Радикальный антиамериканизм Трампа

Если президент отвергает наши основополагающие принципы, то все, что у нас осталось, — это инстинкт коллективного отпора.

Беата и Серж Кларсфельды (супруги, сделавшие необычайно много для того, чтобы публично представить свидетельства об ужасах Второй мировой войны) на прошлой неделе вновь побывали в Нью-Йорке, предложив американской публике новую книгу мемуаров. Одна из фотографий в этом издании оставляет ощущение мгновения, переполняющего душу счастьем, и в то же время невыносимой обыденности того, что им грозит позже. Восьмилетний автор, его сестра и их родители, румынские евреи, запечатлены в 1943 году прогуливающимися вдоль набережной Ниццы. На их лицах все еще улыбки, они уверены в том, что их ничего не постигнет в их новом французском пристанище (несмотря на 1943 год, который мы упомянули). Спустя несколько месяцев дети и их мать будут вынуждены прятаться за фальшивой перегородкой в гардеробе после того, как агенты Гестапо заберут их отца в Освенцим — на смерть.

Урок этой фотография не в том, что разрывы в ткани цивилизации мостят дорогу для Освенцима, а в том, что цивилизация сама по себе есть нечто невероятно хрупкое: люди с легкостью обращаются к жестокости и варварству. Способность человека к ненависти ужасает своими неожиданными всплесками (та же набережная в Ницце в прошлом году стала сценой страшной террористической атаки). Американцам всегда было трудно принять этого рода истины, но первые дни администрации Трампа доказали, что и они не вправе считать себя каким-то исключением из правил.

Пару недель спустя после инаугурации те из нас, кто устраивал истерики о зарождении «автократического фанатизма», уже выглядят куда более дальновидными, чем внушавшие: «да ладно, подумаешь!». Причина тому простейшая: «истерики», по-видимому, лучше изучили историю… Режимы с авторитарной идеологией и «боссом» во главе всегда будут тяготеть к экстремизму, ведь их единственный организационный принцип — лояльность к «капо». Ублажить его может только некритическое восхваление! Следовательно, на главных позициях способны оказываться его самые фанатичные подручные. Лояльность, таким образом, демонстрируется через ненависть, направленную на врагов.

Однако никто не мог бы предсказать появления той специфической смеси неотесанности, некомпетентности и радикального антиамериканизма, которую демонстрирует администрация Трампа. Эта комбинация уже вносит нечто новое в нашу общественную жизнь — а именно, хаотическую жестокость. Кризис с иммиграционным указом может сойти на нет, но он уже доказал способность правительства действовать по своему произволу — разлучая семьи, подрывая долгосрочные планы, — пока все эти рожденные за границей чужаки не поймут, что здесь они находятся лишь благодаря попустительству того-то и того-то старшего советника Белого дома.

Кто-то, успокаивая себя, думает, что эта антиамериканская деятельность будет подорвана именно некомпетентностью ее инициаторов. Но не стоит на это ставить. Автократические демагогические режимы неэффективны почти всегда. Они неспособны делегировать доверие сверху вниз, без чего создание эффективной организации попросту невозможно. Но для таких режимов и хаос не в новинку. Более того, они даже выигрывают, намеренно или инстинктивно, на хаосе, так как их цель — пестовать у всего населения чувство беззащитности: мы задержим вас и заберем вашу «гринкард» — или нет, мы не отберем ее, но вы задержаны, мы вас выпустим или придержим и т.д.

Это и есть радикальный антиамериканизм — не просто антилиберализм или антикосмополитизм. Между тем Америка — это не только нация, но и «американская идея», вполне ясно, даже жестко определяемая. И плюрализм — отнюдь не вторичный или декоративный ее аспект. Как писал Джеймс Мэдисон в «Федералисте» (№ 51), гарантия религиозной свободы опирается на существование различных вероисповеданий, а гарантия гражданских свобод — в признании различий людей. То есть «множественности сект» должна была сопутствовать «множественность интересов». Идея состояла не в том, чтобы отразить «слабую» логику «симпатий друг к другу», а в том, что только признание различий можно противопоставлять жесткой логике агрессии: так, на детской площадке множество обиженных детей может объединиться против обидчика. «Даже более сильным их положение постоянной неуверенности подсказывает выход. Он в том, чтобы подчиниться власти, которая будет защищать и слабых, и их самих» [1], — пишет Мэдисон.

Есть и другая точка зрения, общеизвестная и давным-давно апробированная: Америка — не американская идея, а особый тип этничности, при которой доминирующие белые мужчины-христиане тестируют на условное соответствие женщин, черных и мигрантов. Подобный взгляд исповедовал, например, папаша Гекльберри Финна — перед тем, как окончательно спиться, а равно и наседавший на Литтл-Биг-Хорн генерал Кастер или, положим, генерал-майор Пикетт в период атаки под Геттисбергом. До сих пор этот взгляд принадлежал тому типу людей, которых Дональд Трамп окрестил бы неудачниками.

Что касается официальной идеологии наиболее могущественных представителей Белого дома, то в состоянии ли та победить в качестве «нового видения» Америки? В ситуации потери даже минимального морального мужества Республиканской партии и стратегической растерянности у демократов все, что остается современным американцам, — возвращение к инстинкту коллективного отпора и своеобразной «коалиции совести» (чем шире — тем лучше), противостоящей «хаотичной жестокости» Трампа. (Если братья Кох [2] сохранили хотя бы остатки либертарной идеологии, давайте позволим им действовать.) Немногие события последних лет были столь же вдохновляющими, как получившие широкое распространение марши женщин, последовавшие за инаугурацией. Мало что так радовало, как спонтанная общая реакция на указ об иммиграции — такая как забастовка таксистов в аэропорту Кеннеди, превращенного в ловушку для беженцев.

Подобные акции, может быть, не в пример романтично, называют «движением сопротивления» — однако пока нет нужды в таком «военном» термине. «Сопротивление» возникает не только на улицах, но и внутри самой системы — примеры запрета судов на исполнение указов президента и «диссидентство» внутри Госдепартамента в данном случае не представляют собой чего-то неестественного: так тому и быть. Оппонирование негодному правлению на высоких тонах, отсутствие любого толка оглядки в аргументации своей позиции, публичные демонстрации — это не что-то необычное, это и есть Америка. Все это вполне предусмотрено и ставится под защиту американской Конституцией. Диссидентство не есть акт мужественный или исключительный — это элемент нормы, как ее трактуют Мэдисон и Гамильтон. Это то, что мы обязаны делать.

Демократическая цивилизация оказалась еще более хрупкой, чем мы могли предположить, но ресурсы гражданского общества также глубже и богаче, чем мы полагали. Топор посягнул на стародавнее дерево демократии, но почва, на котором оно растет, тверда, а корни «дерева свободы» глубоки — битва между тем и другим создает будущее для всех нас.

Примечания

↑1. Цит. по: Федералист. Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. М.: Прогресс; Литера, 1994. — Прим. пер.

↑2. Крупнейшие спонсоры Республиканской партии, миллиардеры, отказавшиеся летом 2016 года поддерживать кампанию Трампа. — Прим. пер.

Источник: The New Yorker