Машинка обиженных чувств

— Так много и так часто, как в последние несколько лет, я не обижался никогда, — говорит мой любезный соавтор.

И увы, я вынужден с этим согласиться. Если не я обижался, то по крайней мере — на меня. А это, в свою очередь, сильно обижает и расстраивает меня.

Возить воду на обиженных, судя по всему, перестали в тот момент, когда Facebook принял свои правила сообщества — и с тех неутомимо их совершенствует. Так, несколько месяцев назад, он решил, что теперь должен следить за распространением fake-news — ну а определять, где здесь fake, а где здесь news — будут специально обученные алгоритмы.

В этом смысле кровавый режим, к примеру, времен императора Николая Павловича, был гораздо более гуманен — в старомодном смысле этого слова. Там всегда в итоге обнаруживался «маленький человек» классической русской литературы — цензор, обремененный большим семейством и снабженный недостаточным жалованием, которого можно было если и не простить, то понять и пожалеть.

Понять электронный мозг, конечно, можно — но вот пожалеть его не получается, только лишь себя, да отчасти его создателей — подозревая за ними еще большее семейство где-то в Мумбае и еще меньшее жалованье.

Возникает подозрение, что в борьбе с одним кровавым режимом мы пропускаем наступлением другого — гораздо более режима, хотя, возможно, со стенами, обитыми ватой, дабы клиенты не покалечились.

Как бы не смеялась прогрессивная общественность над «чувствами верующих», но «чувства пользователей Facebook’а» оскорбить еще проще.

Чувства, как говорилось в старину, «предмет неопределенный» и потому судить о том, что их оскорбляет и насколько глубоко — может вполне только сам оскорбившийся. А поскольку мы среди джентльменов, то счет оскорблениям сравним со списком кораблей в «Одиссее» — и там, и там сбиваешься со счету на середине.

Facebook навязывает всем идею равенства — интеллектуального, культурного, какого угодного.

Каждый становится экспертом. Мнение которого признается ценным по самому факту его существования. Это как школьники, которые выносят после 11 лет одну мысль — «я личность», и каждый уверен, что он — личность. Здесь нет авторитетов, нет иерархий, нет стыдливости и понимания перед чем бытовая стыдливость неприемлема.

Иначе говоря, все контексты смешались воедино — оскорбить может и Дюрер, и античная фреска, я уже не говорю о старике Бунине вместе с шалуном Набоковым.

Собственно говоря, история очень не новая. После Тридентского собора итальянские католики внезапно обнаружили, что их чувства оскорблены — причем в самом видном месте, в папской капелле, где Микельанджело, по заказу пап Климента VII и Павла III, написал Страшный суд в самом страшном виде — вплоть до того, что правоверным в одной из сцен виделось едва ли не совокупление святых. Меры были приняты новым, благочестивым папой, который велел внести правки в изображение. По счастию, поручено это было замечательному живописцу да Вольтерра, ученику самого Микельанджело, который прикрыл оскорбительно голые тела святых и грешников драпировками, написанными по-сухому темперой — благодаря чему, спустя четыреста с небольшим лет, когда чувства отпустило, реставрация все еще была возможна. Страшно представить, если бы он решил облегчить себе работу — и прошелся бы маслом по работе своего учителя. И тогда бан священной обнаженки был бы вечным.

Вот и на днях мой соавтор стал жертвой бана — не за священную обнаженку. Хотя как посмотреть, для кого и Лилиана Кавани священная корова. Словом, разместил он в комментариях (в записи для друзей только) постер к «Ночному портье». На котором было минимум два предмета, которыми можно оскорбиться — во-первых, нацистской униформой, которую символизирует фуражка, а, во-вторых, женской грудью — которую символизировала грудь. Правда, здесь вновь проклятая неопределенность — поскольку на груди на груди соски, а их два, а их изображать запрещено, коли они женские — хотя, конечно, это сексизм…

В общем, чтобы долго не говорить, забанили моего соавтора — и тут во мне дух научного эксперимента взыграл. Решил я сам на себе, то есть на странице своей, выяснить, что именно оскорбляет — и выяснилось, что оскорбляет грудь, а не фуражка. Поскольку грудь я прикрыл, а фуражку оставил, следовательно, в Facebook’е орлов со свастикой можно, на всякий случай, вдруг кому нужно, сообщаю.

С одной стороны, радует, что наступила, благодаря применению методов научного познания, определенность хоть в этом вопросе — с другой, я-то всегда по простоте своей думал, что make love not war, но, видимо, времена меняются.

Установить, что именно способно оскорбить другого — получается лишь post factum, и в этом плане приходится уже признавать бессилие научного метода — с точки зрения его способности предсказывать будущее. Хорошо, что здесь удалось установить достоверно источник оскорбления, но уверенности, что в следующий раз машинка оскорбленности среагирует именно на это — нет никакой.

В конце концов, мы тоже можем оскорбиться. Меня вот (хоть и пытается одергивать меня за руку мой соавтор, утверждая, что негоже поминать жертв режима) до смерти оскорбила группа Pussy Riot своим кавером на песню Smells Like Teen Spirit. Собственно, я считаю, что если бы бедняга Курт дожил, то, услышав это, повторно шмальнул бы себе в голову. Ибо вот тут-то действительно стало ясно, что для них нет ничего святого.