Екатерина Боярских
Поэтика деконструкции идеала: правда и праведность в «наивных» поэтических текстах эпохи перестройки
«Наивные» поэтические тексты: обретение субъектности значимого высказывания в 1985–1991 годах
© Stanislav Lvovsky
Исследование осуществлялось на материале 66 стихотворных текстов, созданных непрофессиональными авторами и присланных в редакции газет и журналов в конце 1980-х годов. Несмотря на разный уровень образования авторов, все произведения мы относим к «наивной поэзии».
…И чтоб отчизну защитить,
Должны программу ускорения
Быстрее мы осуществить.
Поэтому всех вас я призываю
Как бабушка, как женщина, как мать
За мир! За дружбу! Ускорение!
Всем честным людям голос свой поднять!
*
Партия Ленина
Мощью народной
Вырвала с корнем
Коронную власть.
(…)
Страна поднималась
в упорном труде
и счастье народное
венчалось везде.
*
…Помчались по Стране, как саранча степная,
Проводники идей, одетые в мундир,
Сгребали, выгоняли, принуждали, били…
И создали «Карлаг» огромнейший «сартир» [1]
Как работает сознание авторов подобных непрофессиональных стихов в ситуации отсутствия общей «правды» — и зачем в этой ситуации они обращаются к литературной форме? Помимо существенной роли литературы и особой значимости фигур известных поэтов и писателей, форма поэтического высказывания оказывается востребована не только как носитель оценок, данных «избранными» — известными авторами, но и как способ самому производить оценку истории государства и исторических деятелей. Но как и зачем производятся эти тексты?
Ирина Сандомирская, говоря о «наивном письме», отмечает, что авторы «не изобретают ничего нового», нет проявленной в тексте индивидуальности, уникальности, нет и стремления к ней. Это тексты, могущие вызвать эстетическое отрицание: «Просвещенный читатель, профессионал пера, отвечал если не агрессией, то характерным смешком» [2]. Подобная реакция запечатлена и в архивных материалах: в пометке на полях письма с текстом «Кто это? Что это?», в отказах в публикации («Автору неоднократно отвечали. Стихи не представляют никакого художественного интереса») и в комментарии одного из собирателей архива, исключившего несколько текстов, заменив их комментарием «Неинтересно» (естественно, это была оценка текста именно как стихотворения).
Однако на фоне остальных писем, составляющих архивную коллекцию, закономерность присутствия этих текстов в общем массиве, отражающих активное противоборство взглядов на советскую историю, выглядит закономерным. Письма читателей в редакции газет и журналов так или иначе тяготеют к одному из двух полюсов — обнародованию личной истории, собственной биографии либо к конструированию «общей правды», оценке и переоценке советской истории в целом. «Наивные» стихи предельно риторичны, и их риторика содержательно и стилистически мало отличается от перестроечной публицистики. Можно предположить, что они нужны не столько для того, чтобы создать высказывание, сколько для того, чтобы вызвать к существованию фигуру поэта. Именно ради нее они и создаются, к ней и «прилагаются»:
«Вы предложили свободный микрофон. Я написал вам, я не лгал но и вы не вычеркивайти из моего письма ни строчки, лудше выбросите в корзину и забудьте. Не через “Юность” так по другому пути, пусть этот путь будет стоять несколько лет жизни. Пусть!!! Не я так другой будет поднимать молодеешь. Но он будет такой же как я. Я не ищю выгоды от большого ума еще никто не был счаслив» [3].
В письмах, содержащих поэтические тексты, практически отсутствуют заявления о таланте, не признанном критиками и читателями. Роль личности минимизирована, «качество» стихов не важно, возможность стать известным не упоминается. Литературная жизнь, литературная критика, читательское признание, часто значимые для непрофессиональных авторов «наивной» литературы, здесь не обсуждаются. Что же обсуждается?
Например, современность стихов. В одном случае стихи присланы с принципиально важной датировкой, которая, по мнению автора, должна была обеспечить его текстам если не публикацию, то особенное к ним уважение, поскольку они написаны в начале 1980-ых годов, когда благополучие автора могло быть поставлено под угрозу. При этом он сообщает, что не показывал их «даже жене», и таким образом, своей заслугой считает именно факт написания текстов до того, как эта тема начала обсуждаться публично. Естественно, даты могли быть проставлены и постфактум, но, так или иначе, особая значимость «опережения времени» здесь очевидна.
Неактуальность эстетического в «наивных» текстах приводит нас к некоторому предварительному пониманию сути «наивного» поэтического высказывания: оно находится вне литературы, ставит внеэстетические задачи, ведь и автор его находится вне литературы, не в силах свободно говорить на ее языке, и не преследует, по сути, цели написать «хороший», «качественный» или «прекрасный» текст.
Что еще, кроме «современности» стихов как аргумента в пользу отраженной в них позиции, важно для их авторов? Обращает на себя внимание их отношение к анонимности и псевдонимности. В противовес недопустимости анонимности в письмах о личной истории (списки, имена, подробности), здесь анонимность принципиально возможна, однако редка, видимо, потому, что требует эрудиции. Интересны выбираемые псевдонимы — «начинающий поэт Бальмонт-Дубельской», «Диоген Московский». За псевдонимами стоят обобщенные фигуры поэта и философа. Когда читатель журнала «Юность» из города Гороховец пишет: «не я, так другой будет поднимать молодежь», власть над молодежью, как и сама молодежь — это, конечно, абстракция. Эта власть — свойство, приписываемое любому поэту. В ситуации отсутствия общей «правды» (под правдой в данном случае следует понимать общую концепцию исторического прошлого Советского Союза) «наивные» письма отвечают на это ее, правды, персонификацией — воплощением в авторитетной фигуре. Поиск авторитета может быть обращен в прошлое (Ленин, Сталин), «наверх» (Горбачев, Сахаров) или, как в части интересующих нас текстов, на эту позицию можно поставить себя. Данную тактику мы и называем персонификацией правды.
