Анджей де Лазари
«Русская идея» по-путински
Все гениальное просто, а философское — верно? Попытки российской власти создать идеологический пантеон.
7 281 
© Пресс-служба Президента России
Текст для сборника к 70-летию Арпада Ковача, венгерского достоевсковеда.
«Мы знаем, что не отгородимся уже теперь китайскими стенами от человечества. Мы предугадываем, что характер нашей будущей деятельности должен быть в высшей степени общечеловеческий, что русская идея, может быть, будет синтезом всех тех идей, которые с таким упорством, с таким мужеством развивает Европа в отдельных своих национальностях; что, может быть, все враждебное в этих идеях найдет свое примирение и дальнейшее развитие в русской народности», — писал Федор Достоевский в 1860 году [1].
Этим предложением писатель ввел в русское историософское мышление категорию «русской идеи». Чаще всего она обосновывала русский национализм, мессианизм, рассуждения о Москве — Третьем Риме, отождествляли ее с православием, но также с коммунизмом и с Третьим Интернационалом. «Русская идея» провалилась вместе с коммунизмом, но на короткое время. Борис Ельцин в июле 1996 года дал задание своим политологам выяснить, «какая национальная идея, национальная идеология — самая главная для России» [2]. Насмешкам тогда не было конца. Откройте, однако, Интернет и впишите в поисковую строку Google фразу «русская идея» — появится около 600 тысяч результатов. Их будет больше миллиона, когда вы впишете «национальная идея» (для сравнения: «idea narodowa» по-польски — только 13.500, «national idea» по-английски — 133 тысячи, и чаще всего это понятие относится к России).
Если кто-нибудь сомневается, что сегодня самым выдающимся философом, писателем и «пророком» в России является Владимир Путин, пускай сходит на выставку «Православная Русь. Моя история. Романовы», которая открылась 16 февраля в выставочном комплексе «Ленэкспо» в Петербурге. Путина вы найдете там между двумя известными философами — Владимиром Соловьевым и Алексеем Лосевым, в другом месте — рядом с Николаем Гоголем, а еще — рядом с Кириллом, патриархом московским и всея Руси. Таким «большим ученым», гениальным творцом в истории России был только Сталин.
Поэтому нечего удивляться, что на последние новогодние каникулы губернаторы и партийные деятели «Единой России» получили домашнее задание изучить часто цитируемых президентом Владимиром Путиным философов и публицистов. В качестве подарка Кремль вручил им три книги: «Философию неравенства» Николая Бердяева, «Оправдание добра» Владимира Соловьева и «Наши задачи» Ивана Ильина [3].
Является ли Путин действительно философом, «идейным» политиком? Без сомнения, именно так он выглядел в глазах публики, когда в начале своего первого президентства, в сентябре 2000 года, удивил всех своим паломничеством к старцу в Троице-Лыково за советом «как обустроить Россию». Беседа Путина и Солженицына велась без представителей прессы, и то, о чем они говорили, точно неизвестно. В следующий раз Путин посетил Солженицына в 2007 году. «Мы говорили, — рассказал он потом, — о России, о сегодняшнем положении, о будущем страны. Я со своей стороны обратил внимание писателя на то, что некоторые шаги, которые мы делаем сегодня, во многом созвучны с тем, что писал Солженицын» [4]. Интересно, что Путин навещал Солженицына не для того, чтобы получить одобрение толпы, поскольку писателя воспринимали тогда уже как утописта, и среди россиян он пользовался небольшим авторитетом. Однако примечателен тот факт, что Путин понравился Солженицыну и получил его поддержку даже в чеченской войне. Литературовед Бенедикт Сарнов в одной из своих последних книг, озаглавленной «Феномен Солженицына» (Москва, 2012), старался убедить читателей, что автор России в обвале по-прежнему остается духовным учителем Путина, и что шаг за шагом Путин осуществляет солженицынскую концепцию «обустроения» России.
