Маяк иллюстраций
По следам конференции в Оксфорде.
© Illustration Research
С организатором конференции в Оксфорде «Научная иллюстрация и знание» (7–8 ноября 2013 года) Эдрианом Хоулмом беседовал российский участник конференции Александр Марков.
— Топика репрезентации природы в истории европейской науки часто оказывается весьма близка нынешней репрезентации политической жизни или экономических данных. Во всех случаях главной целью репрезентации становится убеждение читателя в том, что общепринятое видение и есть реальность и что набор иллюстраций представляет нам реальность, как она есть. Каковы правила такого «производства реальности»?
— Эти правила производства «реальности», по моему мнению, были учреждены сначала в эпоху Ренессанса для репрезентации Природы. Появились такие вещи, как понятие «объективности». Это все было тесно связано, конечно, с развитием рационального воззрения на мир, основанного на перспективизме, перспективном зрении из одной фиксированной точки. В Северной Европе рациональное воззрение было понято как оптическое. Об этом очень хорошо писал Джон Бергер в своих «Способах видеть» и Маклюэн в «Галактике Гутенберга»: Маклюэн остроумно связал это с развитием книжной печати и вообще культуры книги. Иллюстрация стала частью системы наук, основанной на эмпиризме, выдвинутом, в частности, Фрэнсисом Бэконом. В последние годы по целому ряду причин такая история науки была поставлена под вопрос. Скажем, как важнейший поворот в визуальной репрезентации теперь рассматривается эйнштейновская система, объединяющая пространство и время. Но я думаю, что некоторая трудность теперь состоит в экстраполяции методов «точных наук» (hard sciences) на так называемые «неточные науки» (soft sciences). Но и само понятие «реального» в постмодерной мысли поставлено под подозрение!
— Участники конференции доказывали, что прозрачность (transparency) становится основным свойством природы, когда к ней применяются визуальные инструменты исследования. Представить естественный объект — значит, сделать его более или менее прозрачным. Когда мы научно подходим к обществу, включая употребление методов когнитивных наук, можно ли сказать, что общество становится прозрачнее?
— Думаю, что это не совсем так. Я считаю, что экстраполировать «точные науки» на «неточные науки» нужно с большими оговорками. Превращать методы социальных наук в общие законы, как это делал Энгельс, тоже неверно. Наука крайне важна для всех на нашей планете, она (включая произошедшую от нее «технологию») на удивление могущественна; но мы также должны понимать ее границы, а эти границы не всегда легко объяснить — вот для этого нам и нужны литература и искусство, равно как и различные направления в философии. Я не слишком уверен в том, что применение когнитивных наук к социальной жизни однозначно благотворно. Но может быть и так: мне нравится идея Бертрана Рассела об «отложенном суждении», во всяком случае в объяснении Маклюэна. Перед нами сейчас целый спектр методологических решений, и мы можем не ограничивать себя какой-то одной при попытке ответить на интересующий нас вопрос.
— На конференции не раз ставился вопрос об институтах контроля, например инженерном отношении к колониям и о колониальной прессе как институтах натурализации социальной жизни. Действительно ли метафорический язык социальных наук (например, понятия «здравого смысла» или «общего суждения» населения) иногда показывает социальную жизнь как набор «иллюстраций»?
— На этот вопрос лучше бы мог ответить д-р Саньюкта Гош, хорошо говоривший об этом на заседании. Но я считаю, что это восхитительная идея! Мы часто недооцениваем влияние, силу и значимость иллюстрации.
— Иллюстрация, как доказывали участники конференции, была способом восприятия достижений наук, таких как теория эволюции, массами: иллюстратор изображает не только видимое, но также теоретические схемы и презумпции науки. Он зарисовывает не только растения и животных, но также классицизм, дарвинизм, физику и нейрофизику. Можно ли отнести такой принцип и к современным представлениям природы на телевидении, скажем, видеоканал «Энимал Плэнет» и другие?
