Переговоры по национальным проблемам — эмоции против будущего

…Мелодическая история более невозможна. Все политические темы переплетаются, и каждое приходящее событие приобретает немедленно множественность одновременных и неразличимых значений.
Поль Валери. Заметка о величии и упадке Европы

Политика как общение

В нашей стране происходит знаменательный переход в понимании того, что такое политика. Но как общество мы отходим от чисто этатистского, восходящего к Платону понимания политики как искусства управления и постепенного движения к аристотелевскому пониманию политики — как коммуникации, общению между гражданами, а политического анализа — как «исследования человеческого общения в наиболее совершенной его форме» [1].

Такое понимание политики особое значение имеет для национальных проблем, которые в условиях многонационального государства в основе своей представляют проблему общения между национальными группами. Именно поэтому совершенно бесперспективными представляются попытки решить эти проблемы «сверху», чисто управленческими методами, если, конечно, не исключать полного административного разделения с высылкой «мигрантов» или тотального подавления политической активности граждан, приводящей к полной изоляции индивидуума перед лицом всемогущего государства.

Последний вариант реализовывался у нас в стране достаточно долго и опровергнут, так сказать, практически. Что касается первого, то его реализация противоречит основным тенденциям в развитии мирового сообщества, стремящегося ко все более тесной интеграции в экономической, технологической, научной сферах.

Следовательно, с проблемами и трудностями межнационального общения придется жить и надо научиться иметь с ними дело. Различным группам населения надо овладевать сложным искусством жить рядом в условиях различия в языке и культуре, приобретать опыт в согласовании ценностей и интересов.

Естественным путем урегулирования отношений между различными социальными и национальными группами являются переговоры. И если понимать политику в духе Аристотеля, переговоры становятся ее основным средством, образуя сложные системы согласования ценностей и интересов. Но переговоры по национальным проблемам внутри государства обладают рядом особенностей, принципиально отличающих их от международных переговоров.

Следующие особенности представляются наиболее важными.

Часто возникают проблемы представительства. Национальные общины не всегда институционализированы, политическая организация этих общин носит движенческий характер, полномочия групп активистов могут вызвать у государственной власти и других движений определенные сомнения.

Представители национальных общин стремятся к максимальной мобилизации масс в поддержку своей позиции. Это ведет к пропаганде предельно упрощенных представлений о ситуации, апелляции к эмоциям как к наиболее надежному средству мобилизации, что в свою очередь сильно затрудняет какие бы то ни было подвижки в позиции. А без возможностей изменений позиции переговоры чрезвычайно трудны.

Существенным элементом переговоров по национальному вопросу являются переговоры между представителями общин в условиях существования государственной власти, призванной представить все общество в целом. Взаимодействие между общинами и государственной властью может быть очень неоднозначным, и от характера этого взаимодействия в целом зависит успех переговоров.

Еще в 30-х годах известный британский теоретик дипломатии Г. Никольсон обращал внимание на трудности «демократической» дипломатии, ставящей внешнюю политику и дипломатию в зависимость от «воли масс». Он писал: «Всеми признано, что главная опасность демократической дипломатии заключается в безответственности суверенного народа. Я хочу этим сказать, что, хотя народ является высшей властью, которая контролирует в конце концов внешнюю политику, он не отдает себе отчета относительно ответственности, лежащей на нем» [2]. К сожалению, эти слова Г. Никольсона еще более применимы к демократическим решениям по национальным проблемам [3]. Эмоции преобладают, разрушая будущее.

Что же делать в этой ситуации? Для ответа на этот вопрос надо проанализировать по крайней мере три проблемы: социокультурные истоки национальных движений, структуру и институты переговоров, наиболее подходящие для решения национальных проблем, возможные методы решения национальных проблем.

