«Инстанция свободного суждения» («Газета.Ру») и дискуссия философов в Facebook

От редакции. Мы приводим дискуссию из Facebook», предполагая, что ее жанр и стиль не новы для нашего читателя. А в данном случае и крайне интересны. Это обсуждение инициировано статьей Виталия Куренного «Инстанция свободного суждения», опубликованной в интернет-издании «Газета.Ру»

Виталий Куренной. Инстанция свободного суждения

Стремление государства «оптимизировать», а значит сократить и оценивать по количественным показателям научные и образовательные учреждения понятно. Но ситуация с философией не может и не должна рассматриваться по законам рынка и «эффективности».

Профессиональное философское сообщество в последние дни сильно взбудоражено и обеспокоено ситуацией вокруг РГГУ: в университете произошло сокращение бюджетных мест в целом, а число бюджетных мест в бакалавриате философского факультета вообще сведено к нулю.

Пожалуй, главным напрягающим фактором в этой истории было даже не содержание, а манера действия Минобрнауки — во всяком случае, для философов из РГГУ это решение оказалось полной неожиданностью и в итоге было воспринято как немотивированное и сугубо административное.

После энергичных заявлений философского сообщества министерство дало свое разъяснение, обнаружились и нормативные документы, которыми оно руководствовалось. Разъяснение свелось к двум пунктам: прошлогодняя общая оценка университета как «неэффективного вуза» (сама по себе вызвавшая множество вопросов, но напрямую с философией не связанная), а также низкий проходной балл по ЕГЭ конкретно на философский факультет. Загадка, покрытая мраком, состоит в том, каким образом университет и его подразделения оказались совершенно не проинформированы о новых правилах игры, грозящих столь существенными последствиями. Слабым утешением стало и то, что число мест в магистратуру по философии в РГГУ в 2013 году даже несколько увеличилось в сравнении с прошлым годом: в российских условиях эти программы пополняются, как правило, из своих же выпускников, если только не обладают какой-то выдающейся популярностью. Если ситуация не будет изменена, то у преподавателей факультета резко сократится учебная нагрузка, что автоматически приведет к сокращению штата, в конечном счете — к развалу философского факультета как, прежде всего, авторитетной научной единицы, хорошо известной и в России, и за рубежом.

Факультет известен прежде всего своим Центром феноменологической философии, а также активной работой в области истории русской философии. Не имеет большого смысла вдаваться в детали этого процесса — они освещены в публикациях последних дней, высказалось руководство факультета, сделали свои заявления также и руководители, ведущие российские центры образовательной подготовки по философии, равно как и руководство ИФ РАН.

Но я хотел бы обратить внимание на другую сторону вопроса. А именно, на логику государственной политики конкретно в этой дисциплинарной области. Разумеется, положение в российском образовании и науке дает основания для правительственных мер, нацеленных на повышение их эффективности. Что в переводе на обычный язык означает прежде всего сокращение и ориентацию на некоторые квантифицированные индикаторы этой самой деятельности. Казалось бы, все верно: образовательное предложение в данном случае не пользуется высоким спросом (о чем говорит балл ЕГЭ), есть некие косвенные тревожные симптомы («критерии эффективности»). Все верно, пускай рынок расставит все по местам, что в наших условиях означает — доведет дело до конца. Разумеется, никаких вопросов бы не возникало, если бы дело касалось, положим, таких специальностей, как «инвестиции в сфере нанотехнологий» или «управление инновационными центрами». Конъюнктура на современном рынке труда меняется быстро, государство не должно здесь мешать свободному разворачиванию трендов.

Однако с философией ситуация совсем другая. И дело не в том, что философы каким-то образом оказываются полезны для власти, как звучало в некоторых выступлениях в связи с указанными событиями. Кант по этому поводу говорил: «Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы стали королями; да этого и не следует желать, так как обладание властью неизбежно извращает свободное суждение разума». Только наследием т.н. советской марксистской философии можно объяснить продолжающееся хождение подобных аргументов в российской философской среде. Университетская философия заслуживает поддержки — в наших условиях прежде всего со стороны государства, поскольку является институционализированной инстанцией автономного суждения разума. Причем такого суждения, которое в силу своей структуры недоступно частным научным дисциплинам. Ведь частные научные дисциплины обязаны держать себя в границах научной рациональности, и только философия обладает средствами для анализа самой этой границы и того, что находится за ее пределами.