— Замечательный вопрос! Сейчас существует огромное количество репрезентаций природы на телевидении и в Интернете, весьма разного качества. Наша жизнь, очевидным образом, все больше подвластна визуальной образности. Но она не просто визуальна в старом смысле, она мультисенсорна: визуально-слухово-тактильная. Эта образность весьма могущественна, и поэтому люди сейчас очень хорошо стали разбираться в науке. Я только сожалею, что иногда таким репрезентациям недостает критичности, иногда бывает слишком большая доверчивость, или погоня за сенсациями, или тенденция пренебрегать великой восхитительностью и осмысленностью вещей, казалось бы, скромных — а ведь птицы или цветы в твоем саду не менее интересны, чем динозавры (тем более, птицы в твоем саду действительно бывшие динозавры, через миллионы лет эволюции!). Я также считаю, что мы должны показывать неискушенному зрителю (non-expert) различие между использованием симуляций и реальными фотографиями (вероятно, для этого потребуется какой-то значок) — а это возвращает нас к общей проблеме «реального», с которой мы начали. Даже если мы находимся в мире гиперреальности и всепроникающей симуляции, весьма полезно знать, что непосредственно было заснято из природы, прежде чем симулироваться. Недавно я видел документальный фильм Би-Би-Си о кометах, где в основе было смешение, некритическое, с непринужденностью, доходящей до слепоты, компьютерных симуляций в духе научно-фантастических кинофильмов с астрономическими фотографиями. Не знаю, смогут ли большинство зрителей разобраться, что есть что. Тут есть и определенная политика: сами-то создатели прекрасно знают, чем одно отличается от другого. Телевизионной аудитории надо помогать, но не нужно относиться к ней, как к детям.
— Программа создания иллюстраций невольно подразумевает понимание мира как выстроенного, классифицированного, рационального. Перед нами своего рода рациональный или рефлективный мимесис. А может ли иллюстрация передавать непредсказуемость в природе, тем самым помогая нам обсуждать экологические проблемы, и вообще все индивидуальное и уникальное?
— Правильно ли я понимаю, что вы спрашиваете о том, как противопоставить индивидуальное и уникальное по умолчанию рациональной эпистемологии? Я считаю, что вещи нужно рассматривать, заглядывая в их глубину, доверяя в том числе сообразительности зрителя и читателя. На этой глубине мы и встречаем настоящую индивидуальность и тонкую игру взаимосвязей. Подводя итоги прошлого Оксфордского симпозиума, я и мои коллеги настаивали на глубоких экспертных докладах, чтобы докладчики переходили от изучения отдельного случая ко всем возможным взаимосвязям и затем вновь делали обобщения: только тогда наше знание можно распространить и на другие области. Именно так поступил на нашей нынешней конференции хирург Фрэнсис Уэллс, который блестяще показал, насколько оперирование сердечного клапана происходит по законам живописи Леонардо.
— Научная иллюстрация показывает нам мир как автономную саморазвивающуюся систему. Но можно ли сказать это о социальном мире? Какие художественные средства, кроме иллюстрации, могут помочь пониманию социальных структур? Что нам подскажет кинематограф, цифровое искусство, активизм, карикатура и т.д.?
— Я думаю, что отношения между «иллюстрацией» и другими искусствами очень интересны. Я не считаю, что только иллюстрация может пролить свет на социальные структуры: все упомянутые вами искусства этим заняты, и литература, конечно. Также следует понимать, что сама сущность иллюстрации находится в становлении, быстро развивается и меняется, чтобы соответствовать ландшафту новых медиа, информационных технологий, среди которых мы существуем. Границы между дисциплинами размываются, главным образом потому, что все что угодно теперь можно представить в виде последовательности нулей и единиц.
Все это следует сказать и о социальном мире, потому что наука — это человеческая деятельность и это социальная деятельность. Я думаю, что и в наши дни, хотя и существует понятие постчеловеческого состояния (post-human), мы не должны забывать о нашей человечности.
Комментарии