Правда, как основная тема и основная проблема писем в газеты, на радио и телевидение, неоднократно обозначена в письмах другого рода, в «наивных» стихах она не столько «называется», сколько «призывается». Эта разновидность стихотворчества — один из способов поиска правды, однако имеется в виду не индивидуальный путь к индивидуально понятой и достигнутой истине, а, скорее, попытка присоединиться к общей правде, возглавив ее поиск за счет принятия роли ее глашатая (буквального «поиска» правды в «наивных» текстах как раз нет). Проясняет этот механизм и создает ему яркую параллель, а в чем-то и оппозицию, дневник 1986–1992 годов, который я исследовала в 2008 году [4]. Автор дневника анонимен, и его личная история для него настолько второстепенна по сравнению с «общей правдой», что немногочисленные заметки о бытовой стороне жизни он выносит на обложку, пишет их другим, более небрежным почерком, сокращает до предела. Он ставит себе задачу осмыслить историю страны, создав книгу, которая вберет в себя итог его размышлений. В данном случае гораздо более индивидуализированное и, так сказать, индивидуально-биографически воплощенное стремление стать источником правды привело автора дневника к отшельничеству. В исследуемых письмах присутствуют менее радикальные, однако родственные по духу варианты поиска правды, которые заключаются в «примерке» на себя образа праведника.
Фигура праведника может быть найдена вовне, и при этом воплотиться в известном поэте (отсюда — заимствования и цитаты в письмах как способ апелляции к авторитету: «Россия вспрянет ото сна», «Тараканьи смеются усища»), в перечнях русских писателей и поэтов, становящихся синонимом родины («Пушкин, Лермонтов, Некрасов»), и, еще ярче, в таком приеме, как символическое воскрешение автора (в нашем материале — Некрасова и Виктора Гюго), чтобы тот увидел теперешнее состояние страны, осудил или оправдал. С этой же целью «воскрешают» авторы писем не только поэтов и писателей, но и Павку Корчагина, Ленина, Христа. Однако для того, чтобы текстуально воскресить, к примеру, Некрасова, нужно быть в состоянии это сделать. Те, кто не может выстроить такую конструкцию, подставляют на место праведника себя. «Личное» в этом случае — единственный доступ к «общественному». Ведя себя как поэт, то есть рифмуя, самим фактом избрания поэтической формы авторы «наивных» стихов как бы обретают правоту. Рифмовка и набор клише работают на создание эффекта правды. Поэтическая форма, в сознании авторов этих текстов являющаяся производным от фигуры поэта, тоже становится «праведна» и «правдива».
Значимость фактов, роль памяти в письмах о личной истории, весомость аргументации и полемические способности пишущего в дискуссионных, публицистических письмах-репликах и письмах-откликах замещаются на более доступные авторам «наивных» стихов механизмы называния, простого перечисления клише:
У экономики есть стержень —
— индивидуализм…
Который напрочь отрицает ленинизм.
У ленинизма «стержень»
Коллективизм — с которым
В разногласии капитализм…
Набор клише тоже работает — не эстетически, а дискурсивно. Постоянно повторяющиеся образы «большого» времени и огромного пространства (поэт в пространстве текста часто летает, видит мир сверху, а страна плывет, как огромный корабль), обращение ко всем людям, призывы к «миру во всем мире» выводят автора за рамки собственной судьбы, собственного страха и горя, превращая говорящего из объекта правды в ее субъект: он уже не воспринимает правду извне, он сам ее производит. Кстати, авторское «я» в текстах легко заменяется на обобщенные образы — это Земля, Байкал и даже Светлана Савицкая, поющая из космоса песню всей Земле. Монолог такого сконструированного персонажа обращен к обобщенному собеседнику (всему миру, всем людям).
Диалог в «наивных» поэтических текстах, ставших материалом исследования, своеобразен. Попасть в позицию поэта означает стать субъектом значимого говорения. Эта обретенная субъектность ведет к ощущению «громкости», значимости высказывания. Отсюда — просьба к редакции ознакомить с письмом того или иного известного человека, обращение на равных к Евгению Евтушенко, посвящения Горбачеву, Некрасову, Черненко, осуждение или апология академика Сахарова. Фигура поэта обеспечивает полномочия свидетеля и судьи, и слово приговора в этой логике уже является наказанием. Объект власти становится субъектом власти, и на месте частного человека вырастает гигантская фигура праведника: «Опубликуйте, если вы не трусы»; «Это опять не напечатаете? Потому что СТРАШНО?» Писать стихи для того, чтобы ощутить себя воплощением этой фигуры, не обязательно, однако другие способы требуют дискурсивного мастерства, в то время как поэтическая форма вопросы о мастерстве, как ни парадоксально, снимает.
В статье «Истина и этика» Н.Д. Арутюнова, анализируя концепты правды и истины, писала о том, как представление о правде расходилось с представлениями о суде и совести по мере того, как несовершенный и несправедливый человеческий суд противопоставлялся суду Божьему [5]. В письмах перестроечного времени концепты «правды», «суда» и «справедливости» снова сошлись воедино (в сопровождении «вины», «кары», «преступления», «жертв и преступников»), когда речь идет о суде истории. Авторы «наивных» стихов не столько сознательно работают с этими концептами, сколько воплощают их и обретают над ними условную власть с помощью фигуры поэта, возможности которого примеряются на себя.
Итак, поэтическое в «наивных» текстах представлено как набор готовых клише советского и перестроечного дискурсов в совокупности с рифмовкой, которая придает дополнительную «правоту», безусловность сказанному. Отметим амбивалентность применения советской риторики: одни и те же выражения могут использоваться как для поддержки идеи Перестройки, так и для ее опровержения. Можно, как нам кажется, говорить об адаптивном характере советской риторики в «наивных» текстах: воспроизведение успокаивает, подстановка «Перестройки, ускорения, гласности» в готовый набор общих мест создает ощущение неприкосновенности советского («не хочу, чтоб забыли про Маресьева ноги, про военные были, фронтовые дороги»).
Обнажается глубинный религиозный костяк советской риторики — в «наивных» стихах массово представлены образы потерянного рая, грехопадения, ада, Страшного суда, воскресения мертвых, Апокалипсиса. Эти образы вызывают к жизни концепты «правды», «справедливости» и «суда»: «Зовя живых, чтоб мертвые воскресли, Земля, как будто колокол, гудит».
