Выстрелы в метро: как смотрят через этническую границу

Была на днях история, которая, я думаю, будет очень понятна любому человеку мужского пола в городе Москве. Один мужчина из «русских» расстрелял другого мужчину из «дагестанских» в метро. Казалось бы, на пустом месте. У истории есть два пласта. Первый пласт — про взгляды мужчин друг на друга в городе, второй — про общение через этническую границу. Вообще, мужчине на мужчину смотреть в городе нельзя, если он не готов к силовому продолжению. Потому что человек напротив обязательно посмотрит в ответ, и дальше будут гляделки — кто первый отведет глаза. Если никто, следующий вытекающий ход — словесный контакт и драка. Тот, кто отвел глаза, в этом микросоревновании проигрывает: ушел от столкновения. Есть нападающий и защищающийся. Если ты не защитился, проиграл. Если нападал и отвел глаза — все нормально, просто атака отбита, ничья. У социолога Ирвинга Гоффмана в книжке «Анализ фреймов» есть идея гражданского невнимания — civil inattention. Заходишь в лифт и смотришь мимо друг друга — защищая, видимо, личное пространство другого и, тем самым, свое. Город, вообще-то, — это такой большой лифт. В этой ситуации, как мы видим из ролика, где пострадавший рассказывает о том, что было, говорит он именно о нарушении этой нормы.

Дальше — почему она была нарушена? Есть простое когнитивистское объяснение, о чем я как-то писал. Другие национальности, а вернее, люди по ту сторону этнической границы, в каждой ситуации определяемой по-своему, воспринимаются нашим мозгом также как виды животных, отличные от человека. А в тот момент, когда у животного в круге обзора появляется другое животное, нужно быстро понять, стоит от него ждать опасность или можно продолжать заниматься своими делами. Поэтому мы, видя, например, негров в метро, впериваемся в них взглядом: наш мозг воспринимает это, как если бы в метро вошла лошадь. Поэтому и смотрим. Ситуация отягощается стереотипизацией: мозг «из предыдущего анекдота» определил вид и начал рыться во встроенной библиотеке стереотипов. Например, а-а-а, дагестанцы — горячие парни, ходят с ножами, их выхватывают и всех убивают. А теперь стоит вернуться в начало и вспомнить, что встреча глазами — это противостояние. И противостояние с таким образом определенным человеком — это страшно. В вагоне появился чужой, подумал «русский», но у меня есть пистолет, поэтому я не боюсь на него смотреть. И посмотрел. «Дагестанский» почувствовал на себе взгляд, решил выяснить, в чем дело, тем более тяжелые взгляды уже надоели (я сам, имея не самую среднерусскую внешность и отпустив бороду, ловлю на себе такие тяжелые взгляды), и спросил: «Что смотришь?». Не получив ответа и не захотев дальше быть объектом рассматривания (отвернулся-проиграл), пошел поговорить. Поговорить не получилось, получил выстрел в лицо и в живот.

Мне кажется, российская культура — самая недиалогичная из тех, о которых я имею представление, и, как следствие, несклонная к словесному конфликту. Люди на разном юге — Израиль, Средняя Азия, Дагестан — ссорятся, орут друг на друга, горячатся и тем самым постепенно решают вопрос. В России с культурой словесного силового противостояния плохо: она прячется по субкультурам. Мы не умеем говорить друг с другом, в том числе и если нам что-то не нравится. А это важно. И вот еще какая история напоследок. В какой-то момент в Узбекистане, кажется, невзначай сталкиваюсь с одним молодым парнем глазами. Вижу, идет ко мне. Подходит, доброжелательно спрашивает, нет ли у меня к нему вопросов, жмет руку, обнимает, желает доброго дня и идет по своим делам.