Философия обладает способностью выходить за границы науки, в этом заключается причина ее вечно двусмысленного положения. В этом же состоит и причина того, почему ее не так просто измерить общим наукометрическим аршином: Людвиг Витгенштейн за всю жизнь опубликовал только одну философскую работу объемом в несколько десятков страниц, что не помешало ему до конца жизни работать профессором в Кембридже и не без основания считаться одним из самых влиятельных философов XX века.

Число посещавших его занятия студентов, кстати, никогда не доходило даже до тех 15 человек, которых срезали в этом году в бакалавриате РГГУ.

В продолжение процитированных слов Кант говорит: «Но короли или самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы не должны допустить, чтобы исчез или умолк класс философов, а должны дать ему возможность выступать публично; это необходимо и тем и другим для внесения ясности в их деятельность». Иными словами, философия — это общее благо для общества, которое хочет понимать, куда оно движется, ориентироваться в современном усложняющемся мире. Без наличия инстанции такого рода ориентация попросту невозможна: современный человек легко поддается скоротечным иллюзиям и заблуждениям, соблазняется разного рода смысловыми суррогатами. Потребность в такой ориентации не является массовой, но она необходима там, где речь идет о принципиальном — будь то в жизни одного человека, будь то в жизни общества. Поэтому государство, задача которого заключается как раз в поддержании этого общего блага, должно действовать здесь осмотрительнее, немного аккуратнее, чем с нанотехнологиями.

Да, философия не пользуется спросом у современного коммерческого студента. Что ж, меня это также печалит — как-то странновато и беспокойно. Однако если посмотреть по сторонам, то удивляешься как-то меньше. У нас что, есть нормальная элита, которая думает о будущем своей страны, а не занимается тотальным бегством из нее? У нас все в порядке с качеством человеческого капитала? Если нет и это беспокоит — а не может не беспокоить — наше правительство, то, следовательно, правительство должно что-то делать, в частности, проводить определенную нормативную и просвещенную политику в области образования, удерживать здесь некоторую культурную планку, раз общество и элита пока еще не удовлетворили свои базовые потребности, находящиеся где-то внизу пирамиды Маслоу.

Философия — стержень любой состоятельной культуры, а уж нашей тем более, коль скоро мы продолжаем идентифицировать себя с европейской, уходящей корнями в античную философию рациональностью (а ведь даже министерство, кажется, хочет действовать рационально?), не говоря уже о христианской культуре как таковой, которая немыслима без этой самой философской составляющей.

Напомню также маленький факт из истории современного университета как такового — в нем присутствие философии предполагается как необходимый элемент. Пусть сегодня он и не так значителен, но он совершенно необходим, без него мы имеем дело не с университетом, а с каким-то другим учреждением.

Наконец, у государства российского есть, я бы сказал, некоторый исторический долг перед философией — ни одно никогда не искореняло философию столь последовательно и планомерно, как советское (что-то там смогло сохраниться, но в самых маргинальных зонах). Конечно, пострадала не только философия, но философия была искоренена абсолютно — именно как указанная инстанция «свободного суждения разума», потому что философией стала называться как раз машина по политико-идеологическому обслуживанию государства. Чтобы компенсировать эту культурную катастрофу, требуется время и длительные внутренние усилия профессионального сообщества философов, в противном случае общество наше обречено на вечные ошибки, связанные с блужданием в мерцающих потемках туманной современности, оно является легкой добычей никогда не дремлющих иррациональных импульсов.

Яна Бражникова
«Приятно» осознавать себя лишним элементом даже на лишнем факультете. Поскольку ФФ РГГУ, как это повсюду повторяется, был известен не нашей проблематизацией ). Все-таки наша Бесполезность еще более бесполезная )…

А вообще, конечно, странно, что очередной и совершенно предсказуемый этап госликвидации креативненьких обернулся размышлениями на тему «Зачем нам нужна философия?», а не на тему «А нахрен нам такое государство?».