Интересна участь фольклорного начала в перестроечных «наивных» стихах. С уверенностью говорить о фольклорности, например, частушек, присланных деревенской жительницей в редакцию «Правды Бурятии», сложно, вопрос об имитации остается открытым: частушка идеологична, риторична — однако является ли это имитацией? Константин Богданов проблематизирует границу между фольклором и фальшлором (фэйклором) [6], и в данном случае мы сталкиваемся с тем же вопросом. Так или иначе, элементов (вкраплений), а тем более текстов, связанных с фольклором, в архиве немного, и наличие этих вкраплений выходит за рамки интересующих нас стихотворных текстов. Присутствуют частушки, переделанный текст «Интернационала», лишенный авторства (текст вводится указанием на то, что так пел дядя автора письма), притча (в письме названная легендой) о мужике из Ростова (мужик, который сражался с бандитами, отрезавшими ему руку, и сумевший победить их одной рукой, символизирует Россию в Великой Отечественной войне). Во всех этих случаях к фольклорным сюжетам прибегают индивидуально, фольклорные жанры идут в сцепке с личной историей («мне рассказывали», «мой дядя пел»), так что не выполняют запроса на обобщение, персонификацию правды. Некоторые образы интересующих нас «наивных» поэтических текстов также имеют фольклорную «подкладку». Явно архаичен и имеет фольклорные корни образ дерева, растущего из могилы безвинно убитого, фольклорен один из разворотов темы несмываемой вины (начав с темы исторической вины и нравственности, автор постепенно превращает текст в балладу об убийстве невинной девочки в чистом поле) и образ горя как преследователя.
На основании проанализированных нами «наивных» стихов эпохи перестройки можно сделать следующие выводы:
— «Наивные» стихи перестроечного времени писались в первую очередь ради стоящего за ними образа праведника-поэта. Писать стихи, считают авторы, может помешать не отсутствие таланта (концепт «таланта» никак себя в данном материале не проявляет), а «ложь и страх».
— Концепты «правды», «суда» и «справедливости» в перестроечных дискуссиях слились воедино, вызвав к жизни разные способы работы с ними. В «наивных» стихах таким способом осуществляется примерка на себя риторической фигуры праведника, которая дает возможность говорить со значимыми фигурами на равных, выходить в «большое» время и пространство и становиться не объектом правды и власти, а их субъектом.
— Советская риторика, служащая строительным материалом для «наивных» стихов, используется амбивалентно как в контекстах «за», так и «против». В массовом сознании она способна выполнять смягчающую, адаптивную функцию, консервируя в рамках текста то, что человек принимает как общие ценности. Она также легко монтируется с религиозными образами: дискредитация концепта «светлого будущего» освобождает место «Апокалипсису» и «Страшному суду».
— В исследованных «наивных» поэтических текстах ни разу не произошло эксплицитного соединения личной истории с поэтической формой высказывания. «Факты» и «аргументы» отделены друг от друга, и если взаимовключение публицистического высказывания и воспоминаний, свидетельств о личной истории, истории рода или локуса возможно и даже неизбежно, то с «наивной» поэзией такого не происходит: в ее контексте частное стерто глобальным.
Письма из архива ЦНСИО
Письмо в редакцию газеты
«Восточно-Сибирская правда»
22.02.1988
Дорогая редакция! Прошло уже более 25 лет, как я не писала в редакцию. Было время, когда я писала о делах совхозных и затрагивала другие вопросы. И вот сейчас хочу еще написать, потому что меня наполняют те чувства, какое изменение происходит в нашей стране в связи с перестройкой.
В те годы, мы молодые люди 50 годов были активными в любых начинаниях, в частности, в своем досуге. Раньше у нас не было денег, т.к. был колхоз и работали на трудодни, но мы проводили свой досуг в художественной самодеятельности, увлекались ею, потом постепенно почему-то все эти начинания у молодежи последующих годов, т.е. через 10–15 лет, активность к этому культурному досугу исчезла.
Или нет таких активистов которые повели бы молодежь за собой. Сейчас мне 48 лет, я работаю в санатории «Жердовка» уже четыре года сестрой хозяйкой. И вот уже 2 года, как стали проводить праздники не так уж скучно. Бывало к празднику услышим только поздравление и вручение грамот. Сейчас делаем доклад соответствующей дате. И ставим небольшой концерт своими силами, займем всего 40 мин или час, а у людей праздничное настроение. Вначале наши девушки очень робко брались за это дело, как-то стеснялись друг друга, своих же коллег по работе, а сейчас с удовольствием ходим на репетиции, даже после этого хочется еще продолжить хорошее настроение. И мне кажется это сближает коллектив, становимся дружнее и работа спорится. Хотя у нас нет таких условий как в хороших санаториях, но отношение к работе наших мед. Сестер и М.О.П. хорошее. К больным относимся доброжелательно, вежливо. Хорошее слово для больного, лучшее лекарство. Вот я думаю у нас и есть перестройка — в отношении к людям. Вернуть человеку здоровье, поставить его в строй с жизнью, чтоб он чувствовал, что он еще может что-то сделать полезное обществу. Своим отношением к труду мы обогощаем наши богатства.
В заключении хочу написать те частушки которые мы сочиняем сами для концертов. В честь 70 летия Советской Армии и Военно-Морского Флота сложили такие частушки.
Красну Армию мы любим
за Великие дела,
чтобы жизнь прекрасней стала,
чтобы Родина жила…
Совершаем мы полеты
на космическом крыле
наши славные пилоты
ставят вымпел на Луне.
Крепче за руки возьмемся
Партии Родной — клянемся
Будем дружбой дорожить
и всем миром в мире жить.
Славься Армия Святая
колыбель людских побед
ты еще сильнее стала
после всех невзгод и бед.
Замечательная дата
в документе мировом
сокращаем мы ракеты
в мир идем иным путем
сколько сил приложить нужно
в акты подписания
чтоб сбылись надежды мира
в пользу созидания!
Ядерные полигоны будем контролировать,
Между США, СССР взрывы — аннулировать!
А еще я сочинила стихотворение посвященное нашей армии от рождения ее до нынешних дней.
