Состояние спора

Вступительное эссе

Между четко определенными движениями консерватизма и либертарианства есть некое «серое» пространство. Те из нас, кто строит свои идеологические основы между этими двумя течениями, обнаружили это пространство весьма переполненным. Даже несмотря на то что многие из нас, правых, считают себя «консерваторами-либертарианцами», когда мы говорим об этом, на нас смотрят либо как на хлипких либертарианцев, либо как на чересчур крутых консерваторов, причем обе стороны посматривают на нас косо.

Сложно выразить отношения между консерватизмом и либертарианством и точку между ними, где мы могли бы вписаться. Многие представляют скользящую шкалу политических идеологий, где тоталитаризм занимает крайне левую позицию, анархия — крайне правую, а основные партии аккуратно расположились в центре. В подобной модели либертарианство находится справа от консерватизма, практически производя при этом впечатление чего-то второстепенного. Многие политологи считают, что для социальных и финансовых вопросов необходимо иметь отдельные шкалы — вроде знаменитого чарта Нолана, который предоставляет либертарианству более заметное положение.

Эти действия — возможно для кого-то полезные — слишком негибки для реальной жизни. Идеологический спектр, как акварельный рисунок идей, расплывается по краям. В нем нет жирных черных линий, которые очерчивают вероучения либертарианства и консерватизма или которые четко обозначают течение, к которому в итоге идет человек. Найдется много пространств для вариаций внутри этого яркого спектра, а практика деления либертарианства и консерватизма на два разных лагеря игнорирует тот факт, что оба эти лагеря разбиты по одну сторону «фронта» идей.

Наша задача была бы проще, если бы существовал некий общепринятый термин для тех из нас, кто находится в философской «серой» зоне — между консерватизмом и либертарианством. Можно предложить назвать это движение «фьюжионизм» (от англ. fusionism), или «политика коалиций», а его последователей — «фьюжионистами» (сторонниками коалиций). Конечно, это может быть «фьюжн» из чего угодно, но в данном случае мы имеем в виду объединение консерватизма и либертарианства.

Эта попытка — идеологическое наследство, доставшееся нам от правых лидеров XX века, в особенности Уильяма Ф. Бакли. Несмотря на то что либертарианцы не слишком охотно принимают лидерство Бакли из-за его неприятия настойчивости Айн Рэнд и Мюррея Ротбарда, нужно признать, что Бакли был видным сторонником «фьюжионизма». Своими убеждениями и поступками он демонстрировал, что создание движения, которое в итоге победит, означает включение в него новых членов, а не исключение.

«Фьюжионизм» требует осознания того, где существует реальный идеологический раскол. Консервативный комментатор Джона Голдберг определяет реальное политическое межевание как границу между теми, кто усвоил уроки истории, и теми, кто этого не осуществил.

Самое большое разногласие между консерваторами и либералами — их мнение о том, опираемся ли мы на плечи гигантов или нет. Консерваторы считают, что «да» и что «процесс проб и ошибок», известный как «цивилизация», приводил к немалому числу ошибок. Но некоторые самонадеянно не хотят принимать во внимание этот факт.

В выпуске журнала Reason за август-сентябрь 2010 года Голдберг отмечает, что «на интеллектуальном уровне… экономическое либертарианство во многом синонимично экономическому консерватизму. Гора Рашмор либертарианской экономики — Хайек, Фридман, Мизес, Хазлитт и т.д. — это Гора Рашмор консервативной экономики».

Я полностью согласна с мнением Бакли и Голдберга, что долгосрочная стратегия правых требует более открытых взаимоотношений между либертарианцами и консерваторами. Я понимаю, что такое довод «полезности», я сама некогда критиковала подобные аргументы. Тем не менее, на кону — выживание свободного рынка. По мере того как мы наблюдаем поголовную тенденцию моего поколения склоняться влево, я опасаюсь, что «война за свободу» может быть проиграна, пока мы, правые, ведем перестрелки относительно «степеней свободы».