Похожие мнения мы найдем и у политологов: Павел Святенков, например, озаглавил свою аналитическую статью «Солженицын как предтеча Путина» [5].
Словосочетание «национальная идея» в высказываниях Путина первый раз появляется 30 декабря 1999 года, когда он готовился к выборам и представлял свою политическую программу в докладе «Россия на рубеже тысячелетий». В главе «Шансы на достойное будущее» пункт А — «Российская идея». Ее составляют: патриотизм, державность, государственничество и социальная солидарность. «Мне представляется, — говорит Путин, — что новая российская идея родится как сплав, как органичное соединение универсальных, общечеловеческих ценностей с исконными российскими ценностями, выдержавшими испытание временем». При этом он подчеркивает, что индивидуализм и либеральные ценности имеют глубокие исторические традиции в США и в Англии, в России же преобладает коллективизм, «глубоко укоренены патерналистские настроения», и не индивид, а «государство, его институты и структуры всегда играли исключительно важную роль в жизни страны, народа. Крепкое государство для россиянина не аномалия, не нечто такое, с чем следует бороться, а, напротив, источник и гарант порядка, инициатор и главная движущая сила любых перемен» [6].
В феврале 2004 года Путин уже технократ, а не «романтик»: «Мы должны быть конкурентоспособны во всем — и человек, и отрасль, и население, и страна. Вот это должна быть наша основная национальная идея» [7]. Спустя год он разумно убеждает, ссылаясь на упомянутые «Наши задачи»: «Государственная власть, — писал великий русский философ Иван Ильин, — имеет свои пределы, обозначаемые именно тем, что она есть власть, извне подходящая к человеку… И все творческие состояния души и духа, предполагающие любовь, свободу и добрую волю, не подлежат ведению государственной власти и не могут ею предписываться… Государство не может требовать от граждан веры, молитвы, любви, доброты и убеждений. Оно не смеет регулировать научное, религиозное и художественное творчество… Оно не должно вторгаться в нравственный, семейный и повседневный быт и без крайней надобности стеснять хозяйственную инициативу и хозяйственное творчество людей» [8].
Красиво! Такие высказывания Путина, его «западнический» избирательный лозунг первого президентства («диктатура закона») и его «немецкая» активность («Путин-Штольц») привели к тому, что в 2004 году свой текст в журнале Przegląd Polityczny я озаглавил «Позитивист Путин» [9], а Виктор Ерофеев так оценил два первых срока путинского президентства:
«Что хорошего сделал Путин за восемь лет своего правления? Куда идет Медведев? Я бы, не задумываясь, ответил: при них Россия получила уникальную возможность жить свободной частной жизнью. Вот в чем загадка популярности власти, которую не может разгадать Запад […] Наконец, мы можем, в зависимости от денег, поехать кто в Италию, кто на остров Пасхи. Это, наверное, и называется авторитаризмом с человеческим лицом […] Частная жизнь России — это ее спасение. Через нее, через постепенное развитие семейных ценностей, она может выйти к просвещению и модернизации, оказаться в сообществе демократических стран» [10].
С сегодняшней точки зрения, на практике все не так безоблачно.
В 2011 году в интервью для VIP Premier на вопрос: «Не кажется ли Вам, что, решив за последнее десятилетие первоочередные, насущные проблемы, мы подошли к необходимости осуществлять качественные изменения — своего рода прорыв — во всех областях жизни страны? Нужна ли для этого новая идеологическая платформа — так называемая новая национальная идея? Что должно быть ее основным постулатом?» — Путин ответил: «Мне очень часто задают этот вопрос, и я позволю себе повториться и процитировать Александра Солженицына, который однажды назвал нашей национальной идеей “сбережение народа”. В этой фразе, собственно, и заключена главная цель современной России, всех преобразований, которые происходят в экономике, социальной сфере, общественной и политической жизни» [11].