Вот теперь философские факультеты будут доказывать, что они не то что РГГУ, а коллеги будут оспаривать, чьи конкретно имена украсят надгробие нашего ФФ… Вместо того чтобы спокойно попросить расчета. Где ваши обещания 1-го президентского срока, Владимир Владимирович? Оплатите счет, по которому мы все это время «оказывали услуги», и дайте нам наконец Автономию!

При наличии возможности недекоративной модернизации и реальной независимости от бюджета можно было бы показать на деле, «зачем нужна философия» и кто именно станет ее потребителем.

Неужели надо продолжать доказывать «государству», что оно должно кормить нашу Бесполезность для того, чтобы хорошо выглядеть? Вместо того, чтобы потребовать от него того же?

Почему предметом рассуждения в данном случае становится Знание — а не Власть?

Какое их дело, вообще говоря, чем известны те или иные факультеты, если они не считают нужным посвящать нас в нюансы их «борьбы авторитетов»?

P.S. Про «победителей олимпиад» я бы вообще скромно молчала. Чем меньше таких «победителей» на любом из факультетов, тем больше он похож на факультет.

Анатолий Ахутин
На все Ваши вопросы у власти давно найден ответ: сила есть — ума не надо. И цикуту не забывайте.

Яна Бражникова
Анатолий Ахутин, все же это скорее ответ на аргументацию Виталия Куренного. Он объясняет братанам, что хоть «оно им и не надо», но лучше все же жертвовать на храм Бесполезности, чтобы все культурно было. И ведь правда, какая прекрасная ширма — Философия. Лучше только — Православие. Оправдание всему на свете — зато у нас в центре Бесполезное — Инстанция духовного/свободного/критического суждения! И проклятую долю мы на нее не забываем отдавать. «Подчиняйтесь, и можете рассуждать сколько угодно!» Плюс комплекс вины окупается — все так.

Однако даже если это Превосходство философии и университета признано и оплачивается, остается вопрос: куда эта Excellence будет излучаться? Владимир Порус в своем выступлении на презентации «Логоса» обнажил эту иллюзию Экселлентности. Зачем Вышке готовить философа-профессионала, если за ее пределами эта профессия ликвидирована?

Поэтому я изначально исхожу из Цикуты ). У нас — товар, и им приторговывают какие-то мутные люди. Надо устранить Посредника.

Владимир Порус
Серьезный разговор пошел, братья по разуму и сестры по инстинкту. Коли уж про цикуту заговорили… Сократ все-таки надеялся после цикуты встретиться с Анаксагором и Там продолжать беседовать на умные темы. У вас такая надежда есть? Нет. Вот из этого и надо исходить. Требовать от власти, Яна? Это как? В какой форме? И кто этот Требователь? Если уж обнажать иллюзии, так еще и ту, что мы (философы по профессии) можем что-то требовать у власти, да так, чтобы она не померла со смеху. Я думаю, что требовать мы можем только от самих себя. Вот тут-то и надобно избавляться от иллюзий, ибо самих-то себя надувать как-то уж совсем ни к чему. А иллюзии — очень милые и дорогие сердцу. Например, что мы своими лекциями и прочими подручными средствами участвуем в строительстве «гражданской нации». Мне и самому хотелось бы эту иллюзию лелеять, да с ней и помереть (не со смеху, а прямо всерьез). Но вот не получается. Я вижу, что не во власти причины (главные) нынешнего развала философии. Они в том, что философия не в числе нужных вещей для громадного большинства. И это бы ничего, да вот она оказалась среди университетских дисциплин и стала чуть не массовой профессией. Факультет ненужных вещей (вспомните Ю. Домбровского). И вот это разлагает профессию изнутри, вынуждает ее заниматься самоапологетикой адвокатскими приемами. Это испытание — самое трудное, прошу прощения у коллег, попавших под нынешний наезд. Конечно, не ко времени такое заявление. Я понимаю и еще раз прошу извинить.