Проблема мобилизации

Хорошо известно, что система ценностей — вещь, культурно обусловленная и очень консервативная. Удивительно, однако, как быстро меняется в европейской политической культуре значимость межнациональных отношений. Открыв книгу Монтескье «О духе законов», обнаруживаешь, что при всей универсальности этого труда, рассматривающего, казалось бы, все мыслимые аспекты политической жизни, в нем не уделено никакого специального внимания проблеме межнациональных отношений. Такое пренебрежение к вопросу, ставшему центром большинства конфликтов в Европе во второй половине XIX — начале XX века, имеет, конечно, глубокие корни. Универсализм и космополитизм европейского Средневековья поразительны. Государственная власть в полном соответствии с универсалистскими построениями типа «Монархии» Данте рассматривалась как полностью отделенная от общества с его довольно независимой коммунальной жизнью. Существование Священной Римской империи, смещение народов (немецкие города в Восточной Европе, итальянские колонии в Средиземноморье), непрерывное произвольное перекрывание государственных границ, обособленность городской жизни, управляемой собственными законами, использование латинского языка в качестве языка богослужения и общения между высокообразованной элитой — картина исключительно космополитическая. Конфликты происходили преимущественно либо на государственной, либо на религиозной почве.

Только после создания национальных государств начинаются настоящие национальные конфликты, такие, например, как конфликт из-за Эльзаса и Лотарингии. Заметим, что эти конфликты совпадают по времени с созданием в Европе системы всеобщей воинской повинности и армий «вооруженного народа». Национализм становится сильнейшим средством мобилизации масс. Именно национальная идея стала мощнейшим средством этой мобилизации. В результате к моменту окончания Первой мировой войны в рамках Версальского договора была предпринята безнадежная попытка создать из космополитической Европы с перемешанным населением систему государств с границами, проведенными по национальному признаку. В действительности эта идея, конечно, не была реализована: слишком сильны оказались интересы победивших держав, но именно эта идея, которую невозможно было реализовать в чистом виде, стала источником конфликтов там, где она была нарушена. Разжигание национализма изменило европейское сознание, но не смогло изменить политической реальности: конфликт между сознанием и реальностью стал одним из важных факторов возникновения Второй мировой войны.

Что же служит основой консолидации национального сознания и какие средства используются для мобилизации масс в поддержку национальной идеи? Следует, по-видимому, различать две базисные ситуации: консолидацию большинства в масштабах государства и консолидацию меньшинства в поддержку автономии или изменения государственных границ.

Наиболее эффективный способ мобилизации масс в первом случае — это нагнетание эмоций, либо напоминание о величии нации и иллюстрация этого величия трафаретными историческими реминисценциями, либо напоминание о национальном унижении со столь же трафаретными примерами.

«Эмоциональная аргументация» по необходимости должна быть достаточно примитивной. Одной из наиболее простых моделей мобилизации массовой поддержки является формирование «образа врага».

В случае борьбы малых национальных групп за права автономии различия в культурной традиции и языке становятся основой мобилизации масс и актуализации «образа врага» со стороны всех участников конфликта.

Если до XIX века серьезные мыслители практически не касались национальных проблем и не занимались анализом феноменов массового сознания, то после Великой французской революции вопрос о средствах мобилизации общественного мнения, а также политических и социокультурных последствиях возникновения массовых движений оказался в центре внимания философов, политологов, исследователей культуры. Эффект упрощения картины мира как средства манипулирования массовым сознанием, неумеренного использования метафор и внедрения политических мифов стал очевидным для многих политических деятелей; с начала XX века эти приемы становятся стержнем политической культуры в странах, вставших на путь модернизации, основным орудием реализации идеи национального государства.

Быть может, наиболее ярко передал ощущение европейского интеллектуала, сталкивающегося с новым состоянием политической жизни, Поль Валери: «Стоит лишь человеку, искреннему с самим собой и питающему отвращение к отвлеченным рассуждениям о предметах, не связанных рациональным образом с его собственным опытом, развернуть газету, как он попадает в мир хаотической метафизики. То, что он читает, то, что он слышит, странным образом переходит границы того, что он констатирует или может констатировать. Подытожив свое впечатление, “Нет политики без мифов”, — думает он» [4].

