Россия как неопознанный объект

В связи с тем, что при смене эпох решительно меняются слова, то естественно, что эту смену замечали только языковеды. Все же остальные не замечали ничего.
А. Белинков. Сдача и гибель советского интеллигента

Россия — страна великих обобщений. Возможно, это свойство досталось ей в наследство от крепостного права, крестьянской общины и Мировой Революции. А возможно, просто проистекает из ее немалой, обобщающей Европу и Азию, территории. Так или иначе, но к широкому слову «Россия» плотно приклеиваются предельно широкие словесные конструкции: «Россия сосредотачивается», «Россия встает с колен», «Россия отстаивает свои национальные интересы» и Россия… как-то «ведет себя на международной арене», которые втягивают в себя в том числе и личность наблюдателя, растворяя в них без остатка. И пусть будет этот наблюдатель хоть с паспортом из широких штанин, русский самых чистых кровей, но «Россией» в том самом великом значении этого слова он себя никак при этом не ощущает. Он не встает с колен. Не слишком удовлетворен защитой своих интересов и, тем более, никак не ведет себя на международной арене. А если и кем-то себя все же ощущает, то, скорее, зыркающей по сторонам блохой на спине мамонта «Россия», бредущего куда-то в неизвестность и неопределенность. Возможно, к пропасти, а возможно, к цивилизационному вымиранию по естественным причинам. Или же «пассажиром дождя», по Жапризо (есть еще и полузапрещенный телеканал такой), на лайнере со столь же банальным названием «Великая Россия». Или вообще болонкой пассажира.

Впрочем, нетрудно также и зреть, что это широкое слово «Россия» давно и явочным порядком приватизировано узкой группой. В чем, безусловно, прослеживается определенное диалектическое противоречие, остро переживаемое народом. И хотя «народ», — если вы понимаете, о чем я или о ком, — по-прежнему считает это слово своим по праву, точно так же, как недра, лес, нефть, газ и воздух, оно давно чужое. Как те же недра, лес, нефть, газ и воздух. Оно — собственность Компании, опять же в обоих смыслах этого слова.

Что мы можем сказать об этой компании? Она засела в рубке нашего титаника. Задраила люки ради «национальной безопасности». Вырубила сети, чтобы всякие сноудены не просочились. И общается с нами по громкой связи. У них репродукторы, как во время войны. Притом что обратной связи нет вообще: она компании не нужна. Согласно официальной версии, по причине великой компетентности и самодостаточности. Согласно неофициальной: потому что она давно и безысходно там, в рубке, сошла с ума. Или у нее коллективная галлюцинация от кислородного голодания.

Понять умом, как сказал классик, это невозможно. Вернее, можно понять, но невозможно принять. Даже в большей степени невозможно принять, чем в «лихие девяностые». В «лихие девяностые» хотя бы были слышны перестуки между рубкой и командой. Можно было втянуть компанию из рубки в кампанию и тем самым частично повлиять на курс, запугав мировым мнением. Сегодня ничего этого нет и в помине. Сегодня мы оцениваем ситуацию по последствиям, которые, однако, затемняются ликованием и салютом.

«Нас» выгоняют из восьмерки — «а-а-а-а-а, плевать!» Всеобщее радостное возбуждение. Уходят со страху инвестиции, падает промышленность и национальная валюта, постсоветский мир окончательно почил в бозе, и Советский Союз перевернулся в гробу — все кричат ура, водят хороводы на Красной площади и поют оратории в стиле финальных сцен «Приглашения на казнь». Салют сгущает мглу.

Любопытно, что почти сто лет назад один английский джентльмен написал небольшую книжку, уже пророчески соединившую в заголовке слова «Россия» и «мгла». И, как ни странно, эту книжку никогда не запрещали в СССР, хотя, впрочем, и не приветствовали к выдаче в библиотеках. Произошло так потому, что ее очень любил русский Вождь № 1, считавший, что в течение десяти лет сможет доказать всю несостоятельность английского либерала. Но русский Вождь № 1 умер гораздо раньше, чем через десять дет, — через четыре года, а джентльмен-либерал встретился с русским Вождем № 2, «чудесным грузином», который, к слову сказать, сгустил такую мглу, что о ней позже было написано «Слепящая мгла». Спор к этому времени тоже несколько подзатух, ввиду того, что любые ответы оказывались жестче любых поставленных вопросов. Потом умер и джентльмен, а за ним и русский Вождь № 2. Книжка стала проходить по разряду «смешное о Западе» и «ошибочное в рассуждениях типичного западного либерала». Нам же важно, что и через сто лет описание новорожденного российского парламентаризма, произведшего на неподготовленного английского джентльмена «глубоко удручающее впечатление», по-прежнему актуально.

Что происходит сегодня? Неопознанный объект «Россия» вместе с нами влетел в непредсказуемое будущее. Но я думаю, что ростки вполне опознаваемого советского сталинского прошлого предсказуемо прорастают в наше пост-ельцинское настоящее. Не в виде каких-то — их еще называют «консервативными» — ценностей, гостов, снипов и госпланов, это было бы полбеды, — а в виде советского поведенческого стереотипа.

Точнее, в виде типичного выбора советского интеллигента: либо ты всегда поддерживаешь начальство и продаешь душу дьяволу, сдаешься и погибаешь, либо не поддерживаешь и губишь карьеру, отправляешься по миру, то есть все равно сдаешься и погибаешь. В виде коллективной безответственности, когда за все отвечают вожди, эффективные менеджеры, которые, однако, тоже ни за что не отвечают в реальности, потому что умеют лишь недовольно и строго спрашивать с подчиненных. В свою очередь, подчиненные хоть и пугаются окрика и кары вождей, обходятся при этом без оправданного в данных обстоятельствах когнитивного диссонанса, поскольку следуют в русле вождей. Стереотип побеждает, и это еще почему-то называют «российской экспансией» в сторону Запада, в честь которой учреждаются праздники.

Но странная это экспансия. Ей больше подходит метафора от Стивена Кинга. Эдакая экспансия томминокерсов. Томминокерсы в пространстве экспансии съедают все: само это пространство, время, материю, Историю. Не остается ничего.