Антропология Ленина

Не прошло и 90 лет со дня смерти Ленина, как последний из обожаемого и обожествленного гения превратился в наших глазах в злобного и тупого старика. Но это характеризует, скорее, не Ленина, а «поколение Икс», смело устраивающее дискотеку на костях мертвых диктаторов, но по-прежнему рискующее впасть в культ живых.

Можно, конечно, сказать: попробовали бы они это сделать 30–40 лет назад! Или даже 22–24 года назад, когда перестройка ассоциировалась с возвращением к «ленинским нормам». Однако основная претензия заключается не в упреках в лицемерии, которое, конечно же, имеет место. А в том, что при этом мы окончательно теряем интерфейс с историей. Между тем как пространство под шапкой «Невыученные уроки прошлого» остается девственно чистым.

Как мог человек типа Ленина, — не герой, не боевик, не спортсмен и не бонвиан… — превратиться в кумира, а затем и в бога России?

Ответ современному яппи покажется удивительным, если не сказать, оскорбительным. Возможно, причиной тому стала разговорно-обсужденческая, лекционная культура интеллигенции XIX века, в которой на первый план выдвигались умницы, логики и ораторы. В отличие, скажем, от «живой» технократической «прогрессивной» культуры современности, в которой на первый план выходят медийно раскрученные персонажи или люди со связями. Ленину нечего делать в современной эпохе, но в прошедшей «профессор» Ленин, как в свое время и «профессор» Робеспьер, умел побеждать в споре и держать в напряжении аудиторию, это и толкало его вверх. По сути, то был уникальный период в российской истории, когда в лидеры нации мог выбиться яркий публицист, в других условиях обычно не допускаемый дальше передней власти. Уже через десять лет после революции те же самые качества личности не помогли Троцкому и перестали помогать Бухарину. После смерти Ленина окно возможностей для профессорского стиля захлопнулось и снова стали справедливы слова Лебона: «Интеллигентность, сознающая связь всех вещей… значительно уменьшает силу и мощь в убежденности, которая необходима апостолу». Отчего и наш современник принимает за должное, что лидером нации становится не профессор, а оперативник.

Вторая загадка: что ж все-таки они устроили помимо катастрофы? Современный консенсус базируется на мнении, что Ленин подкупил нацию. Невыполнимыми обещаниями: мира, земли, общей собственности. То есть популизмом. А сам же цинично не собирался ничего отдавать, постепенно скатываясь к обычной тирании. Однако это заведомое упрощение. И хотя политически мы сегодня находимся очень далеко от русского большевизма, а качественно, скорее, либералы и «капиталисты», к прогрессорскому эксперименту большевиков-ленинцев нам придется еще не раз обращаться, соглашаясь с Александром Зиновьевым. Смысл ленинизма в том, что Ленин со товарищи предприняли уникальную попытку, заключающуюся в невиданном доселе инженерном конструировании «правильного» государства, возможно, на век опередив свое время.

Действительно, до Ленина государства и общества вырастали из истории свободно, как придется, — как деревья или сорняки. Отчего их не знающие диалектики лидеры вели себя на мировой исторической сцене с психологией охотников или колонизаторов. Брали все, до чего могли дотянуться, особенно не заботя себя проблемой восполнения ресурсов или «пути развития». Однако при Ленине впервые перед государством были поставлены цели, мотивированные не эгоизмом захватчика или отдельной нации, а задачами цивилизации в целом. Конечно, претензии могут быть к мотивам и пониманию «задачи цивилизации», а также к методам ее решения, но разве не к той же самой философии глобального форматирования приходит сегодня международное сообщество, столкнувшееся с вызовами планетарного масштаба, испорченными финансами и дефектами «свободного» рынка?

История сама подвела нас к тому моменту, когда «охотников» должны постепенно начать сменять глобальные «возделыватели почвы». Но парадоксально, что отринувшая свое коммунистическое прошлое и подсевшая на выкачивание нефти из недр Россия снова отстает, рискуя оказаться в положении последнего суверенного «охотника», когда и сама «охота» вскоре может быть «запрещена» глобальными институтами. Самое время захоронить Ленина и забыть про Великий Эксперимент, как страшный сон!

Бесспорно, он не удался. Издержки огромны. Спущенную с цепи Диктатуру реформаторы не смогли посадить обратно на цепь и загнать в конуру. За девяносто последующих лет политика окончательно съела идею. Все это слишком известно. И все разговоры о мере хорошего и плохого в личности Ленина, которые обычно идут в юбилейные дни и даже дебатируются на экзаменах по истории, лишь выдают аморальность потомков. В преступлениях против человечности, которые совершили политические инженеры России, конечно же, никогда не было второй, хорошей стороны. Однако повод ли это отказываться от обработки экспериментальных данных, полученных в ходе Великого Эксперимента?

Вот и личная траектория вождя Эксперимента тоже дает немалую пищу для размышлений беспокойному антропологу. Почему Ульянов-Ленин так быстро деградировал на вершине власти? Не будучи старым, он чаще стал отдыхать, позировать для портретов в своем доме-дворце в Горках, когда страна неслась к своему трагическому будущему со скоростью ракеты. Его это больше не волновало. Потому что устал, заболел или потому что так действовала магия кремлевского трона, тормозящая любой порыв реформатора?

Его так называемое политическое завещание, которым мы зачитывались в 70-х, ища между строк то ли пророчество, то ли обвинение режиму, при холодном чтении в посткоммунистических нулевых теперь воспринимается как абсолютно пустой документ. Что-то вроде медведевских национальных проектов — бойкий, но не исполнимый на практике. Сокрывший все тайны.

Что хотел он сказать напоследок: «все были плохими, один я — идеальный»? Кого конкретно поставить к рулю и куда рулить, не поняли тогда и соратники. Но главное, что они не поняли, что это был последний звонок инженерной эпохи. С 24 января 1924 года история России надолго вошла в «нормальное» макиавеллевское русло.