17 год возрождения
дал право на мир и на труд
пришел этот час пробужденья
от тягот, буржуев и смут
Не прошел еще год от восстанья
но снова буржуи — ползут
не хочется им расставаться
но воины наши — сметут
Повсюду народ наш поднялся
во имя Отчизны Родной
в сражениях стяг наш взвивался
в защиту страны молодой
Громила она их в 20ом
гнала их от Черных и Белых морей
фашистская рать — осознала
дух силу и волю — русских людей.
И била она в 45ом
спешила к Победе своей
И кто умирал, оставался — солдатом
Клятву сдержал для сынов, матерей.
А теперь — за мир — на планете
Бороться все — люди должны
И Армия наша в ответе
За судьбы народов — земли
Всей планете и Родине милой
Высшей верностью будем верны
И как говорится, всем миром
Землю мы, защитим от войны
Последнее четверостишие я написала с календаря, потому что он как раз подходит к моему стиху. Вот написала вам и на душе у меня стало как-то светлее, будто-то я поделилась с хорошим другом, что и у нас на маленьком предприятии тоже жизнь движется вперед и мы не топчемся на месте.
С уважением Черных А.С.
Д. Жердовка, Санаторий
Письмо в редакцию газеты
«Восточно-Сибирская правда»
27.02.1987
О тех, кто рядом
Встреча в «Мальтинском»
Я, Кучерявых Евдокия Ивановна, ст.инж. Ангарского НИИ гигиены труда и профзаболеваний обращаюсь к Вам, т. Редактор как постоянная подписчица (30 лет) и читательница «Восточно-Сибирской» правды с просьбой — написать в газету o человеке неуемной энергии, творческой и общественной деятельности, иркутском поэте, лауреате конкурса самодеятельной песни посвященной 40-летия победы над фашистской Германией — Георгии Прокопьевиче Лазареве.
С его стихами я познакомилась в очень тяжелые для меня годы, когда не хотелось жить, когда, кажется, что ты никому не нужен. В 1983 г. трагически погиб мой муж, за пол года до смерти, он вел себя ужасно, пришлось разъехаться. Через три месяца меня обворовали. Потом моя мама, ей было 75 лет, чтобы быть рядом с детьми (я и брат) поменяла квартиру в г. Днепропетровске УССР на квартиру в г. Ангарске. Но та женщина оказалась очень непорядочной и 4 месяца хождения по судам!
Через 1,5 года после смерти мужа умирает мой брат в 54 года. Потом я болела…
А все эти годы наследники мужа делили его «наследство» — машину «Москвич», которую мы купили в 1982 году, заняв 4,5 тыс. руб.!
И вот в эти годы мне случайно попалось стихотворение Г. Лазарева. Я стала просить знакомых с г. Иркутска, чтобы мне оставляли газеты с его стихами… И только благодаря им, его стихам, своей силе-воле, я не потеряла веру в людей, в себя и осталась человеком:
«…жизнь меня нещадно колотила.
Может быть поэтому живу.
И косая круто остудила…»
(Г. Лазарев)
Такое мог написать человек, хлебнувший в жизни не мало. Спасибо ему! Спасибо за то, что может помогать людям выжить!
Первое мое знакомство с ним состоялось в пансионате «Мальтинский» в феврале месяце этого года. Случайность!
Мы, приезжающие на лечение, были приглашены на беседу с гл. врачом. По какой-то причине гл.врач не пришла к назначенному времени. Из присутствующих встает мужчина с очень молодым лицом и совершенно седыми волосами предлагает прочитать свои стихи, пока не придет гл.врач. Читал все, что знал, что было в блокноте. Его стали приглашать в клуб, в корпуса, чтобы послушать. Он был немало удивлен, что многие из отдыхающих, а они приезжали с разных областей, знают и читают его стихи, несмотря на то, что они печатаются в основном только в местных газетах г. Иркутска, как «Спутник» и «За коммунизм». И только одно стихотворение «Нет войне» было помещено в нашу газету «Восточно-Сибирская правда».
Все же, какой талант писать понятно для любого возраста!
Его стихи о Родине не могут оставить равнодушными никого. От себя и от тех, кто слушал его просим напечатать его стихотворение — «Спасайте срочно землю, люди!»
Я сердцем чувствую своим
Тревожный пульс родной планеты.
За каждый сполох, ужас, дым
И я по своему — в ответе.
Не вижу разницы я в том,
В каком живет кто регионе:
Сейчас все точки под огнем
И вся земля как на ладони.
Все дышим воздухом одним,
В каком бы ни были мы стане,
На бочке с порохом стоим:
Случись беда — Земли не станет.
Для всех предательство — молчать,
Когда грозятся в Пентагоне,
Всю Землю паутиной сжать,
Внедрив под маркой мирной СОИ.
Пора прервать источник бед —
Друг перед другом превосходство.
И так под тяжестью ракет
С трудом Планеты сердце бьется.
Пока родные нам края
Еще живы, не в скальных грудах.
К сердцам людей взываю я:
— Спасайте срочно Землю, люди!
Мы защитим свой дом, тебя —
Родная, чуткая Планета!
В народный разум верю я —
Война окажется в запрете!
(Г. Лазарев)
Он одинаково честен в стихах и как патриот своей Родины, и, как человек испытавший любовь и разлуку.
19го февраля силами отдыхающих был поставлен концерт посвященный Дню Советской Армии и Военно-Морского Флота.
Г. Лазарев был его организатором. Здесь им было написано стихотворение «Мальтинский пансионат», которое отдыхающим в пансионате Василием Дементьевым переложено было на музыку и исполнено со сцены как «мальтинский вальс»:
От родного спешили порога
Предаваясь заветной мечте —
Отогнать болевые тревоги
В неизвестной покуда Мальте…
Хочется пожелать Г. Лазареву хороших творческих успехов, здоровья и счастья в личной жизни! А также пожелать ему и его таланту долгих лет жизни!
…Как хочется сказать «прости!»
тому, кого хоть раз обидел,
кого давным давно не видел,
чтобы на сердце ношу не нести…
(Г. Лазарев)
Очень прошу Вас отредактировать мое письмо и напечатать o Г. Лазареве.
