Многочисленные секреты Поля де Мана

История литературоведения или воля к преступлению?

Профессора 04.12.2013 // 2 211
© Emiliano Iko

Биография, писавшаяся на протяжении двадцати лет, обнаруживает то, что скрывал прославленный теоретик.

В 1987 году, спустя четыре года после смерти профессора Йельского университета и прославленного теоретика литературы Поля де Мана, один аспирант случайно натолкнулся на статью, которую де Ман написал для бельгийской газеты во время Второй мировой войны. Статья «Евреи в современной литературе» утверждала, что евреи — посредственные писатели и что создание «еврейской колонии, изолированной от Европы» не сильно навредило бы мировой литературе. Эффект от этого обнаруженного наследия де Мана был молниеносным и сильным, поскольку он бросил тень и на деконструктивизм — метод понимания литературы, который сделали известным де Ман и Жак Деррида. Откровенная биография де Мана, готовившаяся двадцать лет, рассматривает эту статью в контексте Бельгии начала 1940-х годов, в период, когда антисемитизм де Мана был относительно умеренным, хотя и не менее одиозным.

И все же книга «Двойная жизни Поля де Мана» (The Double Life of Paul de Man) Эвелин Бариш не спасает его репутацию. Наоборот, портрет, который рисует эта книга, — это изображение глубоко бесчестного, экстравагантно безрассудного человека, который при помощи обаяния и давления сумел пробиться на верхушку интеллектуальной жизни Соединенных Штатов, все время тщательно скрывая свое постыдное и даже криминальное прошлое.

Вероятно, самое громкое разоблачение, которое сделано в книге, выходящей в печать ближайшей весной в издательстве Liveright / W.W. Norton, заключается в том, что де Ман был преступником. В 1951 году суд в Бельгии заочно приговорил де Мана (к тому времени он уже бежал в США) к шести годам тюремного заключения за воровство и мошенничество, связанное с издательским домом Hermès, который он основал и возглавлял. Де Ман украл средства компании, чтобы покрыть свои чрезмерные расходы. В другом случае де Ман обманул друга семьи, заставив его взять кредит, который не был выплачен. Всего пропало более миллиона бельгийских франков, а прежде чем его настигли кредиторы и правосудие, пропал и сам де Ман.

Его поведение в частной жизни было настолько же безответственно. Самый душераздирающий пример — то, что он бросил трех маленьких сыновей от первого брака (брака, который он не расторг, прежде чем жениться во второй раз, добавив, таким образом, к своему резюме еще и двоеженство). Он не поддерживал и даже не встречался с мальчиками; он не взял трубку даже тогда, когда один из сыновей позвонил ему много лет спустя. «Я до сих пор негодую по этому поводу», — говорит Бариш в интервью, называя отношение де Мана к сыновьям «шокирующим и непростительным». Поведение ученого было всегда настолько эгоистично, что в какой-то момент Бариш думала назвать свою книгу «Поль де Ман: история предательств».

Бариш, почетный профессор английского языка в Graduate Center (Городской университет Нью-Йорка), начала писать биографию де Мана в 1990 году, не подозревая тогда, что эта работа станет книгой. В середине 60-х, когда она была учителем английского языка в Корнелле, она пару раз слушала лекции де Мана. Она не совсем понимала его теории — и в этом была не одинока, — но все равно восхищалась им. Она была шокирована, когда внезапно всплыли его антисемитские работы. «Я просто не могла в это поверить», — вспоминает она. Бариш хотела понять его падение и подумала, что из этого может выйти пара статей. К 1992 году стало ясно, что ее проект либо должен был стать книгой, либо за него вообще не стоило приниматься: она находила горы информации, и изучение ее, не говоря уже об осмыслении, требовало времени.

Тогда она и понятия не имела, насколько много времени это могло потребовать, что, возможно, было и к лучшему. «Я бы, разумеется, не стала этого делать, если бы знала, что меня ждет», — говорит она. Бариш привезла 54 коробки материалов из Бельгии в свою квартиру, разложила их на столе и накрыла простыней. Это было похоже на труп, вспоминает она.

Аутопсия, которую она провела, была скрупулезной и не ограничивалась изучением бельгийского периода жизни де Мана, когда он писал профашистские статьи и обирал друзей и родственников. Только из одного этого могла получиться книга. Она также проследила его подъем в литературном обществе Нью-Йорка, то, как заурядный сотрудник книжного магазина де Ман произвел впечатление и подружился с писательницей Мэри МакКарти, потом каким-то образом пролез в высшие учебные заведения, сначала в Барде, а затем в Йеле, несмотря на отсутствие даже степени бакалавра (факт, который Бариш обнаружила в своем исследовании), а также более чем сомнительное прошлое, которое, знай его новоприобретенные почитатели всю историю, могло сбить с него лоск.

Что же такого было в де Мане, что интриговало и очаровывало? «Людям нужен мессия, — говорит Бариш. — Большую часть времени мы не знаем, что делаем. Когда появляется кто-то, кто, как нам кажется, говорит правильные вещи, или очень четок, или очень умен и крайне соблазнителен, как интеллектуально, так и чисто по-человечески, мы говорим: хорошо, давайте пойдем этим путем». Никого совершенно не задевало, что он культивировал ореол недоступности и окружал себя «дворцовой стражей» из восторженных прислужников, как называет их Бариш.

Посвятить пару десятилетий более или менее достойному объекту — это одно, но де Ман не был таковым. Однако, хотя большая часть из обнаруженного была нелицеприятна, Бариш говорит, что это ее не разочаровало, потому что «она и не начинала с идеализации де Мана». На протяжении всей книги она сохраняет некую симпатию к де Ману, несмотря на то что считает его патологически самовлюбленным человеком, который мог использовать, а потом выбрасывать за ненадобностью самых близких ему людей. В одной из наиболее странных историй в книге вторая жена де Мана, Патриция, признает, что ее смущала его привычка смотреться в зеркало — не минутами, а часами.

Бариш не слишком углубляется в идеи де Мана, но она указывает на очевидную связь между тем, как он жил и что он писал. Например, де Ману не давались детали, и он был не способен на тщательные архивные исследования, которые иногда требуются от ученых. «Многие дельные мысли появились благодаря его нежеланию работать, — говорит Бариш. — Я думаю, что в значительной степени его теория произошла из идеи “Нам не следует заморачиваться дополнительной информацией, фактами. Давайте попытаемся подняться выше всего этого”. Я думаю, именно этого он и хотел добиться».

И он, по большей части, действительно поднялся выше. Его способность уворачиваться от последствий своих действий была удивительна, равно как и дар убеждать всех вокруг, что он достоин их доверия и уважения. «Я предположу, что де Ман был антигероем нашего времени, — пишет в эпилоге Бариш, — и его жизнь, состоящая из секретов, преступлений, бегств и самовоскрешений, — это не только драма, но и сумасшествие, которое сотрясало его собственную жизнь и жизнь Европы в эпоху нацизма».

Позиция де Мана — та, что прославила его, — заключалась в том, что факты недостоверны, а язык очень скользок. Для беглеца, удирающего от неприятных фактов, и человека, для которого ложь была второй натурой, подобное мировоззрение было и естественно, и полезно. «Люди, которые любят де Мана и продолжают поддерживать его по существу, говорят, что необязательно должна быть связь между тем, что человек делает или говорит в своей частной жизни, и его идеями, — говорит Бариш. — Я не разделяю эту точку зрения».

Источник: The Chronicle of Higher Education

Комментарии

Самое читаемое за месяц