«Худой; желчный; в очечках — значит, либерал»

Насколько я понимаю, вопрос сегодняшнего обсуждения — это изменение отношений интеллигенции и власти на рубеже 90-х годов. Вернее, мы зарегистрировали исчезновение той социальной группы, которая ранее самоназывалась интеллигенцией. То есть случилось то, что люди, которые раньше считались интеллигенцией, вдруг перестали себя так идентифицировать даже между собой, никуда при этом не исчезнув физически. В этом безусловно кроется какая-то загадка, и, следовательно, вопрос достоин изучения в науке и интерпретации в культуре.

На мой взгляд, однако, если что-то и произошло, то произошло не с интеллигенцией, а с политической системой. А именно, в 1989–1993 годах грянула так называемая буржуазно-демократическая революция. Она коренным образом изменила как саму власть в России, ее природу, так и отношения ее с агентами гражданского общества.

Дело в том, что раньше, до 1989-го и даже до 1917 года, власть в России была глубоко идеологичной. Это все знают. Она декларировала свою народность и богоизбранность, если речь шла о власти царя, и историческую предопределенность, если речь шла о таинственном Политбюро вождей, но таковой по сути не являясь ни в малейшей мере. И вот то, что она таковой не является, было тайной, каковой владела, как жрецы фараона, исключительно русская интеллигенция.

Таким образом, тайна, приобщение к ней превращали образованных людей (в основном образованных, но интеллигентным может быть и дворник) в некий священный орден и создавали контекст, в котором интеллигенция — что техническая, что гуманитарная — могла общаться между собой. Также она позволяла размежевываться с «другими» образованными людьми, которые не признавали существование такой тайны либо профессионально ее охраняли, будучи «инструкторами райкома». И казалось, что так будет вечно и что подобное ощущение мира присуще только лишь загадочной русской душе. У одних за душой Бродский, у других — Маяковский советского периода.

Но вечность оказалось очень короткой, и к 1993 году тайна исчезла.

Власть стала технической, инструментальной и внеидеологичной, что поначалу было воспринято как ее достоинство. В конце концов, она перестала быть и народной, поскольку народ стал населением, которое дрючат коммунальными платежами. А тут еще и мигранты подошли. Власть как-то и сама перестала бредить демократией и заткнулась про социальную ориентированность. Теперь она стала казаться именно тем, чем была фактически, — неким бездушным распределительным и охранительным механизмом.

Но при этом, естественно, исчезла и потребность в ордене, который хранил тайну власти. Интеллигенция рассыпалась на отряды образованных людей — учителей с проблемами учителей, историков с проблемами истории и академиков с проблемой академии, ученых… Хорошо это или плохо? С одной стороны, хорошо. Поскольку исчез субъект разрушения русского государства. А с другой — плохо. Поскольку исчез коллективный генератор смыслов нашей цивилизации, без которых русское государство разрушится даже еще быстрее.

Еще, насколько я понял, редакция «Гефтера» предлагала обсудить по этому поводу ужасные симптомы деградации той социальной группы, которая раньше называлась интеллигенцией. А именно, признание ею насилия в качестве аргумента (после 1993 года) и тотальный переход ее в обслугу власти в качестве политконсультантов и пиарщиков-мордоделов.

Это действительно массовое и дегенеративное явление, которое ужасало меня еще тогда. Но справедливости ради признаем: это не совсем деградация, относящаяся к конкретному периоду. Раньше ведь тоже образованные люди расслаивались на тех, кто «за», и тех, кто «против». В конце концов, идеологию тоже творила интеллигенция, и филологи заседали во всех идеологических инстанциях. Суслов окончил «Плешку», Андропов писал стихи, точно так же как сегодня Сурков — пьесу. Мединский обладает всеми атрибутами «интеллигента»: он и журналист, и писатель, и историк, что не мешает олицетворять власть во всем ее безобразии.

В утешение можно сказать, что место интеллигенции сегодня заняли «гнилые либералы». Про них ведь тоже не очень понятно, что в них либерального, но их, чтобы бить, отличают чуть ли не по внешнем признакам.

Худой, желчный, в очечках, власть не любит — значит, либерал. Так что орден, может быть, еще и возродится.