Тем не менее, различия между либертарианцами и консерваторами уже хорошо определены, и переопределение их не является целью данной дискуссии. Я, напротив, предлагаю двигаться вперед в направлении фьюжионизма, оценить по достоинству превосходство «свободного рынка» и ограничения «роли государства» и лучше доносить эти моральные доводы до религиозных консерваторов.

Эта задача будет непростой, поскольку те, кто разделяют одновременно и религиозные, и либертарианские убеждения, встречают серьезное культурное и идеологическое сопротивление в наших религиозных и политических сообществах.

Отрицательное отношение религиозных учреждений к либертарианству неново. В частности, религиозная общественность не прекращает вести споры вокруг Айн Рэнд — верховной жрицы религии богатства. Философия объективизма Рэнд по своей сути глубоко атеистическая. Споры ведутся, в основном, вокруг того, можно ли ее убеждения об «ограничении роли государства» и «свободном рынке» освободить от рамок объективизма как такового.

Не одна только Рэнд щекочет нервы верующим. Само отношение принципа свободы торговли к проблемам культуры волнует всех тех, кто пропагандирует «социальное Евангелие». Одна из левых организаций наводняет Вашингтон листовками с предупреждением «Бог следит за тобой», говоря о том, что в спорах о «долговом кризисе» неплохо задуматься и о вечных муках. Эти религиозные либералы верят, что верующие со своей миссией «использования правительства» в богоугодных целях должны действовать сообща, и они активно ищут возможности склонить на свою сторону религиозных консерваторов.

Разумеется, противодействие «фьюжионизму» будет исходить не только от религиозных консерваторов. Многие либертарианцы в духе Айн Рэнд считают, что религиозная вера и либертарианство — две вещи несовместные. Самой главной трудностью для них, по всей видимости, является то, что, принимая всемогущего Бога в качестве ответа на экзистенциальные вопросы о жизни, человек естественным образом может принять «всемогущее правительство» в качестве ответа на внутренние проблемы общества.

Те, кто разделяет одновременно и религиозные, и либертарианские убеждения, обнаруживают, что к ним есть вопросы со стороны обеих группировок. Но это неверно, причем, и в том и в другом случае. В отличие от объективизма в чистом виде, в целом, в либертарианстве нет ничего такого, что по сути являлось бы атеистическим. Есть очень правильные моральные аргументы в пользу «ограничения роли государства» и «свободного рынка», импонирующие большинству религиозных течений. И крайне плохо, что подобные доводы не акцентируются сильнее.

Я не могу говорить обо всех религиозных традициях, но могу проговорить важность свободы с последователями Иисуса Христа и кратко описать моральные доводы в защиту «фьюжионизма».

Даже для непосвященного понятно, что призыв к «свободе» и «добровольному служению обществу» неизбежен для христиан. Христианство начинается с человека, оно воспевает присущее человеку достоинство и шанс на спасение. Христианство открыто обществу и государству. Одна из его конечных целей — свобода. Тема, лейтмотивом шедшая через весь Новый Завет, заключается в том, что «Христос освободил нас, чтобы мы были свободными» (Послание к Галатам 5:1). В результате приказы т.н. мирской власти были однотипными и для индивидуального, и для государственного управления: человек находился на вершине управления, а государство — на его низшем уровне.

Христианство добровольно, коль скоро общественно-благотворительная деятельность, явившаяся императивом нашей веры, и есть путь, с помощью которого мы развиваем личные добродетели. Любое социальное обязательство, предлагаемое в Новом Завете, добровольно. В нем нет призывов к правительствам или даже религиозным лидерам насильно заставить кого-то нечто делать. Христос поощряет добровольное служение другим. Как много раз повторял Апостол Павел, «хотя я свободен и никому не раб, я сделался рабом всех» (Послание к Коринфянам 9:19) и «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода [ваша] не была поводом к [угождению] плоти, но любовью служите друг другу» (Послание к Галатам 5:13).