Эта мифологизация становится сильнейшим средством сплочения со стороны малочисленных, но очень активных политически групп давления, которые стремятся приобрести политическую власть, используя доходчивые лозунги и мифологемы и пытаясь создать условия «псевдообщности», напоминающие фантастический гранфоллон из повести Воннегута «Колыбель для кошки», когда никто из людей, объединенных формально общим признаком, скажем национальностью, не сможет, даже в соответствии с собственными ценностями и интересами, воспротивиться участию в организованном движении под угрозой травли и обвинений в предательстве. «Политический миф» как средство мобилизации масс становится мощной силой в XX веке. Эта тенденция раскрыта и исследована Ортега-и-Гассетом в «Восстании масс», что оказало огромное влияние на политическую мысль Запада. В нашей стране политическая мифология нашла широчайшие практические применения, однако лишь сейчас осуществляются первые попытки научного анализа этого феномена.

Между тем в последние десятилетия формировалась определенная политическая культура, основанная на широком использовании политических мифов. И вот сейчас мы сталкиваемся с этой культурой в новой ипостаси: политический миф становится орудием межнационального конфликта, и первейшей политической необходимостью является поиск средств борьбы с политической мифологией.

Мне представляется, что существуют два основных способа борьбы с социальными эксцессами такого рода на базе национальных конфликтов и оба они эффективно использовались в мировой политической практике.

Первое — это обеспечение политических прав личности, законодательная и институциональная поддержка плюрализма взглядов.

Второе — разумно и демократически организованный механизм решения национальных конфликтов путем переговоров.

Рассмотрим, на базе каких идей такой механизм мог бы быть создан.

Позиционный торг и совместное строительство будущего

Сущность различных подходов к организации переговоров можно понять, исследуя различные базисные метафоры, использовавшиеся для анализа переговорного процесса.

«Торг» — это одна из наиболее простых прототипических ситуаций переговоров, чрезвычайно часто встречающаяся в нашей жизни. Наиболее важная характеристика торга — то, что это ситуация с нулевой суммой: сколько проигрывает один, столько выигрывает другой. И в области переговорной тактики, и в теоретическом осмыслении переговоров использование метафоры торга ведет к очень далеко идущим последствиям. Начнем с практики. Существует широко распространенное убеждение, что торг надо начинать с позиции, возможно более удаленной от точки ожидаемого соглашения: это позволит увеличить выигрыш. Другое распространенное убеждение — чем жестче вы ведете торг, тем больше ваш выигрыш в цене. В реальности эта практика оказывается оправданной только в случае монопольного положения участника торга — т.е. если его партнеру не к кому больше обратиться. Если монопольного положения нет, завышение требования и жесткий торг легко могут привести к срыву соглашения. Важнейшие особенности торга — необходимость строжайшего соблюдения секретности в отношении собственных ресурсов и возможных пределов уступок: любая утечка информации сулит большие потери, давая партнеру основания для проявления жесткости.

Использование метафоры торга для описания процесса переговоров делает уступку важнейшей категории анализа переговорного процесса. В политическом плане подход к переговорам, как к торгу, чреват зачастую серьезными трудностями. Для поддержки первоначальных завышенных требований участники переговоров часто мобилизуют общественное мнение, после чего любая уступка выглядит как политическое поражение, а компромисс — как обоюдная беспринципность.

Совсем по-иному выглядит процесс переговоров, если смотреть на него как на процесс совместного выбора сторонами из нескольких имеющихся альтернатив. Очевидным образом торг является частным случаем «совместного выбора», но в отличие от метафоры торга метафора совместного выбора дает значительно более широкое понимание процесса переговоров. Первое бросающееся в глаза отличие — это то, что совместный выбор не обязан быть игрой с нулевой суммой. В условиях торга, т.е. игры с нулевой суммой, аргументация играет довольно незначительную роль. Как аргументировать в пользу прямого ущерба для партнера?

