Насилие в ораторской упаковке

На открытии кинофестиваля архивных фильмов в подмосковном поселке Госфильмофонда «Белые Столбы» показали премьеру фильма Галины Долматовской «Счастливчики 60-х». Золотая пора советской истории предстала здесь едва ли не гламурной. Вместо фильма-исследования, к которому уже приучается даже прикормленное ТВ, на экране мелькали ностальгические портреты любимых поэтов и известных писателей. Конечно, открытие персонального музея Евгения Евтушенко, о котором почти не пишет российская пресса, — событие интересное. И монолог Аллы Демидовой в интерьерах этого музея — событие чрезвычайное. Но все же полуторачасовой фильм нуждается в концепциях и идеях. А их не было. Получилось нечто об интересном. Полезно разве что пионерам.

Самая грустная рубрика фестиваля — IN MEMORIAM. Она посвящена памяти ушедших кинематографистов. В этот раз вспоминали, в частности, Татьяну Лиознову. Ее дебютный фильм «Память сердца» (1958) снят по сценарию ее учителя во ВГИКе Сергея Герасимова. Ничто не предвещает здесь будущего режиссера «Семнадцати мгновений весны» — ни мертворожденный сценарий (сбитого английского летчика учительница переправляет через линию фронта), ни вялый монтаж, ни ложнопатетический финал (после войны англичанин возвращается в деревню, где его выхаживала учительница; той уже нет в живых). Даже хороший актерский дуэт Андрея Попова и Тамары Макаровой не в силах спасти этот гибрид позднего сталинского бессилия и нарождающейся «новой искренности» в кинематографе.

Кадр из фильма «Память сердца»

Куда веселее смотрятся «Великие столетия». Здесь и «Подруги» Микеланджело Антониони, подведшие черту под историей итальянского кинореализма, и отчаянная «Тереза Дескейру» Жоржа Франжю (1962). Сегодня фильм по роману Франсуа Мориака смотрится как слегка затянутый, но дело, конечно же, не в том, что восторжествовали новые принципы монтажа (прежние тоже были прекрасны), а в самой коллизии. Жена не может уйти от опостылевшего мужа и вынуждена его травить ядом, вместо того чтобы предаться борьбе за свои права. Конечно, можно подумать, будто поколение 68-го черпало свой феминистский пыл из произведений, подобных картине Франжю. Но из сегодняшней перспективы сюжет своей социальной устарелостью напоминает пьесу Л.Н. Толстого «Живой труп», из которой, как ни бейся, невозможно вытащить актуального содержания (недавний толстовский спектакль Валерия Фокина в Александринке лишний раз это доказал). Но блистательная Эммануэль Рива остается блистательной и в проблемной экранизации.

Петля для классика

Зато на редкость современна программа, приуроченная к столетию катастрофы «Титаника». Помимо французской хроники 1913 года показали и немецкий художественный фильм «Титаник» (1943) режиссера Герберта Зелпина. Известно, что кино нацистской Германии — за исключением тех редких случаев, когда речь идет об откровенной и прямолинейно скучной пропаганде, — сделано на вполне профессиональном уровне. Его даже порой показывают по нынешнему немецкому телевидению — когда там нет идеологии. «Титаник» — захватывающая лента о трагедии, результат которой всем уже известен, но обратиться к которой всем хочется снова и снова. Здесь есть и любовная линия, и нет того ощущения затянутости, что испортило недавнюю американскую версию истории «Титаника» в постановке Джеймса Кэмерона.

