Записки зрителя политического театра

Опасен мир, в котором слишком много симулякров.

Когда обсуждают историю «Матильды», я об этом думаю. Не о непристойности депутата Поклонской и «православных активистов» (созданный временем оксюморон). А о том, что, если бы фильм вышел на экраны гладко, было бы ничуть не лучше. «Датское» кино — сделанное представителем того мировоззрения, которое, чтоб не обзываться гадкими словами, в России называют «системным либерализмом», — разве не тот же фейк?

А именно, поиск формата для гладкого рассказа о трагедии. Мифотворчество не менее скверное, чем все остальное мифотворчество. Мы не знаем, что сказать самим себе о 1917-м — окей, давайте сделаем что-то в стиле La Belle Époque, а там посмотрим.

Фейковый фильм снимается о фейковом императоре.

Нет, разумеется, Николай II был совершенно легитимно венчан на царство, по всем правилам помазан миром. Но все цари тогда неуклонно линяли, как поддельные купюры. Сопротивление и глухота могли только ускорить падение: царствование запомнилось даже сочувствующим современникам как череда faux pas, нередко кровавых.

Если этот человек-символ что-то и выражал во время своей царской деятельности, то только приближающуюся остановку всех процессов в теле монархии. В силу известных катастрофических последствий этой остановки, именно святость (в кавычках или без) Николая, должно быть, еще и имеет какое-то значение здесь, в 2017 году, но уж точно не балет.

Святость — именно в преодолении построенной на ложной роли биографии, — правдой в смерти. Если мы верим, что Николай в 1918-м платил сознательно и трезво за фальшивый билет на своем фальшивом маршруте, то вот, казалось бы, и миф, и сильный рассказ? Вот бы о чем спросить и поспорить…

Нет, этого, «страшного» мы как раз боимся. Нам красоты б побольше, позолоты, хруста французской булки и бала в Зимнем.

И так роман с балериной — слабая история, она ничем не поможет мифу о монархии.

Помогут парни с хоругвями и бензином. Тут депутат точна. Фейковой депутатке (мы же до сих пор не знаем, к какой стране относится Крым: если не верите, то попробуйте найти в Симферополе или Севастополе, скажем, Сбербанк) оказалось легко мобилизовать фейковых верующих. Что особенно привлекает в русском «ура-православии» — эти люди старательно не зовут себя «христианами» (вероятно, вмешивать Христа в эту деятельность как-то стыдно). Нет, они «православные», они просто придерживаются чего-то правильного. То есть легитимизирующего насилие. Это инструментальное понимание «правды» сверхактуально сейчас, продержится оно долго. Прошлое и традиция невыясненны и обширны, там есть где искать дубинки.

Социальный отскок от барьера, отделяющего индустриальный мир от постиндустриального и падение назад, в дичь — и вот это падение больше не смягчено нефтяными деньгами, — и мы снова имеем дело с человеком, которому не объяснишь, что бить по морде и верить в Бога — это разные виды деятельности. Но если начать это объяснять, то придется объяснять и то, почему в самые «системно-либеральные годы» бенефициарами современности и богатства становились олигарх, чиновник и кормящийся вокруг них медийщик, а не учитель или ученый.

И так фейковые православные с подначки фейкового депутата устраивают погромы против фейкового фильма о фейковом царе. Это какой-то триумф фейка.

В отличие от «Триумфа воли» (на цивилизацию прет динозавр), тут прут тараканы. Тысячами.

Что-то тут не так, да?

Разумеется. Фальшь не только там, где Поклонская, или телеканал НТВ, или «Кремль». Она и там, где, например, Навальный. Или там, где художники играют в оппозицию или башни из слоновой кости. Просто фальшь, ложь стала важнейшей технологией жизни, жизненным соком России после ее великого прыжка от колхоза, парткома и хрущобы в «общество потребления» и «тотальность рынка». Мы, так сказать, хотели стать прилежными учениками в школе капитализма, а наши учителя — скучные переводные американцы 20–30-х вроде Льюиса и Драйзера — гордились бы нами. Мы не просто научились хорошо производить один из главных товаров — видимость, но это единственное, чему мы научились.

Мы живем в ситуации, где фейком является примерно все. Доктрины и контрдоктрины. Элиты и контрэлиты. Каким образом Россия приводила себя в это состояние, может быть прекрасно описано политико-экономически — по-марксистски, социологически. Это будет интересно… потом.

А пока российские поединки в рамках культурной политики — войны видимостей. Ненастоящий государь давит оппозиционеров, за подлинность намерений которых я не поручусь, особенно в перспективе лет десяти, когда те придут к власти.

Можно иметь тут позицию трикстера, Арлекина, игрока, принимающего вещи в их переливчатой тотальности, — но заниматься серфингом по этому волнующемуся морю фейка уже не сумел наиталантливейший, наикрасивейший из современных театральных Арлекинов страны — коллега, друг… Он помешал, его прихлопнули. Что ж говорить о тех, кто просто тонет в этом море?

Ведь здесь что-то настоящее все же осталось. Дубинка, дыба, кнут, произвол, острог — вот те рифы, вокруг которых плещутся волны. Эти рифы ждут.

В чем выход?

Выход — вовремя сказать себе «но…».

Чем опасна тотальность фальшивого? Да тем, что она предложит вам определенную игру, от которой вы не захотите отказаться. Тем, что она подменяет собой все остальное, соблазняя пользоваться собой, сживаться с собой, заставляя верить в свою тотальность.

Наша проблема — то есть ошибка — мы ищем политические решения там, где речь идет о падении культуры, о падении нравов и душ. Мы думаем о мобилизации, то есть об игре в том театре, где бес сильнее человека. В массе демон всегда возьмет свое — в индивидуальной душе не всегда.

Бесы пользуются только теми, кто пользуются ими.

И политического выхода из этого состояния нет. Есть только шаги — шаги слепого к свету, глухого — к песне.

Спасайтесь индивидуально и знайте, что каждая минута, когда вы занимаетесь чем-то вне производства фальши и перекачивания ее по трубам коммуникаций, бесценна и очищает мир.

А не то, чуть только «оковы мрачные падут», от нас останутся одни тараканы.