Глеб Павловский
Вторая советская власть 1989–93 годов. Реплика о забытом периоде российской государственности и забитой государственной альтернативе
Выступление главного редактора интернет-журнала «Гефтер» Глеба Павловского при открытии круглого стола «1993 год и кризис демократической интеллигенции» в рамках конференции «Пути России» (22 марта 2013 года).
© Jason Eskenazi
Это выступление — мемуарная реплика очевидца к периодизации новой истории РФ.
1.
1993 год в истории новой России всеми выделяется особо. Он завершает собой серию «учредительных дат» Российской Федерации. Первая из них, День России — 12 июня 1990 года — провозглашение суверенитета РСФСР, т.е. Советской Российской Республики. Вторая дата — путч августа 1991-го. Третья — Беловежская ликвидация СССР, растянутая до 26 декабря и сдачи Горбачевым Кремля Ельцину. Наконец, сам 1993 год включает, помимо 4 октября, еще два учредительно-значимых момента: принятие ныне действующей Конституции и упразднение Советов.
К 1993 году новая Россия представляла собой неустойчивый баланс взаимодействия между а) обломками союзной инфраструктуры, б) анклавом президентской власти и АП, в) щебенкой проектов перестройки (от которой остались центральные СМИ в их новой роли) и, наконец, г) системой Советов.
Период горбачевской политической реформы с 1988 года состоял в рефрейминге советской власти. Повторный эксперимент с Советами как с органами реальной власти — поныне забытый этап истории России. «Повторное шествие советской власти» началось с 89-го и продолжалось до 93-го года. Из наших политических дебатов этот период обычно выпадает, отсутствуя даже в качестве исторической темы.
Говоря «постсоветская Россия», мы понимаем Россию после беловежских соглашений. Между тем до 93-го года это была еще в какой-то степени советская Россия. Советская легитимация власти Политбюро ЦК КПСС настолько срослась с ней, что мы не замечаем отдельного периода реального существования Советов, ни первого, ни тем более второго. Второй период советской власти был длинней первого. После Октября 17-го Советы исполняли государственные функции не более двух лет, сменившись военным коммунизмом. Как и у первого, у второго советского эксперимента итог оказался неудачен. Тем не менее этот советский период 1988–1993 годов стоит вспомнить и изучить.
В промежутке между 1920-м и 1989 годом тема Советов была элиминирована. Она, однако, всплывала в западном мышлении, помимо троцкистских и левых школ, среди таких бесспорно не-левых, как Ханна Арендт и Карл Ясперс, которые обращались к теме Советов как к актуальному сценарию контрэлитного действия граждан западного мира. В России, однако, с Советами не заладилось.
2.
Но они были, и они действовали. Многие из нас в этот период регистрировали кооперативы при исполкомах Советов, общались с советскими кадрами, создавали первые коммерческие организации с помощью кредитов от советских организаций (которые потом не всегда возвращали, когда советская власть кончилась). Значительные инвестиции в газету «Коммерсантъ» осуществлял Октябрьский райсовет города Москвы. Кооператив «Факт», который издавал эту газету, был зарегистрирован при нем же.
Другая сторона деятельности Советов — новая независимая пресса перестройки, взлет и крах которой спрятан внутри судьбы недолгой второй советской власти. Советский поворот Горбачева в 1989 году означал для Советов возможность учреждать средства массовой информации. Многочисленные мелкие издания, созданные в это время, тысячами регистрировались при Советах. Это была независимая и весьма значительная демократическая среда. Более десятка тысяч мелких изданий, объединяемых общим понятием «неформальная пресса», возникли как издания горсоветов, райсоветов, облсоветов. Они имели потенциал развития, стали фактором общественного дискурса. И все они загадочным образом исчезли, когда с принятием новой Конституции у них, казалось бы, появились конституционные основания.
Секрет прост: с ликвидацией Советов медиамонополисты бывших советских «центральных СМИ» растоптали и убрали с поля мелюзгу гражданской прессы. Центральное пожрало советское.
1993 год означал исчезновение демократического слоя в собственном смысле слова: как сочетание самоуправляемости, спонтанности, автономии и самофинансирования. Неформальная пресса — еще одна жертва 93-го года.
3.
Специального разбора требует и т.н. третий сектор — сектор некоммерческих организаций. Некоммерческие организации предшествовали перестройке и прокладывали ей дорогу. В период 1985–88-го новая политика и политические кадры росли в рамках некоммерческих организаций. Борьба за право создавать клубы и действовать в качестве юридического лица была в центре политической повестки. Возникла неизмеримой мощности среда социальных сетей, которая не была полностью поглощена даже с возникновением партийной активности.
В этот же «второй советский» период сложились и довольно сильные «интеллектуальные центры», отделившиеся от застылой академической системы. Они также регистрировались при Советах, потенциально представляя собой интеллектуальную сеть второго советского эксперимента. После 1993-го эти центры почти все будут перекуплены президентской системой.
Среда не исчезла как таковая, она исчезнет в качестве автономной. На моей памяти политического и общественного практика (агентство «PostFactum», программа «Гражданское общество», кооперативная жизнь, журнал «Век XX и мир»), я могу сказать, что 93-й год обвалил НКО, третий сектор и увел его в тень. Конец Советов привел к почти десятилетнему периоду стагнации. В этот период два-три десятка НКО в коалиции с центральными средствами массовой информации превратились в монополистов фандрайзинга и приоритетных получателей помощи.