Яна Бражникова
Очень даже ко времени, Владимир Натанович! Я как раз против того, чтобы требовать что-либо. Тем более чтобы нас содержали «как бесполезных». Из чувства вины или в качестве уходящей натуры. Вот эти претензии на позицию необъективируемого субъекта в центре университета — крайне не близки. И, разумеется, «власть» здесь ни при чем. Если завтра ФФ вернут бюджетные места в двойном размере, на этом его проблемы не будут исчерпаны. Потому и удивляет ход дискуссий: они все сводятся к попытке убедить власть в необходимости философии, пусть даже «бесполезной» необходимости. Разве в этом все дело?..

Владимир Порус
Возможно, мне показалось, но какое-то противоречие между этим комментарием и самим статусом все-таки есть. Выше вы говорили: «Неужели надо продолжать доказывать “государству”, что оно должно кормить нашу Бесполезность для того, чтобы хорошо выглядеть? Вместо того, чтобы потребовать от него того же?» Этому я и возразил. А вот с комментарием вполне согласен. Власти философия нужна только как служанка определенной идеологии или как ширма-витрина. Поэтому ее убеждать абсолютно бесполезно. Просить — да, можно. Но бесплатный сыр… В детстве мы забавлялись, заставляя собачку ходить на задних лапах, показывая ей кусочек лакомства: — Служи, Тузик, служи! Получалось.

Виталий Куренной
Мне чудно все это читать по следующим причинам:

1. Практика публичной легитимации философии существует столько же, сколько и философия, — можно всю эту критику обратить к Ксенофану или Сократу. Наверное, они какие-то неправильные философы, и уж конечно это часто не дает никакого эффекта (как в случае того же Сократа), но философия занимается этим столько, сколько существует. А уж там, где философия в XX веке оказывалась в не слишком идеальной ситуации, например в Германии, число работ с названием Wozu (noch) Philosophie почти полностью совпадает с числом людей, себя философами называющих. Да и просто как человек, немного занимавшийся историей современной университетской философии, должен заметить, что апология существования университета в обществе и в самом университете — один из досадных, но необходимых элементов современной философии как таковой. Она отсутствует только там, где не философы за себя решали, а за них (ну, или за тех, кого там называли философами) решали — чем, зачем и в каком объеме заниматься.

2. Философия в России в ее нынешней институциональной форме существует — в принципе, даже там, где речь идет о новых учреждениях, как в случае РГГУ — как инертное наследие СССР — культурное и институциональное. В этом самом СССР все принципиальные вопросы про то, что называлось философией, решали определенные товарищи, руководствуясь некоторым собственным пониманием ее роли и предназначения. Никому ничего там объяснять было не надо — стоит ли удивляться, что объяснялка и атрофировалась, а вполне нормальная коммуникативная ситуация — публично изъясниться о целях и задачах не вполне прозрачной для профанов деятельности — вызывает какую-то прямо истеричную реакцию по типу «А ты сам кто такой?». Кстати, в продолжение этого мотива, заданного Яной Бражникова, замечу также, что как раз той самой советской философии вменялось в обязанность в том числе громить определенную власть и определенное государство. Так что Ваш рецепт, Яна, я бы сказал, немного предсказуем из указанной перспективы институциональной инертности. Вернемся, однако, к нашему сюжету. Конечно, очень уютно — думать, что сам факт того, что нечто называется философией внутри этой структуры, наличествующей в силу сугубой институциональной инертности, нечто гарантирует самим этим фактом своего существования. Есть, правда, некие сомнения в том, что то, что внутри этой системы существует, можно назвать философией. Оно ведь совсем под другое было заточено, что очень верно Vladimir Porus и формулирует: «служанка определенной идеологии или как ширма-витрина». Теперь такого заказа — как системной политики — нет, оттого и возникает, судя по всему, в российском философском сообществе чувство экзистенциальной заброшенности, покинутости и осиротелости — теперь это, де, «факультет ненужных вещей». Ненужных, конечно, — но только из вышеназванной исторической перспективы.

