фактов было заранее обговорено и, кроме того, в тексте монографии имелись соответствующие ссылки, естественно, без точного указания на страницы еще неизданного сборника. Кому-то это может показаться мелочью, но на самом деле, к сожалению, мы сегодня иногда теряем не просто взаимоуважение, но и элементарные нормы профессиональной этики. К эталонному числу «носителей» их я отношу не только уже ушедшего от нас Костю Худавердяна, но и Владимира Дмитриевича Есакова.

Грамотный редактор, превосходный публикатор, великолепный комментатор, он еще и прекрасный историограф, умеющий найти в работе любого своего предшественника нечто, отталкиваясь от чего, начинается собственное творчество. В исследовательском плане такой подход всегда приводит к большим результатам, чем назидательная поучительность и сладострастное копание в слабостях, что были определены не только талантом и характером исследователя, но и объективными обстоятельствами, иногда ломающими и очень сильных людей. И еще одно: Есаков — не из тех, кто стыдливо вычеркивает что-либо из числа своих бывших работ, он знает: в каждой из них важно найти то, что даст импульс для будущих исследований.

Его первая монография «Советская наука в годы первой пятилетки. Основные направления государственного руководства наукой» (М.: Наука, 1971. 271 с.), подготовленная на основе кандидатской диссертации, сразу привлекла внимание специалистов. Он тщательно отрабатывал и уточнял многое, изменив основной текст так, что некоторые считали возможным поставить монографию на защиту в качестве докторской диссертации, но отказался от этой идеи и, как я знаю, никогда об этом не жалел.

Появившиеся рецензии были не просто благожелательны, а отмечали богатую источниковую базу работы, ее вклад в изучение истории развитии науки в СССР.

И.С. Куликова отметила, что книга В.Д. Есакова является убедительным свидетельством возросшей роли науки в период перехода к «социалистической индустриализации». Как подчеркивала она, «вывод автора, что в годы первой пятилетки были упрочены основы и экономический фундамент социалистической науки, является закономерным итогом его научных изысканий» [7].

М.С. Бастракова в своей рецензии обращала внимание на то, что вышедшая книга — это первое и пока единственное монографическое исследование, всецело посвященное научному строительству на одном из важных этапов истории нашей страны. Она насыщена множеством интересных и сравнительно мало известных фактов, которые извлечены из большого количества самых разнообразных источников. Особое внимание рецензент уделил тому, что привлечение широкого круга источников позволило автору выйти за рамки исследования чисто организационных проблем государственного руководства наукой, нарисовав достаточно полную картину перестройки советским государством в конце 20-х — начале 30-х годов всего народного хозяйства на новой научно-технической основе. При этом Бастракова сочла необходимым специально остановиться на том, что т.н. «фактичность» книги «почти нигде не переходит в фактологию». «Из большого материала, привлеченного к исследованию, — отмечала она, — автор сумел отобрать главное, подчинив изложение основной цели — показать, во-первых, процесс возрастания роли науки в ходе социалистического строительства, а во-вторых, государственное руководство этим процессом» [8].

Столь же высоко, несмотря на ряд высказанных замечаний, оценил книгу и Лорен Грэхам, констатировавший, что исследование Есакова является этапным в изучении истории развития науки в СССР [9]. Время не изменило этих оценок. Монография Владимира Дмитриевича сохраняет свое значение и в современных условиях. До сих пор в ней единственной раскрыты этапы создания ВАСХНИЛ, а приведенные материалы по перестройке деятельности Академии наук в исследуемый период используются, например, в работах исследователей «академического дела 1929–1931 годов» [10].

