Дорогой друг!

Французское телевидение предложило проект — двум журналистам из России и с Украины обменяться письмами по поводу последних событий на Украине. С тем, чтобы рассказать европейской аудитории, которая многого не знает и не понимает, — и где находится Крым, и почему на ровном месте возник столь грандиозный конфликт, втянувший в себя ЕС, США, Россию и Украину, — в общем, что происходит.

Трудность, однако, как выяснилось, возникла сразу же в том, что и русский, и украинец, если они ранее выросли в приблизительно одинаковой культурной среде и не имеют идиосинкразии на сотрудничество с французским телевидением, в общих чертах ситуацию понимают одинаково. То есть диалог грозил вылиться в обмен любезностями и не противоречащими друг другу концепциями, что тем более странно, так как страны находятся чуть ли ни в полномасштабной войне. С другой стороны, подобное согласие «на пепелище», безусловно, добавляет недостающих красок абсурду. Выполняя свою часть обязательств, я обратился к коллеге с таким письмом…

Дорогой друг! Сегодня, когда нас разделяют границы и милитаризированные элиты, между нами все равно остается больше общего, нежели различий. Тому есть основания. Ибо, кроме политических неприятностей, которых на Руси всегда было достаточно, нас всегда объединяла общая историческая память существования в едином государстве, называвшемся СССР и прошедшем, между прочим, через Вторую мировую войну. Общая Великая литература, о которой так любят говорить за рубежом и ставить «бездуховному Западу» в укор. И тот курс на демократию и общеевропейские ценности, который был задан московским августом 1991 года.

Если вспомнить, то в советское время вообще никто никогда не различал украинцев и русских.

И даже тогда, когда Украина и Россия формально декларировали свою независимость, сама мысль о том, что прервутся многочисленные человеческие связи и будет возможен межгосударственный конфликт, казалась кощунственной. Ее эксплуатировали разве что в фантастических романах-утопиях. Тем не менее, сегодня, по прошествии всего двадцати лет постсоветского бытия, риторика нынешних правящих кругов России такова, — и я это констатирую с горечью, — что они пытаются представить украинский народ некими «другими», по отношению к которым уместно использовать весь арсенал средств, заповеданный еще Макиавелли.

Иными словами, Москва выписала в отношении Украины и украинского народа карт-бланш на применение дипломатической хитрости, попросту говоря, лжи, враждебной пропаганды, а то и военной силы. Напрашиваясь на ответное применение вышеперечисленного арсенала.

Между тем не будет большим открытием, что теория различных этносов и различного национального интереса, якобы конфликтующего с национальными интересами «других», которую развивают на многих московских дискуссионных площадках, призвана, скорее, максимально затемнить, запутать, а то и фальсифицировать тот очевидный факт, что на южном направлении постсоветского пространства развернулась самая настоящая… гражданская война.

В ней, в этой войне, как мне кажется, борются не этносы. Просто одна группа славян (хотя это и неважно — славян или нет) настроилась сместить свою национальную клептократию и установить самоуправление по европейским нормам и правилам. А другая, инспирированная, к сожалению, из Москвы, — этому максимально помешать, внедряя в сознание русскоязычного населения Юго-Востока Украины провокационные мемы о дискриминации русского языка и, в противовес, о якобы развернувшемся историческом процессе собирания всех русских под авторитарной дланью русского Кремля. Так называемой русской весне.

Нет особой нужды констатировать, что «русская весна» — это блеф, выращенный в пропагандистской пробирке. О ней много говорят, но ее не чувствуют даже в русской Москве. И вряд ли корректно называть русским возрождением попытки умыкнуть у соседа-украинца корову — в данном случае полуостров с достопримечательностью «Ласточкино гнездо». А также всячески вредить некогда братскому народу, сея хаос на Юго-Востоке.

Чем-то эта ситуация напоминает уже происходившее однажды. В частности, описанное Марком Алдановым в романах «Бегство» и «Пещера».

Так, в 18-м году прошлого века гетмановская Украина представлялась альтернативой чекистской Москве и потому становилась пристанищем для спасающейся от большевистского террора русской интеллигенции. И потому, по мысли красных комиссаров, должна была быть уничтожена. В очень скором времени Украина действительно была поглощена Красной армией и, таким образом, начала свой скорбный путь на Голгофу — к голодомору 30-х годов. Вряд ли случайно новой Украине пророчится схожая трагическая судьба, если политики Киева не успеют объединить нацию под ясной социальной программой и не снимут с повестки дня всякие угрозы правонационалистического курса.

Все спрашивают: зачем Путин захватил Крым, окончательно оттолкнув от стопятидесятимиллионной России пятидесятимиллионную Украину, вбив осиновый кол в проект Таможенного союза, поссорив Россию с Западом и поставив экономику России, сильно зависимую от внешних инвестиций, в критическое положение?

Ответ очень прост. Ментально Путин — человек прошлого, человек войны ХХ века. Возможно, даже XVIII века. Он мыслит устарелыми категориями. Это его трагедия как политика, которому много было дано и которого не минул успех. Он рассуждает: мы пальнем — в нас пальнут. Мы отхватим территорию — нас запрут в Черном море. Как Петр I, он все время куда-то прорубается, преодолевая козни зловредных евроатлантистов. И ищет выход к большой воде, чтобы вырваться из геополитического капкана, который явно существует лишь в его воображении.

Ему не приходит в голову, что распоряжаться чем-то на земле можно, необязательно административно владея ею и поставив рядом пару танков. Что русский этнос и ранее без забот мог пользоваться Крымом, да и всеми портами мира, не затевая военного конфликта с соседями, а войдя в процесс глобализации и политически договорившись с мировыми лидерами. Вкладывая деньги в инфраструктуру. Что, прорубая окно в Европу, он, во-первых, всем показал окровавленный топор (и тем изрядно их напугал), во-вторых, прорубил его так, как в России обычно умеют, то есть очень узко. В-третьих, немножко подзавесил его железным занавесом.

Стратегически то, что он делает, очень понятно. Он экспортирует российскую демократическую революцию (в его коннотации — смуту) вовне, пытаясь от нее избавиться раз и навсегда. По крайней мере, в пределах своей личной политической жизни. Ему кажется, что он поступает правильно. А чем ему на это можно ответить — тоже понятно. Реверсом. То есть, как газ, вернуть эту «демократическую революцию» назад.

Так, Москва настаивает на федерализации регионов — пусть она ее получит. Но только вместе с федеративным договором, по которому субъектам федерации будут даны такие политические права и свободы, которых нет и в России. И, естественно, при единой национальной юстиции, единой армии и единой полиции, и гарантиях Киева, что демократические права будут соблюдаться властями.

И тогда мы посмотрим, захочет ли Россия поглощать такую Украину.