Аристотель. Об истолковании

Это часть запланированной на 2015 год работы «Аристотель в толковании Феофила Коридаллевса», крупнейшего новогреческого аристотелика [1], богослова, авантюриста, создателя научных школ, дипломата, епископа-расстриги и т.п. (1563–1646). Великий барочный мыслитель помогал находить вовсе не изысканные, а простые слова [2]. Я делал перевод таким, чтобы на этом языке могли разговаривать сидящие во дворе пенсионеры или участники научной дискуссии. Фразами из перевода Э. Радлова, вроде «итак, я говорю, что утверждение противолежит отрицанию по противоречию» [3], никто никогда не разговаривал и разговаривать не будет. Пусть хоть немного заговорит Аристотель, и заговорит вместе с ним забытое в языке и мире, — хотя и давно открытое нам и открытое нами. Надеюсь, со временем допереведут и то в «Метафизике», что не успели великие Первов и Розанов.

Феофил Коридаллевс: Довольно Аристотель успел сказать в предыдущем трактате, изложив подразделение сущего на десять главнейших родов и для каждого воспроизведя строй рассуждений. Таким образом, распростерши перед нами первоматерию всего «Органона», он отсюда благополучно перешел к внимательному разглядыванию силлогизма. У него был обычай в любом труде по философии сначала ставить несколько вопросов, что и называется «предварительное чтение» для более легкого понимания того, что предстоит объявить. Все это Философ смог уместить в первой главе, чтобы разом избавить нас от любых противоречий. Поэтому нам ничего другого больше не остается делать, как обдумывать слог Философа.

Аристотель

Глава 1

Прежде всего, нужно разобраться, чем имя отличается от глагола, отрицание от утверждения, а заявление от разговора.

Как речь говорит о том, что происходит в душе, так и письмо говорит о том, что происходит в речи. Но как буквы бывают различными, так и звуки бывают различными. Но в душе все происходит как надо, поэтому это лишь способы обозначить происходящее. Точно так же вещи одни и те же, а обозначения — просто чтобы было что с чем сравнивать. Об этом рассказано в книгах «О душе», другом нашем труде.

В душе мысль появляется так, что не скажешь сразу, правда это или ложь. Но раз уж это мысль, она должна стать правдой или ложью. То же самое с речью. Соединяем мы или разъединяем, правда или ложь даст о себе знать. Имена сами по себе и глаголы сами по себе больше всего напоминают мысль, ни с чем не соединенную и ни от чего не отделенную: например, «человек», «белое», если ничего не прибавлено. Это не ложь и не правда, а просто говорящее обозначение. Слово «козлотур» имеет смысл, но не правдиво и не ложно, пока мы не прибавили «существует» или «не существует» — просто так или с указанием времени существования.

Глава 2

Имя — звук, говорящий о вещи как договорились, без знания времени. Ни одна часть имени по отдельности ни о чем не говорит. Так, в имени Любоконь конь ни о чем сам по себе не говорит, в отличие от «любимый конь» в разговоре. Но нельзя считать, что простые имена ничем не отличаются от сложных: в простых именах никакая часть не может ничего сказать, а в сложных именах хочет что-то сказать, но не хочет быть отдельной: как в слове «парусник» «-ник» не может быть отдельно. Но и простые, и сложные — потому что так договорились, а в природе имена не возникают, а возникают вообще, лишь когда начинают о чем-то говорить. Доказательство этому рев, как у зверей, который не запишешь правильно буквами: он не имя. Также и «не человек» — не имя: его ни к чему не приложишь, никого так не назовешь, это не разговор и не отрицание. Можно назвать его «беспредельным» именем. А «Филона», «Филону» и т.д. — не имена, а падежи имени. Рассказывают они об одном и том же, в одном и том же слове, — но без «есть», «был» или «будет» не могут быть правдивыми или ложными: пока что они всего лишь имя. Только «Филон есть» или «Филон не есть» правдиво или ложно. А иначе никак нельзя сказать правду или солгать.