Большое научное значение имел и сделанный В.Д. Есаковым вскоре после выхода монографии доклад «Об издании документов по истории советской науки». Доклад был представлен им в 1974 году на Тихомировских чтениях Археографической комиссии АН СССР, посвященных 250-летию основания Академии наук [11]. Основное внимание в нем уделялось двум наиболее значительным, по мнению автора, периодам публикации документов по истории науки за годы советской власти. Первый из них, по его мнению, был связан с изданием томов «Научного наследства». Начатое в 1948 году как систематическое, оно фактически оказалось прервано уже на втором томе, в связи с развернувшейся в 1951 году т.н. «борьбой против космополитизма». Второй период он связывал с работой по истории организации советской науки в 1917–1925-м и в 1926–1932 годах, которая развернулась в Ленинградском отделении Института истории естествознания и техники АН СССР, подготовившем и издавшем в 1968 и 1974 годах два соответствующих сборника документов. В докладе справедливо ставился вопрос о необходимости скорейшего возрождения несправедливо прерванной публикации томов «Научного наследства» и выражалось сожаление, что ЛО ИИЕТ переключается на другую работу, а иной организационно оформленной ячейки, которая планомерно бы занималась изданием документов по истории науки, в стране нет. Надо сказать, доклад имел весьма эффективный результат. Позднее в заметке «Эпизоды из истории науки», напечатанной в сборнике в честь С.О. Шмидта, сам Есаков вспоминал о последствиях своего выступления так: «Уже после академического юбилея и выхода тома “Археографического ежегодника”, находясь в Ленинграде, узнал, что публикация доклада не прошла незамеченной. Более того, его положения были использованы при составлении записки о восстановлении издания серии “Научное наследство” (выходит с 1980 г.). Кроме того, именно они были использованы при ходатайстве о восстановлении деятельности ЛО ИИЕТ. Что оказалось крайне вовремя, ибо в этот период оно переживало трудности: большинство его отделов предполагалось перевести в состав Института общественных наук при Ленинградском обкоме КПСС» [12].

Возобновленная серия «Научное наследство» открылась подготовленным В.Д. Есаковым томом, посвященным эпистолярному наследию академика Николая Ивановича Вавилова [13]. В него вошло 576 писем выдающегося ученого и замечательного человека.

Особое значение этого издания состояло не только в том, что в научный оборот были введены уникальные документы, а в том, что в предисловии составителя давалась реальная прогностическая оценка общего состояния эпистолярного наследия ученого. Спокойно, без претенциозной сенсационности, В.Д. Есаков утверждал, что, несмотря на ставшие расхожими утверждения о гибели научного и эпистолярного наследия Вавилова, ситуация является вовсе не столь уж трагичной.

Обладая фантастической работоспособностью, Вавилов вместе с тем прекрасно понимал, что творческий ритм требует четкой рационализации труда. Вот почему, с момента переезда весной 1921 года в Петроград, где возглавил Отдел прикладной ботаники (позднее преобразованный во Всесоюзный институт растениеводства), он привлек себе в помощь опытных стенографисток, которые стенографировали доклады, лекции, заседания, вели всю переписку директора на русском и иностранных языках. В составительском предисловии (на основе сверки с т.н. «отпусками» писем, диктовок, бесед с бывшими вировцами) доказательно утверждалось, что архив Всесоюзного института растениеводства за 1921–1940 годы, безусловно, должен включать в себя и основной личный архив ученого. Для его выявления была не только проведена сверка всех сохранившихся подлинников, но и поставлен т.н. «следственный эксперимент».

