Журнальное-1. Побочные эффекты
Литпросвет
30.09.2013 // 1 189Посторонние наблюдатели — с недоумением, а профессиональные — с пониманием (хотя накал страстей зашкаливал даже для тех, кто понимает) следили за «школьными» битвами в «Фейсбуке», разгоревшимися вокруг 8-го номера «Звезды» с рецензией И. Левинской на двухтомник об истории ленинградской филологической школы [1]. Собственно, это была не рецензия даже, а «реплика», и она едва ли не полностью посвящена единственному сюжету — репутации О.М. Фрейденберг. Не без «школьного» пристрастия И. Левинская «разоблачала» О.М. Фрейденберг — «марристку» и «карьеристку»:
«Картина мира Фрейденберг была черно-белой, никакие оттенки не допускались. Великие ученые и новаторы (она, Марр, Франк-Каменецкий), с одной стороны, и ничтожные негодяи, враги научного прогресса — с другой (в эту категорию попадают все филологи-классики и историки-античники, принадлежавшие к петербургской/ленинградской школе и составившие ее славу). Свойственное многим исследователям обыкновение переносить научные разногласия в этическую плоскость и клеймить своих противников как негодяев и подлецов была характернейшей чертой Фрейденберг».
Вызванный «репликой» скандал спровоцировал ответную «реплику» Н.В. Брагинской в «Гефтере» и, похоже, станет причиной события куда более серьезного: открытия архива Фрейденберг и публикации полного текста «Записок»:
«Важнейшее отличие этих Записок от других мемуаров таково: они осуждены превентивно. Публика удивительно напоминает мне того экскаваторщика, который не читал романа брата Фрейденберг, но все о нем знал и “сказал”».
У тех же посторонних наблюдателей может создаться впечатление, что ставший поводом для столь бурных филологических «разборок» труд П.А. Дружинина полностью посвящен классической кафедре ЛГУ, но это вовсе не так, и более того: причина скандала, похоже, в том и заключается, что «классическая филология оказалась для автора сюжетом маргинальным и он, обращаясь к ее истории, всякий раз превращается в homo unius libri». По ходу прений был, к слову, реанимирован самиздатский «Метродор», вернее, тот его номер, где воспроизводилась стенограмма дискуссии об О.М. Фрейденберг на заседании СНО истфака ЛГУ в ноябре 1979-го. Заметим, наконец, что в самой «Звезде» «реплика» сопровождалась «разъяснением» «От редакции», где сообщалось, что публикация не более чем «недоразумение» (?) и «побочный эффект», что Дружинин писал вовсе не об этом, но об атмосфере времени и о «насилии худших над лучшими». Характерно, что не «реплика», но полноценная рецензия на двухтомник Дружинина в августовском номере «Знамени» прошла практически незамеченной, но там и nomen odiosum ни разу не было названо.
Коль скоро речь о «Звезде» и филологической нон-фикшн, стоит напомнить, что в той же 8-й «Звезде» — «Записные книжки» Леонида Пантелеева (публикация и предисловие Самуила Лурье), герои «книжек» — Горький и Ахматова:
«Кто-то в ее присутствии заговорил о Вознесенском или о каком-то другом молодом поэте.
— Да что вы, — перебила Анна Андреевна. — Он уже давно не в моде. В моде сейчас один слепой, читающий стихи под гармонь».
В последней — сентябрьской — «Звезде» два коротких «архивных сочинения» В. Набокова парижского периода (публикация А. Бабикова) и эссе о Бродском, автор которого — проживающий в Нью-Йорке украинский поэт Васыль Махно. Называется оно «Венецианский лев», хотя Венеции там практически нет, и, в принципе, нет никаких откровений, смысл этого текста лишь в том, что перед нами едва ли не первая попытка «украинской стороны» говорить об авторе стихов «На независимость Украины» sine ira et studio. Но, так или иначе, речь неминуемо заходит о «жестоких ошибках» и о «брехне Тараса»: «Бродский не был приверженцем следования правилам хорошего тона, иногда его эмоции доминировали над здравым смыслом», — замечает украинский поэт и затем совершенно справедливо определяет злополучную «оду» как «провокативную, а не полемическую». Впрочем, как раз-таки в этом — в примате эмоции и в провокативности как приеме — Бродский гораздо ближе к Шевченко, нежели в простейших биографических аналогиях («жертва империи»), которые Васыль Махно пытается там провести. В целом текст довольно корявый («речь о …мировоззрении, с позиций которого он обозревал мир… и т.д.»), но, надо думать, это все же проблемы перевода.
И в той же «Звезде» фактическое завершение многолетней авторской рубрики «Из города Эн»: Н.А. Богомолов публикует «последнее письмо» Омри Ронена, связанное с явившимся ровно год назад в той же рубрике эссе о Борисе Слуцком. В «последнем письме» тоже помянут Бродский, и тоже «незлым тихим словом», так уж совпало…
«…Меня утешает то, что Слуцкого, судя по блогам, любит читатель из глубинки, а что “передовая интеллигенция” его не любит, то так ей и надо. Пусть себе любит Бродского, которого, между прочим, я цитирую, не называя по имени: “Кто-то важный решил, что Слуцкому вредила его лирическая личина политрука. Да, он был политрук, идеальный политрук из тех, кто выиграл безнадежную войну, его наука убеждать была наука побеждать”. Я, как правило, не пишу о Бродском, как поэт он мне скучен, а как выразитель “идей” (особенно политических) враждебен… Единственное стихотворение Бродского, которое я даю студентам в университете — в лекциях об украинской поэзии, — это его “На независимость Украины”, исключенное из сборника в “Б[иблиотеке] П[оэта]”».
И в завершение «украинской темы» и всего этого обзора, который — так уж вышло — сосредоточен, главным образом, вокруг питерского журнала и школьной филологии, и едва ли не целиком посвящен «побочным эффектам» не самых очевидных журнальных публикаций, — так вот, напоследок несколько неожиданный успех 7-го номера «Иностранки» в украинском секторе «Фейсбука». Для украинской литературы это, в самом деле, исторический момент: впервые переводы с украинского оказались в журнале «Иностранная литература», а не в привычно присущем им журнале «Дружба народов», т.е. украинские писатели впервые стали в один ряд с «иностранными». Эффект несколько смикширован тем понятным обстоятельством, что украинцы попали в «Иностранку» «об руку» с поляками — братьями по совместному «Евро-2012», но, как бы то ни было, украинцы все же проникли «дриблингом через границу». Собственно, «Иностранка» представила «экспортный» вариант совместного украинско-польского проекта «Тотальный футбол», составленного Сергеем Жаданом с подачи Польского института.
Примечание
Комментарии