Единственным аргументом, по существу, является угроза ухода с переговоров. В рамках метафоры «совместного выбора» радикально изменяется роль аргументации на переговорах. Каждая из альтернатив должна быть оценена. Могут быть предложены многие альтернативы, удовлетворяющие обе стороны, но в разной степени, поэтому процесс возможного убеждения включает и дискуссии об оценках той или иной альтернативы всеми сторонами, участвующими в переговорах.

Понимание переговоров как «совместного выбора» существенно влияет и на тактику переговоров, и на процедуры их проведения. Центр тяжести дискуссии переносится с обсуждения переговорных позиций на обсуждение критериев оценки и интересов участников.

Отказ от позиционной борьбы влечет и изменение в ходе переговорного процесса. Нет уже необходимости в сокрытии «предельных возможностей уступки», так как само понятие уступки перестает быть центральным. Процесс переговоров рассматривается как оптимизация выбора, а не как сближение позиций. Предполагается, что существует выбор, оптимальный для обеих сторон. Особую важность при таком подходе к переговорам приобретают критерии оценки альтернатив. Именно здесь заложены основные возможности достижения соглашения в трудных случаях, когда на первый взгляд не видно взаимоприемлемых альтернатив. «Совместный выбор» — это не обязательно компромисс. Соглашение, являющееся итогом «совместного выбора», может возникнуть в результате переосмысления ситуации, переоценки альтернатив. По существу, в таком понимании переговоры — это выработка совместной оценки.

В настоящее время все больше возникает проблем, связанных с исключительной сложностью того взаимозависимого мира, в котором мы живем. Характер этой взаимозависимости, возникающей как в силу прямых связей, так и в силу опосредованного взаимодействия через окружающую среду, может быть совершенно неясен без специальных и часто очень сложных и трудоемких исследований. На этот факт обратили серьезное внимание и ряд исследователей процесса переговоров.

Все чаще возникают ситуации, когда структура конфликта настолько сложна, что возможные альтернативы решений невозможно выработать без специальных исследований, а исследования невозможно произвести, не зная мнения и оценок партнеров по переговорам, взгляды и институциональные механизмы которых являются частью переговорной ситуации и потому должны учитываться в процессе исследования. Возникает необходимость в совместном исследовании проблемы в процессе переговоров. Переговоры начинают интегрироваться сторонами в рамках метафоры «совместного исследования».

Исследователи переговоров широко обсуждали понимание сущности переговорного процесса, основанного на трех обсуждавшихся выше метафорах. Между тем весьма удивительно, что современные исследователи, занимающиеся построением моделей переговоров, очень мало внимания обращают на один важнейший аспект переговорного процесса, который прекрасно осознавался практиками. В книге «Как делался мир в 1919-м» Г. Никольсон в главе, названной «Провал», обращает внимание на то, что в процессе переговоров должно анализироваться не только актуальное состояние дел, но и перспективы будущего развития ситуации, в особенности те факторы этого развития, которые не контролируются сторонами, принимающими решения.

Анализируя позицию президента Вильсона на Парижской конференции, Г. Никольсон пишет: «Если бы вильсонизм действительно мог быть применим полностью и повсеместно и если бы Европа действительно могла положиться на силы Америки для его проведения, тогда, несомненно, возникла бы альтернатива, бесконечно более предпочтительная по сравнению с опасным и вызывающим равновесием европейской системы… Поддерживаемые уверенностью в немедленной и бесспорной американской помощи государственные деятели Европы могли бы отказаться от своей старой системы безопасности в пользу той более широкой системы безопасности, которую обещали теории Вудро Вильсона. Но были ли они уверены, что Америка будет настолько альтруистичной, настолько донкихотской, чтобы обеспечить вильсонизм Европе?» И действительно, с одной стороны, сомнения европейских правительств в поддержке Америки вели к постоянным компромиссам между вильсоновскими «идеалами» и национальными интересами победивших держав, с другой стороны, последующий отказ Америки поддержать версальскую систему серьезно ее ослабил. Отсутствие в процессе переговоров убедительного анализа и учета будущего развития ситуации, создаваемой «версальской системой», возможных национальных политических, экономических конфликтов было одной из важных причин краха «версальской системы». К этому необходимо добавить полное игнорирование мнения побежденной стороны. Крах «версальской системы» — один из наиболее поучительных примеров того, к чему может привести отказ от «совместного конструирования будущего».