С уважением к Вам — подпись
Ответ редакции газеты
«Восточно-Сибирская правда» Е.И. Кучерявых
7 июля 1987 г.
Здравствуйте, Е.И. Кучерявых!
Нам так и не удалось опубликовать Ваше письмо о Г.П. Лазареве. И вот почему. Вы утверждаете, что он довольно яркая личность, общественник. Но вот незадача: мы, к сожалению, его не знаем. Не знают его и в Иркутской писательской организации. Скорее всего, это непрофессиональный поэт. В этом убеждает и стихотворение «Спасайте срочно землю, люди!». Хотелось, чтобы Вы правильно меня поняли: областная газета пишет о тех, кто действительно общественно-значительная личность, чье творчество по-настоящему представляет интерес, пока сказать этого о Г.П. Лазареве мы не можем.
С уважением, С. Верещагина, корр. Отдела культуры.
Письмо в редакцию газеты
«Восточно-Сибирская правда»
12.05.1988 г.
Редакция «ВСП»!
Пишу свое мнение по поводу откликов на «открытое письмо» историка В. Латышева. Насколько я понимаю наша история складывается по указке сверху, т.е. как угодно руководителю. Вы пишете, нужна ли нам правда о Сталине?
Нам нужна правда не только о Сталине, но и о Хрущеве, о Брежневе, о их окружении. Во всех тех проявлениях, неизбежных в нашем государстве, вина не только одного руководителя, а где же были другие члены руководства, наконец, где же мы — полные «хозяева» своей страны. Культ личности создается не руководителем, создаем его опять же мы.
При жизни превозносим, возвеличиваем, называем верными последователями и продолжателями дела В.И. Ленина, а после смерти выясняется, что такие партийные и государственные деятели жили похлеще, чем монархи Российские, которые были далеко от идеи. Так вот, чтобы впредь не повторялось подобного, надо в Конституции СССР узаконить правильность выборов и срок полномочий не был более двух раз, то есть не более 10 лет, если человек оправдывает доверие партии и народа.
Семен Петров безмерно рад:
Завелся в магазине блат.
У всех прохожих на виду,
Держась высокомерно,
Несет сосиски, колбасу
И думает, наверно,
Награды, званья ни к чему —
Живи с расчетом по уму.
Семен Степанов рад вдвойне!
Хоть не по собственной цене
Купил персидских два ковра.
Есть левые деньжонки.
Мышкует с раннего утра,
Где взять жене дубленку.
«Великих» множество забот,
он закопался в них как крот.
Семен Гудков не мешкал долго —
Купил по блату себе «Волгу»,
Подписку нескольких изданий,
Не важно авторов каких,
Ему же книги не для знаний —
Культуру он увидел в них.
Он припиваюче живет
За весь обкраденный народ.
Все Сеньки смотрят свысока,
Что им Совмин или ЦК,
Держись политике своей,
Чтоб в жизни жилось лучше,
Давай на лапу пожирней
И дефицит получишь.
Ползет, шипит земная мразь,
Соцобраз втаптывая в грязь,
Плодятся в обществе Семены:
Воры, рвачи, хамелеоны.
Их интерес — машины, тряпки,
Затем он сводится к деньгам.
Получат Сеньки все ж по шапке,
А может сразу по рогам.
За них возьмутся люди бойко
Тому порукой — перестройка.
Владимир Михеев
Письмо в редакцию газеты «Правда Бурятии»
24.07.1987 г.
г. Кабанск
пенсионерка
Гимн ускорению [7]
Родина! Мир! Ускорение! Стали словами родными
Работаем, дышим, мечтаем
И к цели стремимся с ними!
Много забот у партии, но главная средь них одна:
Чтобы жилось нам лучше,
Богаче была страна.
Сессии, пленумы, съезды этому посвящены.
За их решениями светлыми стоим все мы.
Наши старания, умения, наш вдохновенный труд
Помогут с задачами справиться
И результаты дадут.
Реформа школьная на помощь
Конечно, тоже к нам придет.
Она, как кузница, чрез годы
Нам кадры новые скует.
И каждый должен поразмыслить:
«А чем же я могу помочь
По продовольственной программе
Ее барьеры превозмочь?»
Сейчас пришла пора такая,
когда бездельникам конец!
Ведь надо ж в нашем доме общем
порядок сделать наконец.
И с пьянкой тоже надо кончить:
ввести пора закон сухой,
а все бюджетные убытки
нагнать продукцией другой.
Хотя бы вафельниц электро
Побольше можно выпускать,
или вот мексеров для крема
неплохо женщинам продать.
Овощерезки, кружки, синьку,
косметику — сто мелочей.
Купить непротив покупатель,
лишь только подавай скорей! [8]
Телемосты проходят, конференции,
и обсуждают все наперебой:
кто говорит за зоны трезвости,
кто за закон сухой.
А стоит ли нам сомневаться?
Разве мало горя от вина?
На все земле страдают дети,
и в том наша всех вина [9].
Пусть [10] страною правит трезвость,
как это Ленин нам велел.
А мы должны трудиться честно —
вот человеческий удел!
Удел не просто человека,
а гражданина и творца,
живущего в стране Советов,
и преданного до конца!
Отчизне скоро день рожденья!
Она уж семьдесят живет.
И в эти годы долголетья
По ленинским стопам идет.
Сейчас бы жить да жить!
В стране большие перемены!
Но вновь войны пожар
готовят бизнесмены.
И чтоб отчизну защитить,
должны программу ускорения
быстрее мы осуществить.
Поэтому всех вас я призываю,
как бабушка, как женщина, как мать
За мир! За дружбу! Ускорение!
Всем честным людям голос свой поднять!
Автор: Демидова Раиса Анатольевна
Инспектор Кабанского райОНО.
Бурятская АССР
Письмо в редакцию газеты
«Восточно-Сибирская правда»
20.05.1988 г.
Уважаемая редакция!
Хочется выразить свое мнение о письмах под рубрикой: «Нужна ли нам правда о Сталине» (ВСП за 29\IV-88 г.) и об ответе т. С. Каминского в этой же газете «Суровые но нужные уроки».
