Гайдаровский форум – 2016: выступление Глеба Павловского

Все, что мы слышим на Форуме, показывает, что наша система идеально рассеивает любую информацию о ее состояниях. В огромных количествах поглощая данные, она обнуляет их. Данные превращаются в негодные для любого применения, кроме поддержания аппаратного статус-кво. Но здесь и вопрос: статус-кво ли это? Данные, производимые и одобряемые в том или ином аппарате, свидетельствуют о его состоянии, однако неприменимы никем, кроме их заказчика. И неизвестно, применяет ли он их или просто они его утешают.

Мы видим: система та же, а риски растут. Система работает, а не «распадается», и преемницей ее мы увидим в общем ту же систему. А вот можно ли рассматривать ее как нечто единое? Пока Система РФ работает, она производит консенсусы, включая главный, консенсус выжидания. Этот консенсус, возможно, единственный объединяет власть, бизнес и население. Выжидание связано с неполным включением, с придерживанием ресурсов, отсрочкой инициатив. И пора бы ставить такой вопрос: почему немаленькие знания, накопленные о системе, совершенно не помогают нам выстраивать политику? Не альтернативную политику, не оппозиционную — просто политику как таковую.

Ножницы бесполезности накопленного знания растут. Вот, например, Владимир Владимирович Путин, с его очень интересной легитимностью.

Я не вторгаюсь в спор о гибридных режимах, который пламенно ведет Екатерина Шульман. Но все видели сдвиг, когда президент сдвинулся от рациональной легитимности избранного чиновника к харизматической легитимности. А в чем его новая харизма? Она гибридна. Харизма Путина сегодня в том, что он в стране один-единственный человек, о котором известно, что он всегда может быть избран президентом — на любой срок, при первой необходимости. Является ли это государственным фактором?

Еще бы! Такая легитимность недостаточна, когда при нехватке денег у государства приходится усиливать фискальный нажим на избирателей. Больше неоткуда — и из граждан начинают изымать деньги: штрафами, налогами, выплатами в счет будущего ремонта крыши через 20 лет. Но у нашей власти в принципе нет для этого легитимной машины. История нашей власти — это история отступлений перед необходимостью прямо просить избирателя расплатиться. Здесь высокого рейтинга Путина не хватает. К его магической харизме нельзя пристроить машину получения денег у населения — для этого нужно представительное государство.

В истории с дальнобойщиками был интересный момент, когда государство отступало от своих интересов ради частных интересов владельцев «Платона». Потому что enforcement — принуждение — возможно только в порядке исключения либо частной угрозы. Когда есть заинтересованное лицо — коллектор по имени «Платон», появляется шанс каким-то образом что-то извлечь.

В последние годы я часто писал про Систему Российской Федерации, имея в виду поведенческие аспекты власти. А онтологический ее аспект в том, что в ней действуют несколько квазигосударственных подсистем. «Статоидов» — самостоятельных полипов, колония которых замещает нам государство. Но кто в центре этой группы симбионитов? Кто обеспечивает переброс функций от одного «статоида» к другому? Центральный «статоид» — Кремль, администрация президента. В старую эпоху она с задачей справлялась. Сейчас возникло затруднение при необходимости обслуживать гигантскую машину деполитизации. Чисто внешне она организована как представительная демократия и вынуждена проводить выборы. Но это огромная работа, огромные усилия. А одновременно надо еще модернизировать армию, она модернизируется, — но это другая машина-«статоид», независимая от первой. Одновременно поддерживают режим повышенной, совершенно излишней мобилизации через медиа — это третья машина, и теперь она производит оглушающие помехи. Люди перестают понимать беспорядочные сигналы. Отсюда такие странные события, как сожжение книг библиотекарем. Списание книг — заурядная вещь, но сожжение — это болевая инъекция в мозг важным группам российского общества. Сжигая книги, кто-то думал, что они «в тренде». А ведь не было приказа сжигать книги. Это системный сбой, и их все больше, как в Госплане 1980-х.

Хорошо помню, как стоял в очереди за водкой в 1985 году, когда только развернулась борьба за трезвость. А вместо водки привезли селедку, и чуть не произошла революция в Коми АССР. Но революции бывают и по более мелким случаям, это сложно увязанная с экономикой вещь. Думаю, что сегодня надо говорить о риске самой системы блокировки рисков. В Системе есть еще и репрессивная подсистема, самостоятельный «статоид», отдельно управляемый Кремлем (а кем еще?). Чтобы риск не перерастал в открытый политический конфликт, реле отключает датчики. В прежнем режиме это работало, в новом режиме спонтанных политизаций реле не срабатывает, и в Грозном собирают миллионный митинг, наводящий ужас на всероссийскую бюрократию и силовиков.

Прошлые успехи команды власти были связаны только с ее способностью опережать. Она опережала все инициативные очаги конфликтов. Сегодня она от всех отстает, и это стало заметно всем. Отстает, однако не пропускает других вперед. Но тогда ее собственные оперативные подсистемы берут на себя политические функции. «Статоиды» спонтанно политизируются. И я думаю, что мы присутствуем в правильный момент в правильном месте, чтобы досмотреть результаты такой политики. Я боюсь, они вас впечатлят.