Было хорошо известно, что одной из самых продолжительных по времени (с 1922-го по 1939 год) является переписка Н.И. Вавилова с П.М. Жуковским. Последний работал в начале 20-х годов в Закавказье, затем с 1925 года в ВИРе, директором которого являлся в самые трудные — 1951–1960 — годы, а в 1965 году стал главным редактором журнала «Генетика». Однако так же хорошо было известно, что все подлинники писем Вавилова к нему погибли. В начале 1972 года Жуковского пригласили в архив, где ему представили обнаруженные Есаковым материалы, сохранившиеся в «отпусках». Жуковский подтвердил, что они действительно фактически исчерпывающе представляют их переписку, отсутствует лишь несколько открыток, полученных им от Вавилова из-за рубежа. Посетивший вскоре Жуковского писатель Ю. Черниченко писал в очерке «Яровой клин»: «В этот дом пришла нежданная радость. Сотрудник Института истории Академии наук В.Д. Есаков открыл уцелевшую часть архива Николая Ивановича Вавилова, а в ней — переписку Вавилова с Жуковским, и долголетнюю — с двадцать второго по самый тридцать девятый год! Те письма Петр Михайлович считал давно погибшими, но воистину — “рукописи не горят”. Недавно ездил с историком в хранилище читать адресованные себе и свои страницы, вернулся возбужденным, взволнованным… — Николай Иванович писал, что из Закавказья в мировую коллекцию поступил исключительно богатый и ценный материал. Выше оценки быть не может. Значит, жизнь прожита недаром» [14].

По аналогии стало очевидно, что большинство документов в фонде ВИРа можно отнести к разряду «возрожденных из пепла». Письма ученого сохранились благодаря отпускам диктовок. Рационализируя свой труд, экономя время, привлекая преданных стенографисток, Н.И. Вавилов сам непроизвольно позаботился о сохранении своего научного наследства.

Все рецензенты были единодушны в высокой оценке научной значимости публикации и самоотверженного труда исследователя [15].

К 100-летию Н.И. Вавилова В.Д. Есаков подготовил новые издания. Это был еще один том эпистолярного наследия и прекрасный сборник очерков, воспоминаний и новых архивных материалов. Теперь он работал не один, ему удалось привлечь к работе жену — Елену Соломоновну Левину — прекрасного, милого и безотказного человека, биолога с университетским образованием, ныне ведущего сотрудника Института истории естествознания и техники РАН, доктора биологических наук, исследователя с глубоким пониманием историзма и, что немаловажно, академических традиций. При работе над сборником очерков и воспоминаний их соавтором стал сын ученого — Юрий Николаевич Вавилов [16].

Эти книги, а также полтора десятка статей, опубликованных им с привлечением новых документальных источников [17], вместе с другими многочисленными книгами и статьями, вышедшими к юбилею, способствовали тому, что имя и жизненный подвиг Н.И. Вавилова стали по-настоящему широко известны всему народу. Более того, имя Н.И. Вавилова в условиях начавшейся перестройки было названо первым как пример самоотверженного труда, моральной стойкости и трагической судьбы ученого, ставшего жертвой системы, которую П.Б. Аксельрод называл «социализмом курдов».

Кстати, в это же время В.Д. Есаков принял активное участие в восстановлении доброго имени и еще одного академика, павшего, как и Вавилов, от рук вандалов. Речь идет о Николае Ивановиче Бухарине, человеке неоднозначном, искренне верящем в историческую неизбежность разумно организованной социалистической системы. Даже в начале 30-х годов он считал возможным демократическое развитие советской системы и переход от диктатуры пролетариата к социалистическому гуманизму. В одной из своих статей «Наука в СССР» Бухарин поставит вопрос о неизбежности революции в самой науке. Революции, которая пойдет «по разным направлениям: и по линии метода, и по линии самого научного труда, и по линии соотношения между различными научными дисциплинами, и по линии практической значимости науки». Именно проблемы практической значимости науки в строительстве социализма и лягут в основу первого академического сборника избранных трудов Бухарина. Он будет подготовлен В.Д. Есаковым в содружестве с Е.С. Левиной [18]. Кроме того, Есаков опубликует и ряд собственных статей на эту тему [19]. Достойно внимания то, что и сборник, и статьи о Бухарине были подготовлены Владимиром Дмитриевичем на основе материалов, собранных еще в конце 60-х годов., в период работы над кандидатской диссертацией.