3. Из этой ситуации есть, по большому счету, два выхода: 1) рецепт Фауста — «все утопить» (кстати, может, он самый реалистический и правильный); 2) попытаться все же рационально сформулировать — прежде всего для самих себя — зачем и почему твоя деятельность нужна. Причем не абстрактно, а — учитывая наши условия, — объяснить себе и собеседнику, почему поддержку этой деятельности должно осуществлять общество в целом через государственные механизмы бюджетирования. Начинать с других (по счастливому выражению Яны: «А нахрен нам такое государство?»), конечно, можно тоже. Но тогда надо быть последовательным и задать и все другие вопросы: «А нахрен нам такие молодые люди и их родители, которые не хотят идти к нам учиться?», «А нахрен нам такие предприниматели, которые нас не поддерживают?», «А нахрен нам другие коллеги, которые как-то не так понимают проблему?» Такая стратегия представляется мне неконструктивной.

Было также много сказано о том, что кто-то что-то там пытается сказать «чиновникам» или «государству». Это, честно, какой-то детский сад и непонимание некоторых простых правил бюрократического документооборота. Если вы объясняете, зачем нужна философия в публичном пространстве, то это — если кто не знает — не объяснение, адресованное «государству» (это вообще кто??), или «чиновнику», или «власти». Для всего последнего есть свои очень простые формы — письмо от лица или организации, которое надо направить в определенный отдел министерства или ведомства, ему там присвоят входящий номер и должны будут дать ответ в определенный срок. Именно так — для справки — строится коммуникация с чиновниками.

Но если вы обсуждаете этот вопрос в СМИ или в кругу коллег (как в случае обсуждения в ИФ РАН, которое и было инициирующим для обсуждения, на которое я реагирую), то это есть простое публичное использование разума (если нужна ссылка на то, что это такое, то я могу дать, но как-то неловко в этом контексте). На мероприятии в ИФ РАН, кажется, чиновников не ждали, но ждали какого-то разумного слова заинтересованных соратников по профессии. А вот то, что оно не прозвучало, создает — возможно, ложное — ощущение некоторой проблемы. Что это может быть за проблема? Возможно, этому публичному пространству трудно что-то предъявить (очень не хотелось бы в это верить). Возможно — и это кажется самым вероятным — более эффективным считается именно что работа с чиновниками, которые ведь тоже публичности не любят и боятся как огня, зачем лишний шум поднимать? — Решим там кулуарно-аппаратно, какие там к черту разумные аргументы, это еще зачем?? В общем, я не знаю, да и не важно это. Важно то, что если мы сами не можем публично проговорить, в чем смысл нашей деятельности, то, извините, результат здесь — рано или поздно — будет понятно какой.

4. Наконец, про «иллюзии». Напомню уважаемым коллегам, что есть вещи конститутивные, а есть нормативные. Вопрос, который мы тут обсуждаем, конечно, имеет нормативную составляющую. И что? Любую норму по этой причине надо объявить «иллюзией»? Практические следствия подобной позиции, полагаю, комментировать излишне.

Анатолий Ахутин
Уважаемые коллеги! Прочитал пост Виталия Анатольевича и комментарии к нему. Хочу вставить пару слов. По-моему, тут несколько совершенно разных проблем: одни — вполне академические (зачем нужна философия? философия как профессия? и т.д.), другие актуальные и едва ли не политические. Я вижу проект ликвидации филосфака в РГГУ не только в свете так называемого повышения эффективности, но и в политическом контексте, в ряду превращения НКО в «иностранных агентов», клерикальной идеологизации, дегуманитаризации образования и свертывания той самой «публичной сферы», где разум может и должен свободно применяться. Это политический, а не только чиновничий проект. Фарс в том, что вся эта революция совершается под двумя взаимоисключающими (как кажется) лозунгами: (1) православие, самодержавие, народность и (2) эффективность, измеряемая по критериям какого-нибудь Болонского процесса или формализованной наукометрии, к нашим условиям ни в коей мере не применимым, за отсутствием самих процессов и технологий (подобно проекту Сколково — построения MIT в одной отдельно взятой деревне). Система наших гуманитарных заведений, институтов и университетов в самом деле инертна, мало того, еще и стала «эффективной» фабрикой производства степеней и должностей. Так что против деятельности Ливанова (в особенности против антиплагиатной кампании) ничего и не возразишь. Но она плохо коррелирует не столько с инертностью образовательных учреждений, сколько с общей политикой. Гуманитарная сфера — это прежде всего публичность и открытость: форумы, общественные диспуты, живая публицистика, теледебаты интеллектуалов, расширение международных связей (знание языков!), — свободное слово, свободное общение… Только здесь в атмосфере всеобщего разговора, критики (различения, суда, рассуждения), радикального — сократического — вопрошания, диалога — теперь уже неизбежно всемирного, — только при этих условиях не только выяснится всеобщая нужда в философии, но, может быть, и то, что если в чем-нибудь у нынешнего мира есть острая нужда, то это именно в философии. Если полемос не разрешается полемикой, он разражается войной.