Капитализм, определяемый как «свободный рынок» и «ограничение роли государства», в таком случае, никак не противовес христианской вере, поскольку он увеличивает личную ответственность тем образом, который культивирует в людях нравственность. Отец свободного рынка Адам Смит отмечал в своей работе «Теория нравственных чувств» (The Theory of Moral Sentiments), что его (рынка) мораль включает в себя честность, самодисциплину, настойчивость и надежность.

Это то, на что ссылался Джон Голдберг, когда говорил, что «реальная угроза Америке — это видение “Дивного нового мира” Олдоса Хаксли. Как только правительство дает людям все, что они пожелают, это создает пустышки, или, как назвал их [христианский апологет] К.С. Льюис, “людей без груди”».

«Дивный новый мир» Олдоса Хаксли несет в себе предупреждение, что правительство может контролировать людей, дав им все, что они пожелают, и забрав у них личное чувство социальной ответственности как таковое. Это напоминание о том, что К.С. Льюис выявлял в своей социальной работе «Человек отменяется»:

«В чудовищном стремлении к упрощению мы удаляем орган и требуем сохранения его функции. Мы создаем людей без груди и еще ожидаем нравственности и храбрости. Мы смеемся над честью и изумлены, обнаружив в своей среде предателей».

Льюис пространно говорит о последствиях атрофии «груди», в глубине которой и формируются моральные принципы, включая «доблесть, честные намерения, надежность и справедливость». Формирование таких добродетелей крайне важно для христианства: если наша грудь впредь станет чахлой, мы растеряем моральные принципы и саму сущность свободных людей.

Эти и многие другие темы в христианстве эхом отражаются в других религиозных традициях, благоприятных для либертарианства. Пример того, как будет выглядеть коалиция между либертарианцами и религиозными консерваторами, заключен в благах, которые капитализм способен дать бедным. Нахождение решений, помогающих ликвидации бедности, — это важнейшая тема, с которой стоит начать, потому что это единственное, что наиболее эффективно может искоренять политические подпорки религиозного левого крыла.

Мысль должна быть простой: одних благих намерений недостаточно. Многих из тех, у кого есть желание помочь бедным, иногда убеждают поддержать государственные программы по борьбе с бедностью, потому что это «очень заметная сфера деятельности». Мы не должны удовлетворяться лишь видимостью помощи неимущим. Нужно построить все так, чтобы не только «вы почувствовали», что помогаете бедным, но и статистика демонстрировала, что бедным действительно можно помочь.

Исследование, проведенное Институтом Голдуотер, изучило данные Бюро переписи населения за десять лет (1999–2000) и сравнивало изменения в уровне бедности во всех 50 штатах. Результаты, даже скорректированные с поправкой на иммиграцию и экономический кризис, обнаружили, что штаты с обширными программами по борьбе с бедностью с течением времени, наоборот, повышали ее уровень, в то время как штаты с самым низким налогообложением и бюджетными расходами значительно понизили уровень бедности. Автор исследования Мэттью Лэднер подвел итог, говоря:

«…Несмотря на то что, несомненно, есть те, кто получают выгоду от высоких государственных расходов, неимущее население явно не входит в их число».

Решение, предлагаемое этим исследованием, состоит в том, чтобы перестать принимать законы, руководясь т.н. «благими намерениями». Лэднер говорит, что «провал многих государственных программ по борьбе с бедностью еще заставит политиков смириться. Причины бедности слишком сложны, а способность правительственных программ повлиять на них ограничена».

Действительно, причины бедности непросты. И это то, что религиозные консерваторы очень хорошо понимают! В христианской традиции демографические термины, обычно используемые для описания бедных, — это «вдовы, сироты и чужестранцы». Бедными подобные группы делает отсутствие у них личных прав. Несмотря на каждую ситуацию в отдельности, скорее всего, у них нет прав на собственность либо правоспособности. Зачастую, у них нет даже возможности идти на рынок труда или стать предпринимателем.