На фоне т.н. «ведущих» НКО, сияющих блеском фандрайзинга, в тень ушла пестрая масса бывших «околосоветских» НКО — муниципальных, культурных, экологических. Одни из них (организации спортсменов — бойцов, боксеров, стрелков — или ассоциации инвалидов) криминализировались, и их дальнейшую историю надо искать в судебных делах. Другие, особенно организации социальной и детской поддержки, образовательные коммуны, перешли на подножный корм.
К началу путинской эпохи третий сектор перестал существовать как значимая общественная сила, какой он был на момент Первого съезда народных депутатов в 1989 году. На месте гражданской среды, так и не состоявшейся в качестве основной политической силы, возник пустырь центральных СМИ и сцена элит-ньюсмейкеров. Политическое будущее второй советской власти не состоялось в том числе и поэтому.
4.
Вопреки современным представлениям, демократический советский ландшафт не идентифицировал себя с Ельциным. Хотя, конечно же, вся эта среда голосовала за него и была его добровольным лобби во всех избирательных и политических кампаниях. Вся она в результате чудовищнейшим образом проиграла.
Горбачев, который, строго говоря, не был лидером СССР уже к 90-му году, долго оставался фактическим лидером этой обреченной второй советской власти до конца 91-го года, и еще два года до 1993-го та существовала без лидера.
Насильственное отождествление Советов и тирании Политбюро ЦК КПСС пожрало первый советский эксперимент 17–20-го годов. Из аналогичного, также силового приравнивания 93-го года вышла новая президентская власть.
Кто был Ельцин между 25 декабря 1991 года, днем спуска советского флага над Кремлем, и октябрем 93-го года? В 91-м году это человек, который яростно борется с Горбачевым, а чтобы скрыть персональный мотив борьбы, идет на уничтожение СССР. Задним числом ему приходится объявить это своей победой. Но власть президента все еще остается перед лицом советского принципа суверенитета граждан внутри их государства. Советский принцип, а не Верховный Совет, — вот последняя основа, checks & balances перед лицом тотальной власти президента.
КПСС уничтожена, но Советы все еще есть! Горбачев унижен и комфортабельно растоптан в здании фонда на Ленинградском проспекте. Что делает Ельцин потом? В следующие два года пытается понять, кто он, оставаясь в рамках мнимого тождества Советов и коммунизма.
Мог ли Ельцин стать лидером этой широкой советской среды, во многом уже антикоммунистической? Теоретически, да. Или вернуться назад, к старому тождеству, конвертировать Политбюро в АП РФ и восстановить централистский комплекс под именем президентского? Ельцин выбирает второе как более знакомое в рамках сталинской матрицы власти.
93-й год — это борьба двух концепций суверенитета. Но это не суверенитет Кремля и Белого дома — конкурентов в борьбе за кремлевский консенсус. Хасбулатов борется за то же, за что и Ельцин: он одержим постсталинской максимой власти. За то, чтоб любую силу в стране, любого гражданского, трудового или делового суверена можно было превратить в филиал центрального суверена в Кремле.
Альтернатива после 91-го еще остается. Но не находит себе политического выражения, как не нашла его ни в 1917 году, ни в 1920-м. Нельзя сказать, что в 90-е была партия, вразумительно выражавшая советскую альтернативу. Если борьба Ельцина с Хасбулатовым была в сущности виртуальной борьбой за неограниченность личной власти, то их борьба с советской альтернативой была реальной борьбой насмерть. Люди, которые собрались у Белого дома в 93-м году, движимые разными мотивами (конституционной верностью, личным оскорблением, мрачным доктринерством), в целом и представляли собой арьергард рухнувшей демократической альтернативы 1989–1993 годов. Говоря об альтернативе, я имею в виду политически не воплощенную модель суверенитета граждан, законно объединяющихся в союзы внутри государства.
Концепция суверенитета уже в 90-м году приобрела квазигосударственный характер, как создание государства сталинского типа, централизованного государства со своим централизованным аппаратом. Мысль об ином типе суверенности, о свободе суверенизации внутри единого государства была заклеймена как «советский принцип» и не получила политического воплощения.
Говоря об упущенной в 1993 году возможности, мы можем весьма условно ссылаться на американскую аналогию: 200 лет тому назад в Америке федералисты создали ту Конституцию и ту систему, которую мы знаем сегодня. Российского варианта ее не получилось: советского «Федералиста» не нашлось. Советская власть, победившая в Америке конца XVIII века как государство свободных штатов, дважды проиграла в России ХХ века — в начале его и в конце. Но ведь и никто из ликвидаторов Советов — от Ленина и Сталина до Ельцина — не сумел после этого создать ни Российской Республики, ни вообще жизнеспособного единого государства. Обдумывая сегодня эту нерешенную задачу, нельзя забывать одну из русских Атлантид — вторую советскую эпоху 1989–1993 годов.
О конференции «Пути России» см. здесь: http://www.msses.ru/about/news/908/?sphrase_id=6565
Комментарии