Глава 3

Глагол дополнительно говорит нам о времени, и никакая часть глагола ничего не значит по отдельности. Глагол всегда указывает, чтó именно говорится о чем-то другом. Он сообщает о времени: «здоровье» — имя, а «здравствует» — глагол, сообщающий, что дело происходит сейчас. И всегда глагол говорит о сбывшемся, именно, о сбывшемся на основании чего-то существенного. А «не здравствует» и «не болеет» — не глагол. Хотя в нем говорится о времени и об основании сказанного, не нашлось имени для этой особенности. Пусть это будет «неопределенный глагол», потому что с равным правом он позволяет узнать действительное и недействительное. Также и «здравствовал» или «будет здравствовать» — не глагол, но изменения глагола. Отличие от исходного глагола в том, что исходный глагол говорит о нынешнем времени, а эти изменения — о временах вокруг нынешнего.

Отдельно сказанные глаголы — это просто имена, говорящие о чем-то. Произносящий их так заостряет на них свою мысль, а слушатель их спокойно воспринимает. Но пока еще не сказано, есть это или нет. Само «бытие» или «небытие» ничего не говорит о вещи, так же как нельзя говорить о «сущем» вне всего. «Сущее» как таковое — ничто: «сущее» просто говорит о некотором сочетании, которое невозможно помыслить без составляющих.

Глава 4

Разговор — рассказывающий о чем-то голос. Части его по отдельности о чем-то тоже говорят, но замечая, а не утверждая. Я имею в виду то, что слово «человек» о чем-то говорит, — но не говорит, есть он или нет (это мы тогда должны будем прибавить утверждение или отрицание). А ни один слог в слове «человек» ничего не говорит, так же как в слове «мышь» ничего не говорит «ышь», потому что это лишь звук. В двойных словах такое что-то говорит, но не само по себе, о чем мы уже упоминали выше.

Всякий разговор значим: но не как инструмент, а как мы уже упоминали, по договоренности. Не всякий разговор заявляет о чем-то, но только в котором найдется правда или ложь. А не во всяком разговоре это найдется: пожелание — разговор, но оно не правдиво и не ложно. Прочее все оставим в стороне, пусть об этом размышляет риторика и поэтика, и обратимся к рассмотрению «заявления».

Глава 5

Разговор-заявление — чаще всего утверждение, реже отрицание. А все прочие разговоры можно привязать к утверждениям или отрицаниям. Во всяком заявлении должен быть глагол или словоизменение. Ведь и разговор о человеке, пока в этом разговоре «есть», или «будет», или «был», или еще что-то не прибавить, это еще не разговор-заявление (потому что, даже если мы назовем человека «двуногим сухопутным животным», это все равно будет одно слово, а не несколько; недостаточно просто поставить несколько слов рядом, чтобы они стали одним, — но об этом мы говорим в другом трактате). Разговор-заявление становится единым, когда или показывает что-то одно, или все связывает с этим одним. А много разговоров-заявлений — когда они говорят о разном и друг с другом не связаны. Только имя или только глагол — мы промолвили, и с концом; но так не может быть в речи, если мы хотим устно что-то показать, или задать какой-то вопрос, или предвосхитить ответ. А заявления делятся на простые, вроде «это с тем-то» или «это без того-то», и сложные, как любой сочиненный рассказ.

Глава 6

Простое заявление есть говорящий звук о том, есть что-то или этого нет, с указанием на время. Утверждение — это заявление «это с тем-то», а отрицание — заявление «это без того-то». Так как о сбывшемся можно заявить как о несбывшемся, а о несбывшемся как о сбывшемся, как и о сбывшемся как о сбывшемся и о несбывшемся как о несбывшемся, причем и во всех других временах, а не только в настоящем, то любое утверждение может быть воспринято как отрицание, а любое отрицание — как утверждение. Из этого очевидно, что у каждого утверждения есть противоположное ему отрицание, и у каждого отрицания противоположное ему утверждение. Поэтому перед нами противоречие: ведь утверждение и отрицание исключают друг друга. «То же самое» противопоставляется «тому же самому», но имеются в виду разные вещи — и все это поэтому мы будем сейчас еще подразделять против донимающих нас софистов.

