Семь историй про российско-украинский конфликт

Большинство анализирующих происходящее в Украине исходят из того, что существует единственно правильное описание событий, а все остальные нарративы представляют собой пропаганду или даже информационную войну, либо же иллюстрируют недостаток знаний оппонентов о реалиях конфликта. Такой взгляд на мир затрудняет, если не делает невозможным какой-либо выход из конфликта, кроме полной победы над «противником». Распространенности этого подхода способствует и сведение конфликта к проблеме его начала. Аннексия Крыма Россией? Невыполнение февральских соглашений? Негибкость Януковича? Выход киевлян на майдан? Отказ от ассоциации с Евросоюзом? Обещание этой ассоциации? Ряд можно вести дальше и дальше в прошлое. Взгляд на начальную точку как определяющую характер кризиса игнорирует сложность социума, в котором постоянно создаются новые смыслы. Разные участники драмы обладают собственными картинами происходящего и действуют, исходя из этих представлений.

Можно предположить, что, в зависимости от субъекта рассказа, в Украине разворачиваются несколько параллельных (хотя и взаимосвязанных) историй, каждая из которых выходит на первый план в зависимости от положения и предыстории рассказчика.

Одна история − это победа народа Украины над коррумпированным государством (история Майдана). В этой истории украинцы получили шанс построить европейскую демократическую державу благодаря стойкости на майдане и героической гибели «небесной сотни». Эта история близка многим украинцам, особенно тем, кто сам был на Майдане или считал его «своим».

Другая история — попытка руководства России изменить направление развития международной системы, выталкивающей ее все дальше на периферию. Этой трактовки событий придерживаются многие российские международники, а заодно и доморощенные геополитики. В этой истории Украины как субъекта вообще не видно, − зато опять есть «великая шахматная доска», на которой Россия играет нескончаемую партию с «Западом» (или с США).

Третья история − история части населения Крыма и юго-востока Украины, которая в самом деле хочет в Россию. Можно спорить, насколько велика эта часть, но она точно существует. Сложный выбор между лояльностью Украине, привлекательностью России, страхами и надеждами составляет важнейшую часть этой истории.

Четвертая − история новых украинских властей, пытающихся легитимизировать себя и не допустить распада страны, а также противостоять давлению России, удерживаясь от войны с превосходящим по мощи соседом. Стоит уточнить, что история украинского руководства − это уже не история Майдана, − у нее свои задачи и своя логика.

Пятая − история российских военных, спецназовцев и добровольцев, а также журналистов госканалов, по приказу или по зову сердца оказывающих пропагандистскую и военную поддержку сепаратистам (в Крыму такую поддержку признали, в Донецкой области нет, но, по меньшей мере, наличие войск у границы является военным давлением). Эта история, как многие заметят, может быть по-разному интерпретирована сторонниками Майдана и голосовавшими за отделение крымчанами, − но она уже тоже приобрела свою логику и инерцию, превратившись в самостоятельный нарратив.

Шестая история — попытка Запада сплотиться и мобилизоваться в ответ на возрождение угрозы, которая, как представляется, вновь исходит от России. В этой истории всплывают старые стереотипы, обсуждаются санкции и меры «сдерживания», ведется внутренний спор о том, «кто виноват» в плохой готовности Западного мира к российскому вызову.

Наконец, седьмая история — история российской оппозиции, оказавшейся перед лицом возможной войны в положении «национал-предателей», не видящей никаких рычагов воздействия на эту ситуацию, и оттого фрустрированной донельзя.

Можно, наверное, обнаружить и другие субъекты сегодняшней ситуации, которые руководствуются собственной картиной мира и генерируют собственные истории. Можно, с другой стороны, утверждать, что на самом деле существует лишь одна История, а остальные перечисленные незначительны или сводятся к чьей-то пропаганде. Содержание многочисленных споров пока выглядит попыткой отстоять одну из историй как исключающую другие.

Вместе с тем, мне кажется, что сегодня каждая из перечисленных историй развивается автономно, по собственной логике. Независимо от наличия или отсутствия политического замысла и стратегии, в ходе кризиса для больших групп людей сформировались (или утвердились) картины мира либо взаимоисключающие, либо попросту непересекающиеся. Так устроены наши представления об истории и обществе — они завязаны на субъективность, на собственную группу.

Вернемся к вопросу об «исходной точке» кризиса, близкому по смыслу к вопросу «кто виноват?». При кажущейся очевидности ответа, вину можно возложить на многих. Очевидная ответственность российского руководства за нынешний кризис может быть «погружена» в вину Запада за провал интеграции России в течение последней четверти века, или же сопоставлена с ответственностью украинской политической элиты, не сумевшей решить задачи демократизации без политического катаклизма. Это понимание множественности истоков, однако, неверно было бы считать «моральным релятивизмом». Как граждане мы можем и должны соотнести цели каждого субъекта сегодняшней драмы с нашей системой ценностей, − и предпочесть некоторые из них другим.

Как ученые, однако, мы видим, что различие «историй» делает невозможным возвращение к «простоте» начала этого года. Сегодня уже трудно представить «простое» восстановление статус-кво на февраль или более раннюю дату, даже если российское руководство по каким-то причинам примет такое решение (а оно его не примет). Невозможно загнать в тюбик выдавленную зубную пасту. Эти недели и месяцы создали новых субъектов социального действия или преобразовали старых, эти истории легитимировали или перекроили их идентичность. Впереди каждую из групп ждет победа, поражение или компромисс, − но ни для проигравших, ни для победивших их история не закончится. Она будет существовать — в официальных учебниках или в подполье и эмиграции, и во втором случае она будет надеяться на исторический реванш.

Именно поэтому поиск выхода из нынешнего кризиса должен вовлекать в той или иной мере все участвующие в событиях группы и адресоваться к каждой из перечисленных историй. Только тогда есть шанс на долгосрочное урегулирование конфликта.