Что такое «сбережение народа», однозначного ответа Путин здесь не дает. Ссылаясь на эту категорию в 2006 году в «Послании Федеральному Собранию Российской Федерации» [12], он говорил о демографической проблеме как об одной из основных проблем, которые надо решить, а вовсе не о «национальной идее».
Все становится понятным в декабре 2012 года, когда в очередном «Послании Федеральному Собранию» Путин констатирует: «в патриотизме вижу консолидирующую базу нашей политики» [13], а Андрей Исаев, заместитель секретаря генерального совета партии «Единая Россия», ссылаясь на эти слова, делает заключение, что «проектом Путина — русской идеей XXI века» является «идея патриотизма». Раньше в истории России, — говорит Исаев, — «патриотизм играл скорее подчиненную роль». При царе гимн начинался не со слов «Боже, храни Россию», а со слов «Боже, царя храни». В известной триаде Сергея Уварова «православие, самодержавие, народность» тоже нет слова «Россия», а «нация» стоит на третьем месте. Большевики отрицали патриотизм во имя мировой революции, потом подчинили его коммунистической идее, и «на 70 лет страна потеряла даже свое исконное геополитическое название — Россия», и якобы только наконец Путин «впервые предложил патриотизм не как вспомогательное средство, мобилизующее народ на достижение неких высоких целей, а как суть всей российской политики […] Он предлагает патриотизм как общую платформу, которая должна оказаться бесспорной для всех» [14].
Это было в декабре 2012 года, а раньше, в январе, еще до выборов, Путин опубликовал программную статью, озаглавленную «Россия — национальный вопрос», героем которой стал «русский народ, русская культура» как «стержень, скрепляющая ткань этой уникальной цивилизации» (обратите внимание — «русский», не «российский»: «самоопределение русского народа — это полиэтническая цивилизация, скрепленная русским культурным ядром»). Ссылаясь на Ильина и Достоевского, Путин утверждает, что у русской идентичности «другой культурный код», «великая миссия русских — объединять, скреплять цивилизацию». Русский язык, культура, «всемирная отзывчивость» (формула Достоевского) должны «скреплять русских армян, русских азербайджанцев, русских немцев, русских татар». Опять — не «российских», что подразумевало бы их «гражданственность», а «русских», что определяет этничность (россиянин — гражданин РФ любого этнического происхождения, русский — определенный этнос) [15].
В июне 2013 года Путин встретился с руководством и корреспондентами телеканала Russia Today и в очередной раз противопоставил Россию США: «В основе американского самосознания лежит индивидуалистическая идея. В основе российского — коллективистская […] в нашем представлении, в представлении русского человека, все-таки другие задачи, что-то такое, за горизонт уходящее. Что-то такое душевное. Что-то такое, связанное с Богом. Понимаете, это немного разные философии жизни. И поэтому понять друг друга довольно сложно» [16].
Эту мысль он продолжает на сентябрьской встрече Валдайского клуба: «Практика показала, что новая национальная идея не рождается и не развивается по рыночным правилам. Самоустроение государства, общества не сработало, так же как и механическое копирование чужого опыта. Такие грубые заимствования, попытки извне цивилизовать Россию не были приняты абсолютным большинством нашего народа, потому что стремление к самостоятельности, к духовному, идеологическому, внешнеполитическому суверенитету — неотъемлемая часть нашего национального характера […] Мы также понимаем, что идентичность, национальная идея не могут быть навязаны сверху, не могут быть построены на основе идеологической монополии. Такая конструкция неустойчива и очень уязвима, мы знаем это по собственному опыту, она не имеет будущего в современном мире. Необходимо историческое творчество, синтез лучшего национального опыта и идеи, осмысление наших культурных, духовных, политических традиций с разных точек зрения с пониманием, что это не застывшее нечто, данное навсегда, а это живой организм. Только тогда наша идентичность будет основана на прочном фундаменте, будет обращена в будущее, а не в прошлое». Евроатлантические страны отказались от своих корней, «в том числе и от христианских ценностей, составляющих основу западной цивилизации. Отрицаются нравственные начала и любая традиционная идентичность: национальная, культурная, религиозная или даже половая. Проводится политика, ставящая на один уровень многодетную семью и однополое партнерство, веру в Бога или веру в сатану» [17].