В немецком «Титанике» есть антибританские ноты, империализм с его страстью к наживе предстает здесь откровенным чудовищем, а единственными героями, спасающими пассажиров, оказываются немцы. Но все же фильм снимал профессионал: Зелпин пришел в кино еще в 20-е годы, как рядовой сотрудник съемочных групп и ассистент режиссера участвовал в постановке нескольких важнейших лент в истории кино — «Фауста» Фридриха-Вильгельма Мурнау и «Берлина — симфонии большого города» Вальтера Рутмана. После прихода к власти нацистов он быстро вступил в НСДАП и участвовал в создании пропагандистских лент, прежде всего антианглийских (до сих пор идут споры о том, делал ли он это по принуждению или по зову сердца). Но «Титаника» он закончить не успел. В 1942 году Зелпин позволил себе несколько нелицеприятных высказываний в адрес вермахта. На него донес его ближайший друг, сценарист «Титаника» Вальтер Церлет-Ольфениус. Зелпина арестовали, вскоре его нашли повешенным в камере. Обстоятельства произошедшего так и не были разъяснены, хотя большинство исследователей склоняются к мысли о том, что это было самоубийство: накануне режиссер получил извещение об исключении его из рейхскамеры искусств. Церлет-Ольфениус был осужден после окончания войны, приговорен к заключению и лишен половины состояния, но через два года приговор отменили. «Титаник» доснимал Вернер Клинглер, работавший в кино и после войны. В советском прокате шел, в частности, его фильм «Завещание доктора Мабузе» (1962).

Идеология и ее ораторы

Кадр из фильма «Приговор суда — приговор народа»

Другой печальный юбилей этого года — чистки 1937-го. В Белых Столбах показали две ленты — «Приговор суда — приговор народа» (1938) Ильи Копалина и «Миссию в Москву» Майкла Кёртица. В первом случае это откровенная кинопропаганда, большая часть фильма занимает речь Вышинского на суде над троцкистско-бухаринской оппозицией (т.н. Третий Московский процесс в марте 1938 года). В зале тогда было немало представителей творческой интеллигенции и новорожденной советской элиты, решившей в едином порыве поддержать лидера нации в борьбе с его врагами — от Алексея Толстого и Эренбурга до летчиков Байдукова и Расковой.

Интонации Вышинского впечатляют и сегодня: средства зомбирования населения были грубыми, но, судя по всему, эффективными. Даже жаль, что последующие т.н. идеологи государства не оставили после себя ярких публичных выступлений и сравнивать их ораторские таланты и интеллектуальную мощь можно лишь в условиях дефицита исходного материала. Т. Суслов не был, вероятно, выдающимся оратором, а о цицеронских качествах г. Суркова нам предстоит, видимо, судить лишь по воспоминаниям завсегдатаев его кабинета. Или это свойство идеологии: она стремится стать менее публичной, но более действенной?

В полной мере отдался соблазнам эпохи и Майкл Кёртиц. Вслед за американским послом в СССР Джозефом Дэвисом, по мемуарам которого и снят фильм, автор «Касабланки» работает в пространстве штампов советских газет: кругом одни враги, вредители расплодились и на советских фабриках и заводах, но мудрый Сталин спасет и страну, и мир. Дэвис был активным сторонником ленд-лиза и всяческой помощи СССР в дни Второй мировой войны. Но все же остается загадкой, зачем Рузвельт заменил первого американского посла в Москве, циничного, но проницательного Уильяма Буллита на простодушного Дэвиса. Да, они были друзьями, да, Буллит оказался замешан в крупном скандале (американский журналист Дональд Дэй уличил его в махинациях с валютой и в скупке антиквариата на складах НКВД, где хранились вещи арестованных «врагов народа»), но в итоге вместо объективного свидетеля Рузвельт получил ангажированного сотрудника. Возможно, оценки Дэвиса происходящего во многом повлияли на американскую политику по отношению к СССР. В связи с этим западные страны тоже не могут снять с себя ответственности за творившиеся на одной шестой части суши злодеяния. «Нельзя, — сказал, представляя фильм, Владимир Дмитриев, заместитель директора Госфильмофонда, — забывать и о молчаливом соучастии союзников в происходившем».

Кадр из фильма «Холм»

Впрочем, человеческая природа всюду одинакова. Об этом напоминает «Холм» (1965) Сидни Люмета, еще одного юбиляра 2012-го. Жизнь английских солдат и офицеров в английском же штрафном лагере оборачивается настоящим адом. Попытки вернуть ситуацию в русло закона разбиваются о слабость человеческой психики: та просто не выдерживает такого пресса насилия. Не только армия, но и все общество построено на тотальном подчинении и бессмысленном унижении, разрушающем личность, — таков итог фильма. Таков же и итог фестиваля, лишенного оптимизма: подавление личности и словесная вязь идеологии стали основным содержанием ХХ века. Нетрудно догадаться, как это определило стилистику XXI века.