Национализм рвется в Конституцию

День празднования Конституции 1993 года не стал исключением по части произнесения мантр о ее ошеломляюще эффективной организующей роли в системе российского права и попыток на будущее застолбить участки вписания в нее дополнительных опций. В частности, огромную работу в этом направлении ведет небезызвестный депутат Евгений Федоров, чьи высказывания неоднократно повергали в шок людей, скажем так, более спокойных, чем он.

Но дело не в этом. Не будем лишний раз заострять внимание на том, что основная проблема Конституции 1993 года как раз не в отсутствии в ней каких-то важных формулировок, а в том, что она не применима в качестве основного инструмента регулирования правовых отношений между человеком, социальными группами и властью (государством). И практически бесполезна в реальном судебном процессе или общественном конфликте. Для иллюстрации достаточно лишь привести тот пример, что в День Конституции за правонарушение задержали активистов, вышедших с плакатом… «Чтите Конституцию, мать вашу!»

Остановимся на конкретной идеологической линии критики, получающей в последнее время все большую поддержку не только маргиналов, но и достаточно серьезных политиков и экспертов, очевидно, рассматривающих ее как способ или более яркого позиционирования в публичном пространстве, или увеличения собственной капитализации.

Речь идет о государственном статусе русского народа, никак (и это правда) в российской Конституции не отраженном.

Так вот, о необходимости фиксирования оного в главном документе государства говорят сегодня и лидеры больших парламентских партий (В. Жириновский, Г. Зюганов), и другие видные политики, и вполне вроде бы вменяемые эксперты (О. Румянцев, П. Святенков). В то время как власть в лице президента (а вся политика у нас, как известно, строится исключительно от мнения первого лица) пока что выставляет барьер таким притязаниям, отстаивая принципы равноправия народов России, то есть действительно ведет себя как «цивилизованный европеец» — как бы это печально ни звучало.

Однако вода камень точит. И, наверное, не исключен такой вариант в будущем, когда при некоторых обстоятельствах и этот стальной барьер русскими националистами будет преодолен. А власти во имя спасения своего положения в бушующем мире социальных противоречий придется националистам эту кость (статус) бросить. Ошибочно посчитав его, как и большинство положений Конституции, за пустую декларацию.

(Забегая вперед, заметим: да, сначала так оно и будет казаться — лишь пустой декларацией, ведь статус не предоставляет никаких особых прав и не налагает никаких особых обязанностей, но потом, конечно, он начнет обрастать уточнениями и интерпретациями, которые еще больше разведут этнические группы России по национальным квартирам.)

Между тем, мотивируя необходимость закрепления государственного статуса русского народа документально в праве, националисты вполне справедливо указывают, что таковыми статусами обладает большинство этнических групп России, чего наоборот начисто лишены русские… которые составляют 80% населения и чьи исторические свершения просто не поддаются учету.

В Конституции Удмуртии, — в частности, указывает Павел Святенков, — так и записано: «Удмуртия — государство в составе Российской Федерации, исторически утвердившееся на основе осуществления удмуртской нацией и народом Удмуртии своего неотъемлемого права на самоопределение». Почему бы то же самое не дать и русскому народу?

Однако Святенков и иже с ним либо забывают, либо нарочно не замечают исторические корни такого положения вещей.

Ведь в новейшую историю Россия вошла постцарской империей. Таковой она досталась в наследство ее первому коммунистическому царю — Ленину, который, захватывая власть, действительно опирался на национально-освободительные движения. Сохраняя доставшееся, — оно ведь никак сущностно не изменилось, оттого что изменилась власть в Петербурге и Москве, — Ленин был вынужден формально (фиктивно, но не по существу) предоставить права национальным окраинам, «вплоть до выхода из состава СССР». Но, конечно, таковые права, даже фиктивно, он не мог предоставить «титульной нации», дававшей тело и душу красной империи, которая по замыслу коммунистической элиты находилась в наступлении и рекрутировала из себя авангард красных прогрессоров. Ни о каком русском сепаратизме в этих обстоятельствах не могло быть и речи. И в дальнейшем, планируя цивилизационный рывок на Запад, коммунистическая верхушка использовала, скорее, энергетику классовой борьбы лишенного национальности пролетариата, нежели русского этноса. Таким образом, снова подтвердив судьбу русских — оставаться растворенным в империи народом, каковая никак не изменилась через 70 лет даже со сменой режима.

Но ведь «русский народ» существует, — возражают нам националисты. О нем написано в книжках. Есть «Слово о полку Игореве», церковь, Пушкин (хотя тот по крови боярин-арапчонок). Русский народ субъектен в истории, иначе о чем бы был фильм «Александр Невский»? И это все правильно. Но субъектность, как известно, никакому народу не придается навечно. В России обычно субъектна центральная власть, а народ приобретает субъектность лишь в отдельные моменты и результате уникальных исторических обстоятельств. («На Куликово поле пошли отдельные полки русских княжеств, а вернулся с победой единый русский народ». — Лев Гумилев.) Когда власть начинает рассматривать подданного как раба (крепостное право) или дешевую тягловую силу (колхозное крестьянство), субъектность всего «народного» — блеф.

И вряд ли имеет смысл нам особо скрывать, что в последние два десятилетия у русских вообще не было ничего этнически воодушевляющего, если не считать таковым погром в Бирюлево. Искусственно воодушевить серединных уставших людей каким-то придуманным и неясным государственным статусом сегодня вряд ли возможно.

Но вообще-то обрести заново свою национальную и историческую идентичность — достойная уважения политическая задача. В устах русских пассионариев ее артикуляция вполне естественна. Как естественно шить мундиры и поднимать эти вопросы на пресс-конференциях. Только они должны отдавать себе отчет в том, что для этого придется… обособляться. Причем не только от других этнических групп своей страны, но также и от «своих», кто не разделяет пафос такой задачи. Для кого кровь не так важна, как культура или политические, нравственные принципы. От либералов, безродных космополитов, «граждан мира», интернационалистов, атеистов и т.д., превращаясь, таким образом, в еще одну малочисленную активную группу, фактически партию — православных русских зелотов. И, конечно, тогда придется заново завоевывать собственную страну, что гарантированно встретит сопротивление, в том числе и со стороны собственной имперской элиты.

Эту войну легко начать. Но что-то не верится, что ее можно было бы выиграть. Да и зачем, если подумать.