И окончательно все стало ясно в декабре 2013 года. «И мы знаем, — говорит Путин Федеральному Собранию, — что в мире все больше людей, поддерживающих нашу позицию по защите традиционных ценностей, которые тысячелетиями составляли духовную, нравственную основу цивилизации, каждого народа: ценностей традиционной семьи, подлинной человеческой жизни, в том числе и жизни религиозной, жизни не только материальной, но и духовной, ценностей гуманизма и разнообразия мира. Конечно, это консервативная позиция. Но, говоря словами Николая Бердяева, смысл консерватизма не в том, что он препятствует движению вперед и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотической тьме, возврату к первобытному состоянию» [18] [у Бердяева: «возврату к состоянию, предшествующему образованию государств и культур» [19]].
Если мы определим по Ивану Ильину, что «русская идея» «должна выражать русское историческое своеобразие и в то же время — русское историческое призвание» [20], и осознаем, что Путин чаще всего ссылается именно на Ильина, что идеологию Кремля создают такие националистические (чтобы не сказать — фашизирующие) поклонники Ильина, как вице-премьер Дмитрий Рогозин [21] и «координатор Национально-Освободительного движения», депутат Государственной Думы Евгений Федоров, по мнению которых русофобский Запад провел в России в 1991 году «вторую либерально-демократическую революцию» (первая свершилась якобы в 1917 году) и в девяностые годы власть в России «перешла в руки американцев и стала скрыто оккупационной» [22], тогда сегодняшняя путинская концепция «национальной идеи» и «сбережения народа» становится более понятной. В России «сверху» началась «национально-освободительная революция» [23].
Понятным становится также поведение Кремля в отношении Украины. Там, по мнению кремлевских идеологов, Запад с помощью украинских националистов спровоцировал очередную, чуждую русской культуре «либерально-демократическую революцию». Поэтому надо спасать русских в Украине. «Россия — самостоятельный, активный участник международной жизни, у нее, как и у других стран, есть национальные интересы, которые нужно учитывать и уважать, — говорит Путин 18 марта Федеральному Собранию, — […] я просто не могу себе представить, что мы будем ездить в Севастополь в гости к натовским морякам» [24].
К сожалению, антизападная, националистическая «русская идея» завладела Кремлем. Вот Минкультуры изложило «Основы государственной культурной политики». Основной тезис документа: «Россия — это не Европа». Отсюда и выводы: «сохранение единого культурного кода требует отказа от государственной поддержки культурных проектов, навязывающих чуждые обществу ценностные нормы […] Отсюда следует категорическое неприятие идеологии мультикультурализма. Не отрицая право любой народности на сохранение своей этнографической самобытности, недопустимо навязывание чуждых российскому обществу ценностных норм» [25].
Вряд ли Минкультуры задумало бы эти «Основы», если бы ранее Путин, новый «отец народа», не решил, что чуждо, а что не чуждо российскому обществу. Получается, что он решил, что «диктатура закона» чужда ему и россиянам. В этом, по-моему, он, к сожалению, прав.
Вернусь еще к списку книг для повышения квалификации губернаторов и других единороссов. Понимаю, какую роль занимают в этом списке «Наши задачи» Ивана Ильина (Ильин для русских правых является идеологическим учителем, как, например, Роман Дмовский для польских), но не понимаю, что в списке делают «Философия неравенства» Николая Бердяева и «Оправдание добра» Владимира Соловьева. Правда, оба автора опубликовали также свои «Русские идеи», но «Русская идея» Соловьева (1888) — экуменическая, «европейская», однозначно антинационалистическая; «Русская идея» Бердяева (1946) же — это просто история русской мысли, также без всякого националистического подтекста.
Примечания
Комментарии