Яна Бражникова
Анатолий Ахутин, тысячу раз да! Симулятивность рассуждений (корректных и несимулятивных) о Деле Философии в данном контексте как раз в том, что «власть» вовсе не брезгует «философиями», напротив, она даже злоупотребляет философией определенного рода. Это именно То, что им и нужно. Поэтому этим должны заниматься не такие «засветившиеся» на оппозиционной деятельности персонажи, как мы. А… более надежные философы.

Георгий Векуа
Проблема некоторых людей в том, что они чересчур серьезно воспринимают христианство, в том числе православие. На самом же деле на христианство следует смотреть немножко отстраненно и с точки зрения Корана: с одной стороны, «христиане» (и иудеи) есть злейшие враги верующих и партии Бога (западные бывшие христиане), с другой стороны, именно христиане (видимо, православные) ближе всех к верующим. Вот и все.

Эти жижеки и пр. — все это игра слов. Бессмысленно что-то искать в них. Просто даже ситуация в мире показывает, в каком направлении развиваются события. Например, в Сирии совершенно ясно вырисовывается альянс России и шиитских стран — Иран, Ирак, Сирия, Ливан. А с другой стороны, Запад и суннито-ваххабитские сателлиты Запада плюс Израиль. Это не случайность. Выводы надо делать.

Нужно правильно ориентироваться в мире и вообще. ))

Виталий Куренной
Анатолий Валерианович, с большим уважением отношусь к Вашей обеспокоенности политического характера. Но все же должен поддержать Ваш тезис о том, что здесь много разных вопросов, которые надо бы ясно различать. Я тут немного косвенно, едва ли не метафорически выражусь, поскольку по обсуждению я заметил, что аргументы философов утомляют и они хотят юмора и метафор.

Так вот, многие думают, что доклад Вебера Wissenschaft als Beruf — это про то, что ученые не должны заниматься политикой из своей ученой позиции (наверное, Яна как раз тут и подозревает «надежных философов», на которых намекает). Но я понимаю этот текст немного иначе: Вебер прекрасно понял, что происходит и будет происходить, когда политика (то есть непримиримые ценности) и наука вступают в симбиоз — уже и в России все случилось, и «немецкая наука» (да и не только немецкая) родилась — как раз, к слову, из похода философов на войну. И попытался сделать вот что — оградить хотя бы университет от этого погромного вторжения политики и идеологии в науку. Создать для разума хотя бы какой-то форпост автономии в начавшемся безумии (от которого мы, на самом деле, не так уж далеко ушли). Увы, как мы знаем, не слишком успешно. Как Вы понимаете, я вполне разделяю его позицию — это только кажется, что очень здорово быть ангажированным в своей философской позиции (ну, и молодежи всегда нравится — молодежь, как известно, резко отрицательно встретила доклад Вебера). Но, тем самым, увы, вы лишаете эту позицию любых источников автономии.

А ведь может случиться еще и самое неприятное: ангажированная позиция вдруг может победить. И тогда эта ангажированность рутинизируется в виде некоторой бюрократической партийной рожи (разумеется, разделяющей самые прогрессивные политические взгляды), которая уже из своего кабинета будет определять, кто прав, а кто виноват в вашей профессиональной среде (исторические примеры тут, кажется, излишни).

Иными словами, разделяя ценностную и политическую обеспокоенность, никак не могу согласиться с тем, что профессиональная среда должна становиться здесь элементом борьбы в политической плоскости. У нее и так почти не было шансов у нас возникнуть (

Владимир Порус
Думаю, что и Виталий, и Анатолий каждый по-своему правы. Я бы только еще раз отметил: и политическая активность, и университетская автономичность могут быть имитированы, всякий раз иначе, но все же. В конечном счете, все упирается в подлинность и реальность действующих лиц (и университетских философов, и проводников властных предпочтений). В нашей же ситуации это-то и трудно установить без ущерба для собственной психики. Часто это похоже на театр теней. Только вот от столкновений теней страдают реальные институты и реальные люди, уничтожаются реальные возможности.