В предисловии к бухаринскому сборнику Есаков вернулся к еще одной давно волнующей его теме — к воззрениям академика И.П. Павлова на «пролетарскую» революцию в России, политику советской власти в области культуры и другие не менее актуальные проблемы тогдашней действительности. Воспользовавшись первой же представившейся возможностью, он дал весьма полное изложение как знаменитой лекции Павлова 15 ноября 1922 года, так и сути бухаринской аргументации ее критики, их последующих взаимоотношений [20]. Это было частью его интересного доклада, прочитанного 29 февраля 1972 года на V мемориальных чтениях в Музее-квартире И.П. Павлова в Ленинграде. Естественно, что в начале 70-х Есаков и представить не мог, что когда-нибудь сможет до конца представить весь выявленный им комплекс документов об истинном характере взаимоотношений академика Павлова с советской властью. Только в 1989 году, тогда же, когда вышла и упомянутая выше книга работ Бухарина, составленная Есаковым и Левиной, Владимир Дмитриевич, при поддержке Рады Никитичны Аджубей, выступает с полным текстом своего давнего доклада в журнале «Наука и жизнь» [21].

Материалы, приведенные им, были по-настоящему сенсационны. На что тут же обратил внимание известный американский биограф И.П. Павлова Д. Тодес. В своей статье «Павлов и большевики» он счел нужным отметить, сколь хорошо и доказательно аргументирован доклад В.Д. Есакова. Кроме того, специально подчеркивалось, что приведенные Владимиром Дмитриевичем данные о переговорах Павлова об эмиграции и др. материалы не только вскрыли тенденциозность официальной позиции о взаимоотношениях И.П. Павлова с большевистской властью, но просто опрокинули еще один «привычный советский миф с ног на голову» [22].

Однако и к этим сюжетам, значительно расширив и дополнив их новым документальным материалом, В.Д. Есаков вернулся еще не раз. В 1999 году к 150-летию И.П. Павлова они были представлены в специальной публикации [23], а еще через два года — в документальном издании «Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)–ВКП(б)», о котором речь пойдет ниже.

Вообще с начала 90-х годов В.Д. Есаков работает так много и плодотворно, что было бы весьма трудно представить себе и понять, как возможно такое «ускорение», если не знать, какой гигантский научный и жизненный потенциал, накопленный им за почти полувековое служение науке, стоит за этим. Какое трудолюбие и какая самоотверженность. В 1990 году, когда он, наконец, защитил докторскую диссертацию («Н.И. Вавилов и организация науки в СССР»), оказалось, что большинство из общавшихся с ним все эти годы просто не представляли себе, что тот еще не имеет «искомой степени».

Поражает даже простой перечень выпущенных им за эти годы статей [24]. Впрочем, анализируя их тематику, нетрудно заметить, что каждая из них посвящена либо тому или иному переломному событию в истории отечественной науки, либо судьбе ее ведущих ученых. Часть из них, как «дело КР», вырастет в монографию [25], тут же получившую прекрасные рецензии [26], другие, как это случилось с упомянутой нами статьей «К истории философской дискуссии 1947 г.», сами станут явлением, вызвавшим немалый общественный резонанс. Статья переводилась на английский язык [27], а в предисловии к публикации редактор издания James P. Scanlan счел нужным отметить, что именно статья Есакова дает наглядную картину того, как идеологические структуры контролировали и направляли развитие философской жизни в СССР. А в 1998 году текст этой же статьи был включен в специальный двухтомник, посвященный истории отечественной философии [28].

Для нас, архивистов (а с началом работы в РГАСПИ я имею право профессионально причислять себя к ним), большое значение имел доклад В.Д. Есакова «Академия наук и Союз российских архивных деятелей». Он выступил с ним 31 марта 1992 года на заседании Археографической комиссии, посвященном 75-летию создания Союза российских архивных деятелей.

