В прошедшем времени: история и злоупотребление ею в Вашингтоне

Подъезжая к месту своей работы в Американской исторической ассоциации, я вижу, как проплывает в окне Капитолий, и его вид вызывает мысль и о том, как растворяется в неопределенности бюджетный сектор, и кто достоин разделить с хозяином почести за нынешний разгул презрения к общему благу. Это наблюдение — не грубый выпад, по крайней мере, в текущий момент: ведь политические деятели и Республиканской, и Демократической партии из предыдущей администрации замечают, что «Вашингтон» не функционирует, как надо. Во всяком случае, как он функционировал обычно.

Озабоченность Американской исторической ассоциации этой дисфункцией власти коренится прежде всего в том, что политика федерального центра напрямую подрывает сами условия существования нашей дисциплины. Речь идет не только о доступности Национальных архивов, Библиотеки Конгресса и других финансируемых из федерального бюджета исследовательских учреждений; речь идет также и о судьбе финансирования из Национального фонда гуманитарных наук, Института музейных и библиотечных служб и даже Национального научного фонда. Это и целый ряд программ, обеспечивающих жизненно важную поддержку международному образованию и исследованию, большая часть из которых находится в ведении Департамента образования (некоторые — в ведении Госдепа). Смитсоновский институт открывает доступ к истории миллионам американцев и иностранных гостей. А есть еще много исторических сайтов в ведении Службы национальных парков.

Но угроза со стороны непоследовательной политики и общего враждебного тона по отношению к основанному на доказательствах гуманитарному знанию и живому исследованию не заканчивается у дверей агентства. Ключевой закон о налогах, принятый в декабре, способен подорвать доходы институтов высшего образования и других работодателей историков. Новый закон также повлияет на федеральные расходы и механизмы налогообложения на уровне штата, на налоговые льготы для занимающихся благотворительностью и в некоторых случаях — на судьбу фондов. Возобновление действия «Акта о высшем образовании» — спорная мера: ведь известна нынешняя враждебность министра образования к бюджетному сектору.

Все это серьезные вопросы, хотя у нас (историков) есть и весомые защитники, особенно в Национальной коалиции за историю и Национальном альянсе гуманитарных наук, способные отслеживать проблему и повлиять на законодателей: в последнее время они работают не покладая рук. Мы можем также поддержать наших коллег на передовой — историков, находящихся на бюджетном финансировании федеральным правительством, которым все тяжелее работать в их учреждениях из-за неуважения, сокращения финансирования и тяжелой моральной обстановки.

Но есть еще более опасное и гнетущее обстоятельство, затрагивающее уже самую сердцевину нашей роли историков и граждан. Многое из того, что происходит в Вашингтоне, основано на злоупотреблении историей или, во всяком случае, вызвано этим. Граница между сознательным искажением истории и ее незнанием напоминает границу между подлостью и невежеством: это разные вещи, но результат один.

Когда президент избран под лозунгом «Сделаем Америку снова великой», вряд ли кто усомнится, что история будет в центре его политики — точнее, в центре будет стоять особая интерпретация истории, оправдывающая отмену результатов работы целых поколений профессионалов исторического знания. Но не только президент сохраняет монополию на это заблуждение. Вашингтон просто переполнен людьми, которые счастливы изобретать прошлое для целей настоящего. В этом, конечно, нет ничего нового — но есть различие между искажением правды и декларацией законности «альтернативных фактов». Сенатор Даниэль Патрик Мойнихан позволяет себе отправить в мусорную корзину слова Бернарда Баруха, что можно признать за каждым право на свое мнение, но не на «свои факты».

Историкам нужны доказательства. Наши стандарты и наши идеи, что верно и что неверно, отличаются от стандартов наших коллег в естественных науках, юриспруденции и многих других дисциплинах. Мы часто бываем не согласны и друг с другом. Но, проживая и работая в Вашингтоне и каждый день видя Капитолий, я еще раз убеждаюсь в необходимости следовать эмпирическим данным и в необходимости для каждой дисциплины обсуждать природу своих доказательств, как в учебных аудиториях, так и с широкой публикой.

Политический дискурс на всех уровнях сейчас может настолько выпасть из контекста, что желанные объяснения закрывают историческое понимание. Тогда историки могут и должны делать больше, чем просто исправлять факты в каждом сообщении СМИ: мы обязаны контекстуализировать политические обсуждения. Могут ли ограничения иммиграции быть разумно обсуждены вне контекста «Китайской поправки» (1882), «Закона о национальном происхождении» (1924) и Закона Харта-Челлера (1965)?

Контекст — это полдела; нужно еще разобраться с правомочностью аналогий. Не получается ли так, что отсылка к популизму скорее вводит в заблуждение, чем объясняет происходящее? Насколько уместно упоминать нацистскую Германию, оценивая, в какой степени нынешняя администрация угрожает демократии, свободной печати и равному праву на защиту в соответствии с законом? Должен ли политик, произносящий слово «Мюнхен», понимать степень ответственности? Исторические аналогии часто бывают упрощенными, а иногда прямо вводят в заблуждение. Но, возможно, они неизбежны. В панельной дискуссии на ежегодном собрании Американской исторической ассоциации в январе Ибрам Кенди отметил, что аналогия привлекает внимание слушателей; историки, которые сходу отвергают их, скорее всего, будут вести разговор только с другими историками.

Моя позиция наблюдателя в Вашингтоне делает меня восприимчивым к нарастающему чувству надвигающегося кризиса — особенно в контексте закрытости правительства, яростной риторики, сопровождаемой бранью, уклончивости в общении с публикой представителей обеих партий законодательной власти и атаки по всему фронту на общепринятые процедуры сбора и публикации доказательств. Но историк, по-видимому, должен соблюдать дистанцию по отношению к дискурсу нынешнего кризиса, который сам по себе оказывается аисторичным. Дюжина историков недавно обозначили в журнале «Политико» годы, которые были еще хуже: 1860, 1861, 1865, 1890, 1919, 1920, 1968 и 1973–74 — все они выиграли голоса за себя; на их фоне 2017 год выглядел сравнительно благоприятным. Но такое сравнение во времени, впрочем, может улучшить наше понимание опасности: не в смысле ее масштабов, а в смысле ее более точной локализации.

Американская историческая ассоциация и все ее члены должны спросить себя, какова может и должна быть наша роль в этой необычной ситуации — как научной ассоциации и как отдельных историков. Историки знают, что неонацисты не могут быть «замечательными людьми». Равно как и неоконфедераты. Историки знают, что для миллионов американцев семейная история включает миграцию (даже «цепную миграцию») из мест, где правительства перестали справляться со своими задачами, пораженных нищетой и насилием. Историки знают, что давняя традиция презрения чиновников к прессе, включая откровенную враждебность, никогда не доходила до того, чтобы назвать какое-либо СМИ «врагом американского народа». Пресловутые «раздражающие набобы негативизма» Спиру Агню по отношению к прессе теперь кажутся просто пустяком, как и нападки на авторов расхожей фразы, что пресса — «первый набросок истории». Роль истории и историков в общественной жизни никогда не была столь заметной, но и никогда не была менее ясной.

Источник: AHA Today