Владимир Порус
И еще одно. Анатолий прав: если полемос не разрешается полемикой, то война. Наверное, это понимают почти все, кроме оголтелых драчунов-идиотов. Но полемику организуют в нашем мире не философы (те скорее ее запутывают и отбивают к ней охоту), а скорее политики, юристы, экономисты и даже психологи. Философы предпочитают рассуждать о своей былой значимости и мимикрируют под ученых. Поэтому им нет доверия практически ни у кого. А отсюда и недоверчивость к самой философии. Опять путаница, но вполне объяснимая, как я уже сказал раньше.

Анатолий Ахутин
Виталий Анатольевич! Я говорю о казусе здесь-и-теперь, а не об отношении науки и политики вообще: решая (завтра), что делать, стоит понимать, что происходит. Для меня политическая «ангажированность» — тяжкая обуза против всех моих привычек (домоседа и книгочея), всего нутра (почти аутичного), возраста… Вся беда в том, что ангажированность эта навязывается. Речь не о симбиозе науки и политики, а о защите науки (и жизни) от тотальной политизации (пока еще не содержательной, а институционной). Отвоевывать науку у политики, защищать ее от политики предполагают — иногда — вполне политические акции, например не реляции чиновникам, а пикет. А сверх того есть еще нечто, где порою, увы, приходится участвовать в протесте и сопротивлении, — этика: чувство собственного и других людей достоинства (простите за невольный пафос).

Владимир Натанович, я говорю не о тенях, а о себе (тоже, конечно, тень, но вынужденная всерьез решать, как действовать). Констатировать, что кругом подделки и имитации, тут не помогает. Философы рассуждают о многом, порою, бывает, и по делу. Слушать и понимать (другим) тоже надо уметь, а может, и поучиться. Философия появляется не только в качестве участника полемики, а на определенном ее — полемики — уровне, как, например, в математике и теорфизике 20-х годов XX века (то же и в XVII веке), как гуманитаристике тех же 20-х годов и теперь. Философия — это не только профессия философов, а некое умственное состояние «республики ученых», когда и res этой «публики», и сама «ученость» вдруг оказываются под вопросом. Тогда и философы окажутся ко двору. Мое утверждение — вполне спекулятивное — в том, что в это — взывающее к философии (Philosophie als Beruf — это вовсе не Wissenschaft als Beruf) — состояние входит современный мир, но шум этого мира столь громок, что зов этот вовсе не слышен.

Владимир Порус
Я не сказал, что кругом одни только имитации (иначе нельзя было бы вообще говорить об имитации), я говорил о реальной опасности имитирования, которое может подменить все, даже пикеты и прочие политические акции. Кстати, и чувство достоинства тоже имитируется довольно часто, что обнаруживается иногда самым трагическим образом. Теперь о философии как об умственном состоянии республики ученых. Если это вообще возможно, то только не здесь-и-теперь. Во всяком случае, я этой возможности пока не вижу. Сколково это отлично показывает — какая республика, какое достоинство? Примеры же подобные в таком количестве, что о них и говорить не надо, и так всем известны. Начиная с фальшивых диссертаций и заканчивая чем угодно. Словом, покуда философия не ко двору нигде и удержаться в своем статусе может только за счет ухищрений. Что нисколько не отвергает факта, что есть и философы прекрасные, и люди в философии достойные. Боевого союза философов и ученых пока нет и не предвидится. Что делать? Кто на что способен. В пикет — кто может и хочет, пожалуйста. Сохранять уже имеющиеся академические структуры, поелику возможно. Иметь терпение. Удерживать надежду. В чем-то правы и те, кто предпочитает задействовать «аппаратный ресурс» (на худой конец). Но постоянно помнить о том, что угрозы для жизни российской (о закордоне не говорю, сейчас не до него) философии идут не только извне, но и изнутри.