Доклад опубликован не был, но подробный отчет об этом заседании напечатан в журнале «Отечественные архивы». Есть и весьма важные для понимания происшедшего в итоге заметки самого Есакова. Под названием «Эпизоды из истории науки» они вошли в сборник в честь Сигурда Оттовича Шмидта, одного из наиболее почитаемых учителей многих из нас. Вместо того чтобы подробно пересказывать то, что мне кажется чрезвычайно важным в эпизоде, отраженном в этих записках, позволю себе привести первую большую цитату из заметок Есакова, напомнив ему заодно, что неплохо было бы и их дополнить и менее казенно написать заново:

«В начале 1990-х годов, занимаясь разработкой истории Академии наук, столкнулся с рядом проблем, не нашедших отражения в историографии или требовавших нового осмысления. По этому поводу мной была подготовлена записка, направленная председателю Комитета по делам архивов при Правительстве РФ профессору Р.Г. Пихоя. Одним из положений этой записки был вопрос о юбилее архивного дела. Почти одновременно я рассказал о содержании отправленного мной послания и С.О. Шмидту.

Суть предложения состояла в следующем. В истории отечественного архивного дела были определены две даты, отмечавшиеся на нашей памяти как юбилейные. Это 16 июля 1712 г., когда Петром I был подписан указ о создании Сенатского архива, считающийся первым официальным документом по организации государственного архива в нашей стране, и 1 июня 1918 г. — дата подписания В.И. Лениным декрета “О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР”. В 1962 году праздновался 250-летний юбилей архивного дела в России, а дата подписания декрета отмечалась как профессиональный праздник архивистов. В современных условиях день архивиста практически перестал отмечаться. В этой связи мне хотелось привлечь внимание к дате создания Союза российских архивных деятелей, первое собрание которого состоялось 18 марта 1917 г.

Это было в полном смысле объединение ученых, профессионалов-архивистов, понимавших значение архивов как национального достояния и заботившихся о превращении их в подлинно научные учреждения. Первым председателем Союза, просуществовавшего до 1924 г., был академик А.С. Лаппо-Данилевский. Особенно плодотворной была деятельность СРАД в 1917–1919 гг., когда на основе опыта и лучших традиций отечественного архивоведения были разработаны основные принципы архивного дела, в том числе и декреты, подписанные Лениным. Исходя из этого, мной было предложено отметить 75-летие создания Союза российских архивных деятелей как подлинно научной и демократической организации отечественных архивистов.

Записка была послана в 20-х числах февраля 1992 г., слишком поздно, чтобы государственное ведомство смогло оперативно подготовиться и отметить предложенную дату.

Но буквально через несколько дней С.О. Шмидт сообщил мне, что он разговаривал с Р.Г. Пихоей и назначает специальное заседание Археографической комиссии. Оно состоялось 31 марта (18 марта по старому стилю) 1992 г. в день 75-летнего юбилея создания Союза российских архивных деятелей. После вступительного слова С.О. Шмидта, в котором он напомнил о времени возникновения союза, его задачах и роли в консолидации архивистов, с докладами выступили В.Д. Есаков и к.и.н. В.О. Седельников (ИАИ), а также тогдашний председатель Российского общества историков-архивистов, член-корреспондент РАН Я.Н. Щапов и работник ГА РФ Н.С. Зелов. В заключение С.О. Шмидт поддержал высказанное мной предложение о возможном переносе дня архивистов на 31 марта — день начала деятельности союза российских архивистов» [29].