Достойно, емко, аргументированно ответил С. Каминский в своей статье всем, кто «не обижается на Сталина».
Всем, кто «не обижается на Сталина» хочется посоветовать прочитать статью Чингиза Айтматова «Подрываются ли основы» («Известия» от 4 мая 1988 г.) и статью Е. Евтушенко «Притерпелость».
Я бы предложил собрать все материалы о Сталинских репрессиях, воспоминания бывших репрессированных и издать большим тиражом под названием: «Репрессии в СССР в период культа личности И. Сталина» чтоб такое никогда не повторилось.
Как будто это все творилось за глухим забором, а потом вдруг обнаружилось. Да ведь не так и было. Все прихлебатели, подхалимы Сталина спокойно смотрели как уничтожаются миллионы люде и горячо аплодировали сталинской политике. Такие люди как М.И. Калинин, В.М. Молотов, жены которых были репрессированы, тоже аплодировали, даже больше, подписывали приговоры и указы, и в тоже время призывали бороться с внутренними и внешними врагами не щадя жизни. Почему же они так щадили свою жизнь. А кто-то должен не щадить.
Всем, кто обожал и обожает «дорогого», «мудрого», «культурного» (Сталин обращался на «Вы»), «вежливого» И. Сталина, который говорил, что «самым ценным капиталом являются люди», уничтожая в то же время видных политических и военных деятелей, миллионы простых людей хочется напомнить слова поэта А.Н. Некрасова:
«Люди холопского звания
Сущие псы иногда
Чем тяжелей наказанье
Тем им милей господа»
20\V-88
Роспись
Письмо в редакцию газеты «Советская молодежь»
Без даты
Юрий Мазилин
ПИСЬМО Н.И. БУХАРИНУ
Лишь богу не под силу все,
а мы начнем сначала,
Но, правда, без гарантии не повторить еще.
Вам, Николай Иванович, наверно, полегчало,
А если строго говорить, то даже хорошо.
У нас помягче времена, хотя местами грубо
Немного ощущается свободы торжество.
Но где-то улыбается Иуда мокрогубо
И если бродит вечный жид, то это про него.
В наличии отсутствия путей
мы прямо топали
Протопали Европу мы и далее без карт
Тут лысиной сверкнул Хрущев
была по сводкам оттепель
И коль не врут календари,
то нынче, видно, март
Окрест дороги развезло, такая околесица,
Зря Пушкин не любил весну —
сладка в России грязь
Что в плане историческом не тянет на полмесяца
У нас подольше тянется. Так это отродясь.
Деревня, что ценили вы,
немного выправляется,
Был правда с ситцем перебой,
зато завал гвоздей,
И если вымер середняк
и больше не шатается,
То нынче все шатаются,
вот и пойми людей.
Мы тут ломаем головы,
что строить собирались вы
И для какого здания
тащил Ильич бревно,
А к нам из теплых дальних стран
летят и плачут аисты,
Поплачут в скором времени райздрав и гороно.
Письмо в редакцию газеты «Советская молодежь»
Без даты
ИЗ (НЕ С БОМБЫ НАЧИНАЕТСЯ ВОЙНА)
Не с бомбы начинается война,
Не с силы ядерного взрыва,
А начинается она
С коварства будного порыва…
С той самой роковой минутки,
Когда на пакости потянет,
Тогда родятся проститутки,
Болото мерзосте затянет.
Девицы честью не торгуют,
Унизилась в цене она.
Сами честь других воруют —
Вот начинается война.
Цветы увяли потемнели,
Злобой ядом пополнени.
Конец осталось догрустить,
Или когото укусить.
Кому рожать велики смены?!..
За что доброго человечество лишать?!.
Опять все те прокляты гены,
Сколько будут нам мешать.
Как долго небыло войны
И стали люди забываться.
Как жить надумают они.
Блаженно в мерзостях купаться.
Живут распутством наслаждаясь:
Ни чести, совести незная,
И в грехах несознаваясь,
Не любя и не страдая.
Жизнь такая неприглядна,
К добру не выведет она.
Сейчас все видно и наглядно —
Вот начинается война.
Свежее чувство от войны —
Чувства доброго и долга.
Войною правила даны, запоминаются надолго.
И с каждого ведь будет спрос —
Способен кто ответ держать.
Если нет — пойдет на сброс
И вечно будет гнить лежать.
Когда начался торг продажа
Богатства собственной души,
И тогда задаток даже
Судьбы своей на кон ложи.
Потом уж нечего боятся —
Стоишь на дне, осталось вширь.
И раны быстро загноятся,
И ненайдется к ним пластырь.
Продал честь и совесть тоже —
От забот освободился.
Бестыже ты не скажешь — БОЖЕ —
Встав на колени и прослезился.
Как же верить спекулянту —
Перед богом непройдет
И повесе-дуэлянту
Правда бога придет.
Конечно, примет бог такого,
Но от этого ему нелегче.
Работы больше на такого,
Время больше на увечье.
Ты душу продал за бесценок,
Как будешь с богом говорить?
На язык божий нет расценок,
Путь жизни надо повторить.
Все повторить опять, сначала,
Горя мало в жизни видел.
Смерть на волнах страха некачала.
Видно многих ты обидел.
Чтобы понял цену рая,
Чтобы понял цену жизни,
Жизнь снова повторяя,
Понял честь своей отчизны.
Все распродав, несомневайся —
И родину продашь свою.
Толстым жиром наливался
За душу продану свою.
Родина — твоя земля,
Родина — Что забыть нельзя,
Все родное, все любя,
Привизала где душа тебя.
Родина — где схороненая мать,
Родина — где схороненый отец,
Можно где спокойно спать,
Где ты родился наконец.
Где заветные мосточки,
Во бору или у речки,
Любовались жаром обогреты
И песнями души опеты.
Где сушила мать от слез
Глаза и щеки мальчугана,
Светлела б родина от грез,
Но только не была б продана.
Замуровали грехи навеки,
Казалось, в тьму обречены.
Навсегда сомкнутся веки,
С могилой зло обручены.
Захоронено, все шито крыто,
Никто как будто не найдет.