Итогом согласия, достигнутого в процессе переговоров, является установление нового положения дел. Установление этого положения дел повлечет некоторые следствия, реализуется в будущем один из возможных сценариев развития ситуации. Что же такое «точность» дипломатии, о необходимости которой говорили практики от Де Кальера до Г. Никольсона? Вне всякого сомнения, они понимали под этим согласованность представлений участников переговоров относительно сценариев развития событий. Именно неопределенность этих сценариев, когда одна из сторон ожидает от реализации соглашения одних результатов, а другая — совершенно противоположных, превращает заключенное в результате переговоров соглашение в источник нового конфликта. Наиболее частым источником «неточности» являются те участники, обсуждающие ситуации, которые не привлечены к заключению соглашения и тем самым оказываются не связанными обязательствами по нему. Поэтому одно из условий соблюдения «точности» в переговорах — это представленность всех реальных участников ситуации. Между тем часто отсутствие на переговорах какого-либо из участников ситуации связано с характером его юридического статуса.

Если исходить из понимания переговоров как «совместного конструирования будущего», то необходимо признать, что конструировать будущее всерьез можно, только опираясь на признание существующей реальности, и это очень существенный фактор действительного успеха переговоров.

Эти четыре метафоры описывают последовательное углубление представлений о переговорах. Путь от «торга» до «совместного строительства будущего» — это тяжелый путь роста мудрости и взаимного доверия.

В случае слабой связи между партнерами дело может и не пойти дальше торга — случайная встреча ведет к столь же случайному расставанию партнеров, которые не сторговались. Национальные проблемы — это другой случай. Сильная взаимозависимость, связанная с сосуществованием на одной или соседних территориях, требует наиболее глубоких и полных форм переговоров. И здесь мы сталкиваемся с парадоксом.

Выше мы уже отмечали, какую огромную роль в национальных проблемах играет «мобилизация масс». Но методы этой мобилизации в принципе не совместимы с «глубоким» представлением о переговорах. Они ориентированы на агрессивный позиционный торг и предъявление максимальных требований. В этом основная трудность для трезвых политиков, пытающихся управлять массовым движением. Для «мобилизации» нужна не мудрость, а громкий голос и броские лозунги. И в этих условиях трезвые политики, как правило, проигрывают митинговым крикунам.

Между тем для действительного решения сложных национальных вопросов необходимы и напряженный поиск взаимоприемлемых оценок, и исследования части очень неясных ситуаций, и искреннее желание совместно строить будущее.

Все это недостижимо с помощью митинговой дипломатии и силового давления. Необходимо привлечение к переговорам наиболее мудрых, ответственных, мощных в интеллектуальном отношении сил национальных общин и столь же мудрое и взвешенное отношение к переговорам со стороны центральных властей.

Политические реалии

Что же происходит в реальности? Почему столь сложными становятся национальные проблемы в еще вчера казавшихся вполне спокойными регионах? Печальным фактом является то, что центральные власти сейчас столкнулись в национальном вопросе как с проблемой с теми же самыми политическими методами, с проявлениями той политической культуры, которая десятилетиями насаждалась сверху. Разве так уж отличаются те методы мобилизации масс радикальными национальными движениями от тех, с помощью которых много лет поддерживалось всеобщее «единодушие» и «одобрение» (или «неодобрение»)?

Группы активистов этих движений пытаются добиться «мобилизации» очень простыми средствами — воспоминаниями о болезненных событиях национальной истории (пакт Молотова – Риббентропа в Прибалтике, память о геноциде в Армении). Используется и «образ врага» — «мигрантов», «инородцев».

