Глава из книги «Личное дело»

Я с дымящей лучиной вхожу к шестипалой неправде в избу

Хочу вам рассказать занимательную историю моей первой самостоятельной попытки снять квартиру в Америке.

Я искала квартиру по объявлениям в газете и в какой-то момент наткнулась на одно, предлагавшее удивительно дешевую квартиру в хорошем районе. Я позвонила по указанному телефону, и хозяин (а может, менеджер) сказал, что я могу приехать посмотреть квартиру в любое время, потому что в этом же доме живет его полномочный представитель. Меня встретил высокий, как шкаф, прямоугольный мордоворот отвратительного вида. Квартир в доме было две, их разделяла тонкая картонная стенка. Во второй жил этот мордоворот. Я осмотрела свое будущее жилье — оно подошло мне по всем параметрам, даже горы были видны из бокового окна. Единственно, в туалете не было ни ванны, ни раковины, а посреди туалетной комнаты стояла пованивавшая лужа. «Ремонтируем туалет после предыдущих жильцов. К завтрашнему дню будет все готово, — сказал мордоворот. — Кстати, откуда у вас акцент?» Я объяснила, откуда. «Все неприятности в России начались оттого, что умер Сталин», — сказал мой будущий сосед. Я остолбенела: «А вы в курсе, что по вине Сталина погибло двадцать миллионов невинных людей»?! — «Во-первых, это не двадцать миллионов, а всего (!) семь миллионов. Это цифра КГБ, и я ей верю. А во-вторых, кого бы вы предпочли, чтобы завтра убили, — двадцать миллионов незнакомых вам людей или вашу семью?» От этого вопроса я совсем осатанела: «Знаете, я бы предпочла, чтобы убили человека, который задает мне такой вопрос».

Я бросилась к телефону и позвонила своему коллеге Джоэлу Дюбао за советом. Рассказала о беседе с будущим соседом: «По-моему, я не должна снимать эту квартиру». — «Ты просто не понимаешь американского privacy (т.е. права на уединение, права на частную жизнь), — сказал мне Джоэл. — После того как ты подпишешь контракт, ты, скорей всего, этого соседа больше никогда в жизни не увидишь. Квартира тебе подходит? Бери!» Джоэл родился и вырос в этой стране, а я жила в ней без году неделю и мало что понимала. Я поверила его опыту. Мордоворот завел меня в свою квартиру подписать контракт, и первое, что я там увидела, был лежавший на столе огромный револьвер. Я ненавижу оружие, у меня мороз по коже пошел. Я спросила: «Мне что, тоже надо завести такую пушку, если я сниму эту квартиру?» — «Достаточно того, что она есть у меня», — ответил мне мордоворот вполне серьезно.

Я подписала контракт, заплатила вперед за два месяца (первый и последний — так положено), получила ключи и с помощью Джоэла перевезла нехитрый скарб, подаренный мне друзьями, когда я вернулась в Юту. Там были кровать и белье к ней, столик, два стула, красивая настольная лампа. Все это до моего переезда хранилось в подвале у Джоэла и ждало своего часа.

Переехав таким образом в новую квартиру, в ожидании окончания ремонта ванной комнаты я тем же вечером улетела в гости к друзьям. Когда я вернулась через несколько дней, в квартире ничего не изменилось: по-прежнему не было ни ванны, ни раковины, разве что лужа посреди комнаты стала еще более вонючей. Я рванула в Университет и позвонила хозяину: «В чем дело? Мне сказал ваш представитель, что ванная комната будет готова на следующий день после подписания контракта, но там все на прежнем месте, то есть ничего нет! Я не могу там жить!» — «Разве? — сказал мой собеседник. — Отчего ж не можете? Я о вас все узнал. Вы приехали из страны, где душ каждый день не принимают». Я ахнула от такого хамства. «Вы заблуждаетесь относительно моей страны. Я принимаю душ каждый день, иногда дважды. Боюсь, что я не смогу жить в вашей квартире». — «Вот и прекрасно. Вы и такие, как вы, приезжаете в Америку и занимаете наши рабочие места. Вас надо выселять из страны, и я об этом позабочусь». Мне в нос, как говно из шланга, ударил мой давний разговор с полковником N. Неужели и в Америке то же самое?! Я бросила трубку и, вся в слезах, позвонила Джоэлу. Он стал очень серьезен: «Я немедленно звоню в полицию. А ты выходи через двадцать минут, я тебя подберу, и мы поедем забирать деньги и вещи».