Есть еще одна сторона научно-творческой деятельности Владимира Дмитриевича, о которой не могу не сказать отдельно. Это работа над созданием стационарного школьного учебника по истории для старшего класса средней школы в 1970–80-е годы. Поскольку я человек пристрастный, так как волей «вышестоящих инстанций» тоже имел к этому отношение, то ожидать от меня обстоятельного и взвешенного рассказа об этом не стоит. К тому же В.Д. Есаков сделал это вполне академически, спокойно и бесстрастно. Он отметил все, что привлекало и завораживало в работе, и одновременно все то, что постоянно мешало ей, заранее обрекая на неудачу [30]. Замечу лишь одно: у меня сохранились самые добрые и теплые воспоминания о тех, с кем довелось тогда работать. Не только о Владимире Дмитриевиче, с которым мы месяцами проводили вместе каждый день. Не только о нашем соавторе и руководителе — Юрии Степановиче Кукушкине, человеке замкнутом и внешне сухом, спокойно и без аффектации единолично принявшем на себя т.н. «перестроечный» удар, когда, как, впрочем, и сегодня, учебники не ругал только ленивый. Вспоминаются ныне тепло и редактор учебника Александр Иванович Самсонов, и наш методист Алексей Миронович Водянский. Тогда мы сделали, что могли: определили часовую сетку, форму и даже те элементы обязательного ныне оформления школьного учебника, что применяются до сих пор, ну а содержание от нас зависело мало. Пожелаем успеха идущим вослед.

Главной работой Владимира Дмитриевича Есакова последних лет является новый труд по истории Академии наук [31]. В предисловии к тому президент РАН академик Ю.С. Осипов справедливо отметил, что данная публикация безусловно «послужит основой для научной разработки истории Российской академии наук». В книгу вошли все 476 решений, включая «особые папки», зафиксированных в протоколах Политбюро ЦК РКП(б)– ВКП(б) за тридцать лет (1922–1952) об АН, ее членах и научных сотрудниках, а также обнаруженные составителем два постановления, не включавшиеся в протокол. В рецензии на книгу подчеркивалось, что составитель «совершил научный подвиг» [32].

И в этом нет ни капли преувеличения.

Скорей, на мой взгляд, — некоторая недоговоренность.

Поскольку я хорошо знаю Владимира Дмитриевича, мне кажется более справедливым характеризовать словом «подвиг» не одно его, пусть и высокое, научное достижение, а всю жизнь.

Я имею право утверждать это.

За этим — более сорока лет дружбы и совместной работы.

 

Примечания

1. См.: Есаков В.Д. О закрытии журнала «Исторический архив» в 1962 году // Отечественные архивы. 1992. № 4. С. 32–42.

2. Исторический архив. 1992. № 1. С. 194–195.

3. Кстати сказать, стоить еще раз особо отметить ту прочную дружескую и творческую связь, которую сохранили сотрудники первого «Исторического архива». Последний звонок Есакова Литваку в Канаду, где тот жил с 1992 года, состоялся 9 мая 2002 года. Да и только что вышедшая книга самого Бориса Григорьевича свидетельствует, сколь внимательно, чутко, объективно и доброжелательно следил тот за развитием исторической науки на родине, за творчеством ученых разных поколений и разных направлений. См.: Литвак Б.Г. Парадоксы российской историографии на переломе эпох. СПб., 2002. В двух очерках — «Кто мы: Плутархи или архиплуты?» и «Что же дальше?», а также в рецензиях на некоторые работы, собранных в отдельный раздел «Роясь в книгах», Литвак выступает не только блестящим аналитиком, стилистом, но и истинным другом многих, с кем трудился до отъезда. Здесь же есть и знаковое поминание времен старого «Исторического архива». И не только о трудной судьбе некоторых отклоненных цензурой материалов, но и о том, что многие из них все еще ждут своего исследователя. См.: Указ. соч. С. 178.

4. См.: Есаков В.Д. К вопросу о планировании исследований по истории советской культуры (О создании сектора по истории советской культуры) // Исторический опыт планирования культурного строительства. Сб. ст. М., 1988. С. 204–213.

5. См.: Есаков В.Д. Первые ассигнования советского государства на культурное строительство // Из истории партийно-государственного руководства культурным строительством. Сб. ст. М., 1983. С. 33–41; Его же. Первый бюджет советской культуры // Советская культура: история и современность. Сб. ст. М., 1983. С. 167–186.

6. См.: Есаков В.Д. Октябрь и становление науки в национальных районах // Великий Октябрь и национальный вопрос. Ереван, 1977. С. 252–262.