Глава 7

Так как некоторые вещи всеобщие, а некоторые единичные (всеобщими я называю те, которые можно отнести сразу ко множеству таких же вещей, а единичные те, которые нельзя; например, «человек» всеобщее, а «Красав» единичное), то необходимо следует заявлять, сбылось нечто или нет в этом как в общем или как в единичном. Ведь если об общем заявить вообще, что «это в нем бывает» и «это же в нем не бывает», то это будут противоречащие друг другу заявления. «Высказываться об общем вообще» — это говорить, например, «все люди белые» или «не бывает людей белых».

Поэтому о всеобщем надо высказываться не вообще: тогда сказанное хотя и будет противоположным, но не будет противоречия. Я имею в виду, не говорить о всеобщем вообще, вроде «все люди белые» или «не бывает людей белых». Хотя человек — это вещь всеобщая, но заявления всеобщие о нем делать не надо. Здесь «человек» должно означать не «человека вообще», но «относящегося к людям как к чему-то общему». Если о чем-то и судят как об общем, подозревать в нем всегда всеобщее будет неправильным. Вообще, нельзя строить утверждение, чтобы при суждении о всеобщем в суждении было только всеобщее, например, недопустимо: «Любой человек есть любое животное».

Мы можем развести утверждение и отрицание, если договоримся, что одно и то же может означать как всеобщее, так и не общее. Например, «всякий человек белый» / «не всякий человек белый», «всякий человек не белый» / «какой-то (всякий) человек белый». А противопоставлять можно только утверждение всеобщего и отрицание всеобщего, скажем «всякий человек справедлив» и «всякий человек несправедлив». Такие два высказывания не могут быть истинными одновременно.

А если мы просто развели высказывания, то они могут быть сказаны об одном и том же: не всякий человек белый, и бывают люди, которые белые. А если одно всеобщее заверение несовместимо с другим, то необходимо следует, что одно из них правдивое, а другое ложное; причем так будет со всеми и с каждой единицей этого всеобщего: Сократ может быть либо белым, либо не белым.

А если высказывания о всеобщем не всеобщие, то не обязательно одно правдивое, а другое ложное: правдой будет и то, что «человек белый» (этот человек) и «человек не белый» (не обязательно всякий человек белый). Или «человек красивый» (человек может быть красивым) и «человек не красивый» (этот человек безобразен). Бывает, что человек старательно делает себя красивым, а сам по себе некрасив.

Сначала это может показаться нелепостью: кажется, что «человек не белый» означает, что ни один человек не белый. Но говорится здесь о разном, и поэтому этим высказываниям не придется быть несовместимыми.

Мы видим, что на одно утверждение может быть дано только одно отрицание. Отрицание должно отрицать то, что утверждает утверждение: сказав, что отрицаемое «без этого» — как единичного, или по отдельности, или всеобщего; причем вообще или не вообще. Так, я, например, если говорят «Сократ белый», должен отрицать все утверждение: «Сократ не белый». А если одно и то же утверждаю и отрицаю, то говорю о чем-то другом или нахожу в этом же что-то другое, где уже «без того-то». Например, отрицанием «всякий человек белый» будет «не всякий человек белый», отрицанием «это белый человек» будет «белых людей не бывает», а отрицанием «этот человек белый» будет «этот человек не белый».

Итак, при опровержении на одно утверждение найдется только одно отрицание; причем утверждения и отрицания бывают разные и разных вещей, и только с учетом этого их можно противопоставлять. Мы разобрались, какие они бывают и что не всякое утверждение правдивое или ложное, — но бывает правдивое или ложное «с учетом чего-то», и в зависимости от этого оно правдивое или ложное.

Примечания

↑1. Комментарий Коридаллевса на «Органон»: http://www.lib.uoa.gr/hellinomnimon/0905031359360000/main.htm

↑2. Об этом я уже писал: Марков А. Почему нет русского Аристотеля? // http://trv-science.ru/2014/09/23/pochemu-net-russkogo-aristotelya/

↑3. http://ru.wikisource.org/wiki/Об_истолковании_(Аристотель/Радлов)