Джоэл заехал за мной, одетый в камуфляжный костюм и вооруженный до зубов: в одном кармане пистолет, в другом нож, позади еще какое-то оружие. От одного его вида я перепугалась больше, чем от разговора с тем говнюком: «Зачем ты так вооружился?!» — «Так надо. Ты не знаешь этих людей. На углу твоего переулка нас будет ждать полицейская машина, мы подъедем с полицейским».

Квартира тиха, как бумага.
Пустая, без всяких затей,
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.
Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон,
Видавшие виды монатки
На улицу просятся вон.
Осип Мандельштам

На повороте в переулок нас действительно ждала полицейская машина. Джоэл посигналил ей, полицейский включил свои огни и поехал впереди нас, как флагман. В темноте на пороге дома мы увидели две фигуры — они вышвыривали из квартиры на землю мои вещи. Увидев полицейскую машину, они присмирели, как мыши, и подошли, поджав хвосты: «Сэр, леди сказала, что не хочет жить в этой квартире, и мы сочли своим долгом помочь ей вынести вещи». — «По-моему, вы их не выносите, а вышвыриваете, — сказал полицейский. — Вы согласны вернуть ей деньги и аннулировать контракт?» — «Конечно, мы же ей сказали!» — «Тогда принесите назад ее чек, если вы его еще не положили в банк, или выпишите новый». — «Один момент, сэр, сейчас, сэр, конечно, сэр!» Тем временем Джоэл подбирал мои вещи и совал их в свою машину. Больше всего мне было жалко разбитую на куски красивую старинную лампу, сделанную под греческую амфору, — подарок Клайдов. «Вы можете подать в суд за нанесенный вам материальный и моральный ущерб, — сказал мне полицейский. — Если вы решите это сделать, я сейчас составлю акт». — «Нет, мое единственное желание — получить обратно деньги и унести отсюда ноги как можно скорее», — ответила я.

Сейчас, после двадцати лет жизни в Америке, я бы, наверное, подала на них в суд и получила очень солидную компенсацию, но тогда, без году неделя в Америке, одна как перст, я и мысли такой не имела. Я пожила какое-то время в подвале у Джоэла, пока не сняла нормальную квартиру.

Прошло еще какое-то время, может быть, около года, и наступило двадцатое апреля. В тот год местные фашисты отмечали день рождения Гитлера демонстрацией перед Капитолием нашего штата. В местной газете была большая фотография демонстрации. В первом ряду, со свастиками на повязках, шествовали мой несостоявшийся сосед и хозяин/менеджер того дома. Вот в какое логово занесло меня на заре моей американской жизни…

Позже мы узнали, что у фашистов и так называемых «белых супрематистов» было гнездо на юге Юты, в Национальном парке Сион (по-английски Zion). Это место они выбрали неслучайно: они называли себя «истинными детьми Сиона», в отличие от неистинных, которых следовало из Сиона выгнать и уничтожить. Надо отдать должное «истинным детям Сиона»: их в равной степени раздражали все меньшинства, в особенности цветные. На этом они и погорели. По американскому закону человеку позволено думать все, что душе угодно, но не претворять свои идеи в активные человеконенавистнические действия. Из Национального парка супрематистов аккуратно вытеснили, не нарушая американской Конституции. Выселенная из Юты, вся эта компания перебралась к нашему северному соседу и обосновалась в штате Айдахо. Там как-то раз мимо их лагеря проходил индеец. Они к нему прицепились словом и действием, а вот этого делать было никак нельзя, особенно по отношению к индейцам: на этом месте у американцев больная мозоль. Всю компанию взяли с поличным (не удивлюсь, если индеец был специально послан пройтись мимо супрематистского лагеря). Главаря супрематистов судили и посадили на длительный срок (он потом умер в тюрьме), все имущество группы конфисковали, и их время в наших краях окончилось. Вот уже лет пятнадцать, как мы о них ничего не слышали.