7. Вопросы истории. 1972. № 9. С. 167.

8. Вопросы истории естествознания и техники. 1972. № 1(42). С. 73.

9. Slavic Revue. 1975. Vol. 34. № 2. P. 409–410.

10. Академическое дело. 1929–1931. Вып. 1. Дело по обвинению С.Ф. Платонова. СПб., 1993. С. XX, XXVII, XXVIII.

11. См.: Археографический ежегодник – 1974. М., 1975. С. 280–284.

12. См.: Мир источниковедения. М.–Пенза, 1994. С. 339–340.

13. См.: Николай Иванович Вавилов. Из эпистолярного наследия 1911– 1928 гг. //Научное наследство. Т. 5. М.: Наука, 1980. 427 с.

14. См.: Звезда. 1972. № 8. С. 32; а также: Черниченко Ю.Д. Яровой клин. М., 1975. С. 42; Его же. Русский чернозем. М., 1978. С. 233.

15. Рецензии: Алексеев В.П. Будьте героями! // Природа. 1981. № 8. С. 122–124; Резник С. Живой голос Николая Вавилова // Знание-сила. 1982. № 1. С. 33–34; Лебедев Д.В. Вестник Академии наук СССР. 1982. № 2. С. 128–132; Тамм И.Е. Археографический ежегодник – 1981. М.: Наука, 1982. С. 318–321; Липшиц С.Ю. Бюллетень Московского общества испытателей природы. 1982. № 2. С. 133–134; Barry Mendel Cohen. The Journal of Heredity. 1982. July–August. P. 316; Азманов И. Книгоразпространение. София, 1982. № 1. С. 25–26.

16. См.: Николай Иванович Вавилов. Из эпистолярного наследия 1929–1940 гг. // Научное наследство. Т. 10. М.: Наука, 1987. 493 с. (в соавторстве с Е.С. Левиной); Николай Иванович Вавилов. Очерки, воспоминания, материалы // Ученые СССР. Очерки, воспоминания, материалы. М.: Наука, 1987. 487 с. (в соавторстве с Ю.Н. Вавиловым и Е.С. Левиной).

17. См., например: Страницы жизни Николая Ивановича Вавилова (по его письмам) // Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1988–1989. М.: Наука, 1989 и др.

18. Академик Н.И. Бухарин. Методология и планирование науки и техники. Избранные труды. М.: Наука, 1989. 342 с. (в соавторстве с Е.С. Левиной).

19. См.: Есаков В.Д. Н.И. Бухарин и Академия наук СССР // Природа. 1988. № 9. С. 83–96; Его же. Академик Н.И. Бухарин // Бухарин — человек, политик, ученый. М.: Политиздат, 1989. С. 370–394 (в соавторстве с Е.С. Левиной).

20. См.: Академик Н.И. Бухарин. Методология и планирование науки и техники. С. 14–17.

21. Есаков В.Д. И академик И.П. Павлов остался в России // Наука и жизнь. 1989. № 9. С. 78–85; № 10. С. 116–123.

22. См. History and Philosophy of the Life Sciences. 1995. Vol. 17. P. 379–418 (впоследствии статья Тодеса вышла и в переводе на русский язык: Вопросы истории естествознания и техники. 1998. № 3. С. 26–59).

23. См.: Российский физиологический журнал им. И.М. Сеченова. 1999. Т. 85. № 9-10. С. 1314–1325.