Как бы небыло зарыто,
Грех когданибудь всплывет.
Негде прятать зло людское,
Можно только искупить.
Не спрячешь зло во дно морское,
нельзя продать или купить.
Если девочку ты в лес сманил,
Нахально тешился над ней,
Потом убил и схоронил,
О судьбе недумая своей.
Никто невидел, незаметил.
Из леса вышол «чистый», гладкий.
Ты основного неприметил —
Нанес удар душе ты гадкий.
Если б знал как отмываться,
Как очищать грехи собой,
Ты перестал бы измываться
И тешиться любой судьбой.
Память злобу незабудет,
Чтобы зло неповторять,
И доброе в душе разбудит,
Чтоб его незабывать.
Ты прыгнул в АД за добровольно,
На это оправданий нет,
Что шел на это произвольно,
Это тоже не ответ.
Все равно нет уж рая.
И разница в том небольшая —
Тебе в аду кипеть
Иль ад в себе терпеть.
Души богатство собиралось
По зернышку из века в век,
Потом бесценно продавалось
Задумайся — ты же человек.
Выдержав лихие годы
Чище станет ведь душа,
Очистят тяжкие невзгоды,
В этом жизнь и хороша.
ЧЕЛОВЕК, ты много значишь
В нашей жизни на земле,
Жизнь в лучшую переиначешь,
Разберешься в добре и зле.
Когда кричит душа от боли,
Тогда несыпте только соли
На раны вскрытые мои!
Не сыпте в них грехи свои!
А соль все сыпят, сыпят соль,
Не только чтобы сделать боль,
А силы нет остановиться,
Чтобы в пропасть не свалиться.
Хочется грех солью сжечь.
В чужой беде все утопить.
Другого легче болью сечь,
Жажду мести утолить.
Испытавши б сами боль
От сыпанной на раны соль,
Не сыпали б другим на раны.
Пусть не будут мысли странны.
Раны стянутся, срастутся
И бессильна будет соль.
Силы встать еще найдутся.
Не сломала душу боль.
Соль на раны — тоже грех,
Зачем испытывать судьбу!
Разыщет боль виновных всех.
Себя не спрячешь и в гробу.
Жизни нашей на земле.
Накажи достойно вора!
Не дай погибнуть жизни во зле!
Вдумайся в свою задачу —
Соедини чело и век,
Другого нет, нельзя иначе.
Вот и станеш человек.
Бей челом ты если надо,
Твердо зная — цель свята.
Будет и тебе награда.
Остальное суета.
Унижаясь несмиряйся.
Ты обязан человек —
Собрав все силы, поднимайся,
Так шагай из века в век.
Унижаясь вспомнишь с болью:
Грехи свои, дурной посев,
Не будешь сыпать в раны солью.
Возвысишься, все одолев.
Особое твое названье
Время выдало тебе.
Помни знай свое призванье
Но только думай о себе.
Мать-природа одарила
Тебя великой силой власти
И путь нелегкий озарила.
Недавай лишь волю страсти!
Ты — чело природы нашей,
Жизни вечной на земле,
Младший брат сестрицы старшей.
Где б ни жил в лесу, в селе,
Правильной веди дорогой
Друзей и братьев своих меньших,
В минуту трудную недрогай,
Нерастлевай в соблазнах вешних.
Автор Евстигнеев А.А.
(Александр Александрович, Иркутск 4, адрес)
Письмо в редакцию газеты «Советская молодежь»
Май 1989 г.
Съезду народных депутатов.
Обращение
23.05.89 г.
Товарищи! Растаял Мир Обмана —
Все то, что возводилось день за днем
В бреду пропагандистского дурмана…
Вы не жалейте, право же, о нем!
Твердили нам, что мы почти в раю,
Романтики идейного разврата,
А мы уже стояли на краю
Той пропасти, откуда нет возврата.
Но не Октябрь в том вовсе виноват —
Не лгали Революции Титаны!
Корабль России направляли в ад
Совсем другие капитаны…
Об их окаменевшие сердца
Любовь и Милосердие разбились,
А все, чего в Семнадцатом добились,
Извращено с начала до конца…
Вглядитесь в те октябрьские дни
Семнадцатого пламенного года —
Мы все в ответе будем перед ним,
Коль снова с рабством спутаем Свободу!
Река Любви течет в сердцах Людей…
Давайте же разрушим те Плотины,
Что сложены из каменных сердец,
Пока деянья наши обратимы!
Сергей Маслов,
Сотрудник газеты «Ленинский путь»,
Саратовский госуниверситет
Май 1989 г.
Письмо в редакцию журнала «Наука и жизнь»
08.01.1988 г.
Ваш журнал иногда печатает худ. произведения ученых. Но я не прошу печатать свои стихи, т.к. отлично понимаю, что в них в слишком резкой форме отражено время застоя. Чтобы напечатать это нужно большое мужество. Не прошу и оценить их художественную ценность, сам понимаю, что поэзии в них мало. Написаны они для себя, для друзей и для детей (во время застоя). О них даже жена не знает. Каких то пять лет назад я за них жестоко поплатился бы…
Доктор технических наук А.Г. Громов, Целиноградская обл.
8.01.88 г.
Из стихов А.Г. Громова:
Надежды лучик сквозь туманы
Дошел до страждущих сердец —
Встал трезвый разум у штурвала,
И в трюме спрятался подлец…
Наш капитан! Будь осторожен!
Меняй команду корабля —
Смотри! Фугас уже подложен,
Чтоб славой оглушить тебя!
V. 1985
Из трюма выползли подонки,
Чтобы тумана напустить,
Корабль отбросить вновь в потемки
Фугас взорвать, штурвал схватить…
О, мой народ! Ужели сдаться.
Глаза опустишь вновь к земле.
И, не покончив с самовластью,
На годы скроешься во мгле?!
XI. 1987
Письмо в редакцию журнала «Наука и жизнь»
27.01.1988
«Народ умирает, если не знает своего прошлого», — предупреждал Шарль де Костер — автор Легенды об Уленшпигеле.