На протяжении всей истории лишение людей этих прав приводило к материальной бедности и показывало, каково же на самом деле быть бедным.

Экономист Арт Карден, доцент экономики (Университет Сэмфорда), часто озвучивает это желание понять и правильно адресовать проблему бедности. «Я хочу видеть, как люди становятся богаче, — сказал он. — Очень многое из того, что делается, неверно! Я хочу увести людей от простого желания богатства и от мысли о том, что милосердие — это только милостыня».

Карден также рекомендует прочитать книгу Стива Корбетта и Брайана Фиккерта «Когда помощь ранит» (When Helping Hurts) — книгу, которая глубоко погружает в понимание сложности природы бедности.

Один из авторов, Брайан Фиккерт (Центр экономического развития Чалмерс, Колледж Ковенант), утверждает, что «все мы бедны». Христианская аргументация такова, что люди лишились связи с Богом, с самими собой, с остальными, с Творением. Концепция утерянной связи с другими индивидами важна для обсуждения темы борьбы с бедностью.

Еще одна книга, рекомендованная Карденом, — «Щедрость справедливости» (Generous Justice). В ней известный манхэттенский пресвитерианский пастор Тимоти Келлер заявляет, что «помощь всем людям — не добровольна, а обязательна. Мы должны помогать, потому что это ключ к исцелению наших отношений с прочими людьми».

Те, кому действительно важна помощь неимущим, не находят утешения в следовании стратегиям, которые на первый взгляд выглядят как помощь обездоленным, а на деле таковой не являются. Все, что перекладывает ответственность за помощь бедным на других людей или на правительственные программы, убивает личную ответственность. Наша непосредственная помощь — это то, что выстраивает отношения с другими; это то, что не дает нам стать пустышками, о которых говаривал Льюис.

Лучше всего это делать посредством рыночного взаимодействия. Система свободного рынка и невмешательства государства имеет не только лучший опыт решения проблемы нищеты, но также и опыт построения личных взаимоотношений, совершенствования личных качеств.

Масштабные правительственные программы, к сожалению, ведут к нескончаемости потока данных, который демонстрирует, что законодательство, разработанное из самых лучших побуждений, зачастую оборачивается непредвиденными результатами. И «добрые намерения» не оправдывают нас, когда мы катимся вниз по вымощенной ими дорожке.

Подобный путь неприемлем для людей веры и особенно для религиозных консерваторов. Это область, которая потенциально созрела для коалиции между либертарианцами и религиозными консерваторами. И хотя либертарианцы веруют в капитализм, полагаясь на свои — рэндианские! — основания, нельзя упускать шанс достучаться и до религиозных консерваторов. Нам необязательно приходить к убеждениям свободного рынка одними тропинками, чтобы найти согласие относительно преимуществ капитализма.

Роль правительства в улучшении положения неимущих слоев населения — это проблема, которая очевидно объединяет и отличает «фьюжионизм» как коалицию консерваторов и либертарианцев от левых. Хотя я не претендую на определение места этой коалиции во всех сферах (среди которых главными являются вопросы социального свойства), я уверена, что у нас есть много больше общих точек соприкосновения. Было бы гораздо сложнее вести эту дискуссию, если бы либертарианцы и религиозные консерваторы шли неодинаковыми дорогами. Начав с проблемы негативного влияния «активного вмешательства государства» на неимущее население, мы проясним и уточним нюансы собственных позиций. В результате мы выработаем решения, которые будут заметно отличаться от статус-кво.

Многие религиозные либералы активно ведут переговоры с религиозными консерваторами (и во многих случаях побеждают в данных переговорах), взывая к их вере. Если либертарианцы не будут стремиться к объединению с религиозными консерваторами, мы со временем можем обнаружить, что либералы объявят либерализм единственной религиозно приемлемой политической идеологией.

В таком случае у правых не возникнет коалиции. Будет ли тогда нас достаточно, чтобы защищать свободу?

Источник: Cato Unbound