Непонятным остается только одно: что делать после того, как «мобилизация» уже произошла? Как решать реальные проблемы? Ведь их не решить с помощью исторических реминисценций. Нужна огромная терпеливая осторожная работа и одновременно быстрое улучшение социальной ситуации — требования предельно противоречивые.

Что же делать в подобной ситуации? На мой взгляд, существует единственный путь решения национальных проблем: «детоталитаризация» общества, разрушение политической культуры тотальной мобилизации масс, противопоставление этой культуре культуры ответственной политической демократии, основанной на гарантии прав меньшинства. Необходима институционализация демократических институтов, способных противостоять «митинговой демократии» и безответственным радикалам.

Быстрое улучшение в области гарантий политических прав, процедурно и институционально оформленных на базе огромного мирового опыта ответственной политической демократии, — это единственный путь решения национальных конфликтов. Мировая практика показывает (Франция — в 1958 году, Греция — в 1974 году, Испания — в 1976 году), что очень острые ситуации социальных конфликтов могут быть разрешены достаточно быстро и эффективно в случае быстрого установления политических институтов, основанных на принципе разделения властей и сочетающих сильную центральную власть с гарантиями политических прав меньшинства. Такой подход позволит демократическим путем выделить действительно ответственные, обладающие необходимым интеллектуальным потенциалом группы представителей национальных общин, которые будут способны вступить в переговоры, руководствуясь «глубоким» пониманием переговорного процесса. Остается один, быть может, самый больной вопрос: что мешает такому развитию событий?

Здесь мы вынуждены немного отвлечься и для разъяснения некоторых странных феноменов нашего настоящего обратиться к «опыту истинности», который дает нам история.

Великая французская революция — модельная ситуация для исследования социальных катаклизмов. Когда в 1790–1791 годах Мирабо убеждал Людовика XVI искренне стать на сторону революции и способствовать укреплению нового политического порядка, основанного на разделении властей, с сильной исполнительной властью и демократическими законодательными институтами, он пытался спасти Францию от ужасов многолетних войн, террора и бонапартистской тирании. Для короля ограничение его власти и установление твердого конституционного порядка было неприемлемо. Король всеми силами препятствовал этому, создавая условия для усиления радикалов, и позднее даже напрямую поддерживал радикально-антимонархистскую группировку жирондистов в их стремлении развязать войну с Австрией — надеясь, по принципу «чем хуже, тем лучше», на подавление революции внешней военной силой. Конец известен.

Что же происходит с национальными движениями у нас? Нежелание бюрократии идти на демократизацию общественной жизни радикализирует национальные движения, отдавая их в руки стремящихся к «мобилизации» активистов, на каждом углу кричащих о необходимости борьбы с бюрократией. Этот противоестественный симбиоз бюрократии и радикалов не может длиться долго, но желание сохранить власть — чувство слепящее. Однако сейчас национальные движения, к сожалению, выглядят как щит, которым местная бюрократия прикрывается в борьбе с бюрократией центра. Ни о каких продуктивных переговорах в этих условиях говорить не приходится. Реальность — это войска на улицах Еревана, Баку, Степанакерта. Но использование силы может лишь загнать болезнь вглубь, а открытое подавление радикальных группировок чревато тяжелыми социальными эксцессами. Время не ждет — нужны быстрые шаги по установлению прочных и ответственных демократических институтов, способных покончить с «митинговой демократией».

Примечания

↑1. Аристотель. Политика. Кн. 1.1.

↑2. Никольсон Г. Дипломатия. ОГИЗ, 1941. С. 60.

↑3. Примером тому является решение Верховного совета ЭССР в ноябре 1988 года по вопросу об изменении Конституции.

↑4. Валери П. Взгляд на современный мир // Валери П. Избранное. М., 1936.

Источник: Ожог родного очага / Составление, общая редакция и вступительная статья Г. Гусейнова и Д. Драгунского. М.: Прогресс, 1990.