Государство в отсутствии большинства

Колонки

После идеократии

20.01.2014 // 1 515

Российский общественный деятель, публицист, политический комментатор.

Публикуется в порядке дискуссии. Редакция может не разделять мнения автора статьи.

К концу девяностых слово «интеллигенция» имело два основные значения. Списочное, то есть советское, когда интеллигенцией назывались все люди с высшим образованием, возможно, за вычетом военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов, возможно, за исключением также чиновной номенклатуры и спецслужб, хотя по-английски именно разведка называется словом intelligence service. Здесь ядро — люди с высшим образованием.

И второе — демократическая интеллигенция. Демократическая интеллигенция — тег, который не имеет прямого отношения ни к интеллигенции, ни к демократии в словарном значении этих слов. Это группа лиц, которые хотели, чтобы мы жили, как на Западе, и считали, что это легко сделать.

При этом либо они с самого начала ненавидели советскую власть, либо, эволюционируя вместе с генеральной линией партии, начинали с требования косметических реформ, а потом, в ходе выполнения этой генеральной линии, возненавидели саму советскую власть и пожелали ее разрушения.

Эти две группы населения по-разному эволюционировали. Демократическая интеллигенция начала с поддержки Горбачева. Где-то в восемьдесят девятом году лидеры демократической интеллигенции возненавидели Горбачева и полюбили Ельцина. Потихоньку эта группа лиц по мере прихода Ельцина к власти эволюционировала из демократической в интеллигенцию либеральную: людей, которые верят в крайне правые американские ценности за вычетом патернализма, патриотизма и коммунитаризма. Перед нами общество по Джону Берчу: бедные сами виноваты в своей бедности, богатые достигли своего положения благодаря своим добродетелям, бережливости и трудолюбию.

Это радикализм, даже не либертарианство в духе Айн Рэнд, с той лишь поправкой, что, как правило, эта идеология в Америке соединена с консерватизмом, но ни малейшего консерватизма у либеральной интеллигенции не было. Я был поражен, что если, например, на Украине олигархи часто финансируют левые и левоцентристские партии и социал-демократическая партия Украины, в общем, руководима группой олигархов, то подавляющее большинство российских олигархов — крайне правые либералы. Любой разговор не в ту сторону вызывает у них нервную реакцию, как в советское время публичный разговор не в ту сторону насчет советской идеологии.

Большинство либералов составляли очень бедные люди. Но сейчас между олигархами и нищими библиотекарями возникла промежуточная группа, которая, крайне неправильно услышав то, что написано в книжке Флориды, сочла себя почему-то креативным классом. Это наемные служащие олигархов, люди на рынке, по сути, продающие свою продукцию олигархам, плюс некоторое количество стрингеров типа офшорных программистов, работающих на мировой рынок. Они очень уверены в себе, потому что они ничего не украли.

Эта группа изобрела свою субкультуру в широком смысле слова: там положено ходить на какие-то театральные представления, на которые никто, кроме них, не ходит, даже если спектакли дотируются из бюджета Москвы. У них положено любить какую-то прозу, кажется, это Паэльо, то есть Коэльо, и Мураками. Я другую литературу читаю, поэтому мог буквы перепутать.

Другое дело, что так называемый креативный класс выходит за пределы этой группы и потихоньку становится политическим объединением за честные выборы. Это очень трогательно, поскольку, кажется, последние честные выборы у нас были в девяностом году, когда избирали Верховный Совет, не помню, уже РФ или еще РСФСР, но с тех пор, где-то с весны девяносто третьего года, с референдума, фальсифицировались все выборы.

За это же самое время списочная интеллигенция, интеллигенция в первом смысле, практически потеряла связь с демократической, будущей либеральной интеллигенцией, отчасти креативным классом. Большая часть этих людей живет бедно, хотя все-таки, скорее, относится к низам среднего класса, чем к низшему классу по западным меркам.

Демократическая либеральная креативная интеллигенция унаследовала от дореволюционных российских либералов и левых особую нервную реакцию на все национал-патриотическое. В этой среде принято считать, что национал-патриотизм является состоянием души недостойного и нехорошего человека, поэтому отношение к этому, как принято говорить в этой среде почти сто лет, не политическое, а гигиеническое.

За это время остальная списочная российская, русская интеллигенция большей частью приобрела умеренно левые политические взгляды. Даже если они остаются либералами в смысле того, что они не за диктатуру, а за ту или иную форму демократии, они, как правило, люди социал-демократических, социал-либеральных или коммунистических взглядов. Она является просто молчаливым большинством или молчаливым интеллигентным меньшинством, это не так заметно, потому что все каналы традиционных СМИ монополизированы вымирающей демократической интеллигенцией.

Интернет показывает, что прав я, потому что новые медиа, независимо от уровня левизны или правизны своих взглядов, как правило, чуть-чуть националистичны. Консенсусом, объединяющим российский образованный класс, является, как бы это сказать без геращенковской фразеологии, «очень много украли недостойные люди» и «некоторые представители национальных меньшинств и иностранцев достали неимоверно». Причем так рассуждают и интернационалисты, и космополиты, и либералы.

Поэтому, если говорить о «традиционных» восточноевропейских идеологиях национального освобождения, национал-демократии, они возникли отнюдь не только как карикатурные мини-национал-демократии в духе Лазаренко и даже Крылова, а как социал-демократические взгляды большинства. Просто это большинство не имеет в нашем обществе голоса. И поставив вопрос по исследованию этих настроений и, пардон, о предоставлении ему голоса, мы узнаем много интересного, возможно, обнаружим тот самый рычаг, при помощи которого можно вернуться из выжженной пустыни в нормальную жизнь.

Комментарии

Самое читаемое за месяц