Анатолий Ахутин
Есть последняя автономия — своя собственная голова. Положение вещей (и людей) вокруг грозит ее автономии не больше, чем стихийное бедствие. У нас всегда есть кухни, бочки, катакомбы Интернета. Да и в ожидании цикуты можно еще поговорить о бессмертии души.

Владимир Порус
В бочке — не выйдет, морозы. Кухня — неплохо, но если есть что есть. То есть зарплата нужна, а значит, из кухни надо как-то вылезать. Интернет — это та же кухня, только большая и без пива. О цикуте я уже говорил, дело личное и наживное.

Анатолий Ахутин
Некуда философу податься!

Яна Бражникова
Виталий Куренной, да можно и без метафор ). Если бы все сводилось к выбору между модной «ангажированностью» и вечной веберовской безоценочностью и «неангажированостью», ситуация была бы гораздо проще. Однако за отстаиванием права на Бесполезность стоит вполне зримая прагматика (и у В.Д. Губина тоже — в силу самих обстоятельств). А вот за ангажированность «вписываются» аутисты, как верно замечает Анатолий Валерьянович. И не важно даже, какая именно морда там будет на выходе. Просто схоластическая «незаинтересованность» — также форма заинтересованности, причем вполне конкретной.

Мне весьма близка и понятна статья Михаила Маяцкого (Игорь Чубаров сказал, что не увидел в ней единого месседжа, а мне-то, напротив, кажется что 3D-оптика, как в этой статье, лучше какого-то единого «месседжа»). В этом смысле было бы очень интересно услышать Ваши возражения (жаль, что до них не дошло). Потому как с ВД (Губиным) непонятно, о чем спорить: вы и в самом деле одну позицию отстаиваете.

Меня в целом не убеждает Ваша метафора (!:) университета как «незаконного сына модернити», противопоставленного дискурсу Полезности как ключевому дискурсу Просвещения. Хотя бы потому, что Полезность — лишь один из дискурсов последнего, и Гумбольдт, Кант и Вебер — продукты вполне законного брака в рамках модернити.

Поэтому «консервативная» позиция, как Вы ее обозначили, страдает двойственностью, на которую Подорога отреагировал. Это парадокс любого архивариуса: с одной стороны, он хранит нечто в исконном виде, чтобы оно сохранилось для будущего, для Другого. С другой, главное — учет и хранение, читатель представляет собой угрозу. В той мере, в какой Идея Университета должна кем-то воспроизводиться, она рискует стать какой угодно. Вообще педагогика — это уже прагматика, небесполезность, иллюзия, полития и еще черт знает что. Иначе гибрид «национального» и «исследовательского» университетов (несколько лысенковский все же, как ни крути) начинает мерцать и разлагаться на исходные элементы.

Нет сегодня выбора между «Бесполезностью» и заинтересованностью, между национальным и исследовательским, как и нет возможности беспроблемно скрещивать одно с другим.

Я понимаю, самое страшное — это «марксистская философия». Это не должно повториться ). Правда, Маркс к ней имеет такое же отношение, как Платон к платонизму и Картезий к картезианству… И как показывает вся эта дискуссия, марксовой проблематизации в отношении роли философии советский опыт идеологизации не отменяет.

Прошу прощения за многобукв — не для этого мы уходили в ФБ из ЖЖ ).

Виталий Куренной
Яна, в самом деле, много что сказано, но для меня не очень понятно. Да и есть сомнения, что тут можно разобраться, поскольку некоторые Ваши интерпретации крайне сложно понять. Вот первый тезис, который я могу разобрать в посте, это что у Губина и у меня — одна позиция. Мы имеем в виду один и тот же текст интервью по следам событий в университете? Где как раз и утверждается, что философия нужна, так как Мамардашвили сильно помог грузинскому правительству, что Сурков был почти философ, а дело философов — указывать дорогу власти? Если так, то посмотрите еще раз мой текст: там эксплицитно сказано, что подобные стратегии тупиковые — в конечном счете, конечно. Так что мне трудно начинать как-то реагировать, если Вы отождествляете то, что было сформулировано как антитеза — причем сформулировано намеренно(