24. Есаков В.Д. В защиту осужденных астрономов // На рубеже познания Вселенной. Историко-астрономические исследования – 1990. М., 1990. С. 467–472; Его же. Из истории борьбы с лысенковщиной // Известия ЦК КПСС. № 4. С. 125–141; № 6. С. 157–173; № 7. С. 109–121; Его же. Мифы и жизнь (о С.И. Вавилове) // Наука и жизнь. 1991. № 11. С. 110–118; Его же. К истории философской дискуссии 1947 года // Вопросы философии. 1993. № 2. С. 83–106; Его же. Дело «КР». Из истории гонений на советскую интеллигенцию // Кентавр. 1993. № 2. С. 54–69, № 3. С. 96–118; Его же. Новое о сессии ВАСХНИЛ 1948 года // Репрессированная наука. Вып. 2. СПб., 1994. С. 57–75; Его же. От Императорской к Российской академии наук в 1917 году // Отечественная история. 1994. № 6. С. 120–138; Его же. Русская наука, 1917 (Нереализованный проект) // Крайности истории и крайности историков. Сб. ст. М., 1997. С. 95–120; Его же. Почему П.Л. Капица стал невыездным // Вестник Российской академии наук. 1997. № 6. С. 543–553; Его же. Штаб советской науки меняет адрес // Вестник Российской академии наук. 1997. № 9. С. 840–848; Его же. Три письма Е.В. Тарле вождям (1934–1938 гг.) // Отечественная история. 1999. № 6. С. 106–111; Его же. А.Р. Жебрак и борьба с лысенковщиной // Академик А.Р. Жебрак. Материалы научной конференции «А.Р. Жебрак — ученый, организатор науки, патриот», посвященной 100-летию со дня рождения. Минск, 2001; Его же. Накануне сессии ВАСХНИЛ // Иосиф Абрамович Рапопорт — ученый, воин, гражданин. Очерки. Воспоминания. Материалы. М., 2001. С. 90–103; и др.

25. Есаков В.Д., Левина Е.С. Дело КР: Суды чести в идеологии и практике послевоенного сталинизма. М., 2001. 455 с.

26. В одной из них под названием «Как поймать несуществующего шпиона» профессор РГГУ А. Степанский, отмечая, что это «первая фундаментальная монография» о жертвах «в запланированной идеологической кампании» — «итог колоссальной работы в архивах», справедливо подчеркивает: «Получить доступ в архив недостаточно — надо еще уметь там работать. Проще всего схватить наудачу “сенсационный” документ и тут же постараться публиковать… Настоящий же специалист ориентирован на работу с системой документов, которая образуется в процессе деятельности одного или нескольких взаимосвязанных учреждений. В данном случае авторы поступили именно так и прекрасно справились с задачей, что и обеспечило успех их исследования». // Общая газета. 2002. 28 марта — 3 апреля. № 13 (451). С. 15.

27. См.: Russian Studies in Philosophy. 1994. Vol. 32. № 4. P. 6–47.

28. См.: Философия не кончается… Из истории отечественной философии. ХХ век. Кн. 1. 20–50-е годы. М.: РОССПЭН, 1998. С. 243–285. Исследование было проведено по материалам Секретариата ЦК ВКП(б). В настоящее время дополнено документальными материалами Политбюро ЦК, важнейшие из которых включены в публикацию: Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)–ВКП(б). 1922–1952. М.: РОССПЭН, 2000. С. 344–345, 358–360.

29. См.: Мир источниковедения. М.–Пенза, 1994. С. 440–441.

30. Есаков В.Д. Между социальным заказом и профессиональной историографией // Новые концепции российских учебников по истории. Материалы обсуждения на Международной научной конференции. Ноябрь 1999. Бохум, ФРГ. М.: АИРО-ХХ, 2001. С. 14–18; Историки читают учебники истории. Традиционные и новые концепции учебной литературы. М.: АИРО-ХХ, 2002. С. 48–60.

31. Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)–ВКП(б). 1922–1952. Составитель В.Д. Есаков. М.: РОССПЭН, 2000. 591 c. (58,2 п.л.).

32. Рокитянский Я.Г. Вестник Российской академии наук. Т. 71. М., 2001. № 11. С. 1046–1048.

Источник: Владимир Дмитриевич Есаков. Биобиблиографический указатель. Сост. Г.А. Бордюгов, Е.С. Левина / Предисловие А.П. Ненарокова. М.: АИРО-ХХI, 2007. С. 7–26.