Читая статьи об «уроках», «правде» и отзывах на эти статьи должен со всей категоричностью, как участник ВОВ (с первых минут боя) — прошел от самой западной границы (г. Белосток был для меня глубоким тылом) до Москвы, а от Москвы до штурма Кенигсберга, заявить следующее:
Величайшим судом справедливости в истории веков было бы, если бы мы, за все муки народа (миллионы попавших в плен, погибших в страшных муках на полях сражений, сгоревших в газовых камерах), смогли бы повесить Сталина. Это было бы по истине величайшим судом справедливости.
Нас научили мыслить стандартно — по указанию. И это просматривается еще и теперь. Враг напал внезапно и весь гнев народа был направлен на Гитлера. Но враг по своей природе является врагом, а то, что он достиг внезапности то вина наша, того кто допустил эту внезапность.
Дорогой ценой заплатили мы за внезапност. Внезапности в сущности и не было. Была преступная самонадеянность «вождя мирового пролетариата».
Я живой свидетель событий от линии границы (был помощником начальника пограничной заставы) — тучи людей бродили по лесам и полям. Немцы не в состоянии были брать всех в плен — они подъезжали на мотоциклах к группам красноармейцев и указывали куда следовать на сборные пункты. А ведь как пишет товарищ Бирюзов, — Сталину предлагали еще в марте 1941 г. — срочно начать фортификационные работы по линнии Днепр — Березина. Однако он относил подобных инициаторов к разряду паникеров и бездарных, а с начало войны подвергал их казни. (генерал Павлов).
О роли Сталина в ВОВ мне рассказали притчу, наполненную глубоким смыслом:
«…В одном поселку жил был мужик богатырской силы, одним ударом укладывал семерых. И вот в один из ярмарочных дней, к этому возомнившему из себя (приписка от руки: “И по уму”) богатыря, подходили друзья и недруги, и выдавали ему (приписка от руки — “следующую”) информацию: — в поселок прибыла из Ростова банда, которая, по слухам, намерена ограбить твой дом. Но богатырь по обыкновению пришел в свой дом не закрыв дверь на защелку, уснул богатырским сном. Ночью, действительно ворвалась банда и ему сонному отрубили руку. Превознемогая боль “богатырь” вступил в схватку с одной рукой и к утру разметал всех бандитов».
Так сталось и с нашей Родиной, которая под руководством нашего кормчего спала. Нам сонным отрубили одну руку, захватив территорию до Волги.
Мы воевали с фашисткой Германией с одной рукой. Можно представить, если бы мы в полной боеготовности встретили вторжение немцев — с двумя руками. Несомненно, как пишет Симонов, возможно 41 года и не было бы.
В 1943 году глубоко эшелонировав оборону под Курском, немце со своими «Тиграми» и «пантерами» захлебнулись, не пройдя дальше в глубину обороны 12-30 км. Но это сталось тогда, когда Сталин разрешил генералам мыслить творчески. Такого разрешения они не имели перед вторжением немцев.
Маршал Баграмян И.Х. пишет, что ни Нарком обороны Тимошенко, ни начальник ген.штаба Жуков не имели ни малейшего представления о начавшейся компании 41 года. Чем инным можно объяснить содержание телеграмы, которую они направили в адрес командующего Киевским военным округом — «Выбросить вторгшиеся группы немцев, границу не переходить, бомбовые удары наносить не более чем на 100 км в глубину»
Финская кампания окрылила Гитлера и не потому, что наши генералы были ограничены в оперативном мышлении, а потому, что в силу ужасных по своих размерам и последствиям репрессиям, они были до предела скованы в инициативе, если хотите парализованы.
Я лично не могу вменять вину Жукову, Тимошенко то, что они не дали соответствующих распоряжений войскам о готовности. Дать такое распоряжение это означало — ослушаться Сталина и соответственно принести себя в жертву. Отданное же распоряжение определенно было бы отменено.
После военные массовые репрессии победителе ни как не воспринимаются нормально мыслящим человеком. Известно что, всех оставшихся в живых героев Брестской крепости вызволил из тюрем и лагерей писатель С.С. Смирнов, но это им было сделано не при жизни Сталина, а после его смерти.
На фоне всего пережитого и виденного мне представляется крайне странным, когда находятся читатели, скучающие по репрессиям Сталина.
Только массовый ратный и трудовой подвиг народа позволили оправдаться от шока внезапного нападения Гитлера, а затем собравшись с силами изгнать, разгромить захватчиков, освободить народы от порабощения.
P.S. Вопрос о жертвах в войне так же требует уточнения. Если учесть, что в стране было 190 миллионов населения — 50 миллионов семей, то наши потери составили не 20 миллионов, а значительно больше. Но сколько? И в этом вопросе должна прозвучать правда.
С уважением Ратушный Г.А.
Примечания
↑1. Орфография и пунктуация оригинала сохранены во всех цитатах из писем.
↑2. Сандомирская И. «Наивное письмо» пятнадцать лет спустя, или На смерть соавтора // Неприкосновенный запас. № 82 (2/2012).
↑3. Письмо в редакцию журнала «Юность».
↑4. Боярских Е.Г. «Меня родило перестроечное время»: судьба и эпоха в дневниковых записях 1986–1992 гг. // Современность в зеркале рефлексии: язык — культура — образование: Международная научная конференция, посвященная 90-летию Иркутского государственного университета и факультета филологии и журналистики: материалы. Иркутск, 2009. С. 624–632.
↑5. Арутюнова Н.Д. Истина и этика // Логический анализ языка. Истина и истинность в языке. М., 1995. С. 7–23.
↑6. Богданов К.А. Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры. М., 2009.
↑7. Над словом «ускорению» приписка — вероятно, рукой автора — слово «оптимиста».
↑8. Так в тексте. Видимо, опечатка.
↑9. Две строки вычеркнуты, приписка: Страдают дети. Мы за сухой закон Все матери на свете.
↑10. Приписка «Так».
Источник: Письма об истории и для истории. 1988–1990 годы. Коллективная монография / Е.Г. Боярских, Е.Н. Иванова, Т.П. Кальянова, С.Г. Карнаухов, М.Я. Рожанский, С.Ф. Шмидт // Под общей редакцией М.Я. Рожанского. Иркутск, 2014. С. 155–185.
Комментарии