Новые интересные люди?

Разговоры об интеллигенции чем больше хоронят это явление и даже развеивают ее прах по ветру, тем чаще почему-то возникают. Есть в этом что-то настойчивое, как возвращение на место преступления. Это отчасти фантомная боль. Самое главное, что договориться о дефиниции всякий раз едва ли удается. И здесь приходится вспоминать старого доброго Боборыкина и говорить какие-то азбучные, прописные тезисы насчет того, что это «все-таки специфически наше отечественное явление». Во что оно дальше превратилось, попав в новый воздух разгерметизированного постсоветского общества, — вопрос более интересный. Потому что, как мне представляется, то, что мы причисляем к интеллигенции, к примеру, в советское время, — это же совершенно разные силы с разной дозировкой компромисса, с разной готовностью к нему. Часть из них — это люди, которые полагают, что нужно улучшать партию изнутри, часть из них — советский истеблишмент. Это они могли быть парторгами в толстых литературных журналах. Так или иначе, они апеллируют к большевистскому прошлому. А кто-то, например, уходил в истопники, лесорубы, занимался самиздатом, кто-то оказывался в эмиграции. Драма 93-го ведь тоже в этой связи не отрефлексирована должным образом. Была ее ярко-либеральная подача, была и ярко-прохановская ее подача, интерпретация. В то время как были же еще и другие пласты. Например, Максимов, Синявский со своим взглядом — настоящие антисоветчики, не ужившиеся с советской реальностью. При этом в значительной степени эти люди чувствовали себя вполне вольготно, будучи фрондерами в рамках советской системы. Тоже вопрос непростой!

А вот еще вопрос, кого можно отнести к интеллигенции сегодня — к обычной интеллигенции. Будет ли назван врач, сегодняшний библиотекарь? Это кто такие? Они ведь на удивление сохраняются. Приезжаешь в Саратов, или в Челябинск, или в Новосибирск, видишь, что некоторые измучены, некоторые уже находятся в таком прекраснодушном состоянии, когда окно в мир для них — это толстый журнал, который в Москве уже никто не читает. При этом появляется ряд новых людей. В самом деле, у нас состав сотрудников библиотек резко омолаживается в силу, в том числе, безработицы. Институты, вузы так или иначе пополняют, генерируют новую интеллигенцию? Тех же курсисток? Несомненно. Возникают юноши-бомбисты, пресловутые разночинцы — огромная масса людей, которых ежедневно можно наблюдать просто в собственной ленте в Твиттере. Интеллигенция ли это? И вот мы снова вспоминаем боборыкинское определение, что интеллигент — это не только интеллектуализм, но еще и отзывчивость, совестливость, определенные представления о справедливости, это желание обустроить Россию. Да, возможно, это зачастую поверхностный взгляд на вещи, да, зачастую это сектантство либо старость. Именно потому мне кажется, что истинный признак интеллигентного человека в наше время — это отсутствие самоаттестации в качестве представителя интеллигенции. Как ни посмотри, интереснее люди, являющиеся, что называется, необразованными. Это та самая культурная среда, та самая среда художников, которых иной раз трудно даже назвать интеллектуалами. Но они способны выдавать любопытные тексты. Например, Александра Терехова с его романами можно причислять к интеллигенции?

Да, есть, конечно, еще проблема некоего интеллигентского круга. Мне-то кажется, что везде, где возникает круг, там намечается круговая порука, там всегда происходит некоторое снижение интеллектуального поиска и снижение остроты вопросов. Всегда интереснее личности, которые так или иначе выламываются из шаблона. Что касается молодой или какой-то «новой» среды — не беспокойтесь! Там все в порядке. Но меня тревожит стадность. Она может проявляться официозно, но может проявляться будто бы фрондерски. Те же юные подписчики телеканала «Дождь» — дай бог каждому из них поучиться самостоятельному мышлению. Да что там — это, конечно, вопрос к психоаналитикам, социологам…