Ривненский меморандум: демократическая контрреформация

Документ, подписанный в Ровно, напоминает о соборах, проходивших в зданиях гражданской администрации, под наблюдением государя за благочинием, но при этом со свободной возможностью для каждого участника высказать свое мнение. Это значит не то, что на соборах, даже Вселенских, власть не оказывала давления на епископат, но то, что регламентирующее давление, предписывающее вести дискуссию и создавать документы по правилам, было со стороны властей гораздо большим, чем давление на позицию епископата. Если византийский император (или болгарский царь, или св. благоверный князь Константин Острожский) имел догматические предпочтения, то гораздо важнее было создать единство епископата, изыскивая разумные основания веры, чем оказывать давление на отдельных епископов, которому они бы нашли средство хотя бы молча противиться.

Меморандум как раз посвящен единству, которое создается в «режиме реального времени». Когда его авторы говорят, что они выступают за единство Украины и, в следующем пункте, что они выступают за единую Украинскую церковь, то они вовсе не стремятся выводить из единства национального государства единство поместной церкви. Такая логика, которая еще в ΧΙΧ веке была названа «этнофилетизмом», логика создания национальной поместной церкви, чужда авторам обращения. Говорится о другом: единство государства Украина есть не факт бытия или идентичности, а факт признания — признать Украину единой и значит явиться ее гражданином. Крымские и донбасские события показали, как легко могут некоторые граждане Украины отказываться от своего гражданства — а значит, основанием гражданского согласия должно стать нечто более глубокое, чем просто обладание украинским паспортом.

Когда в Меморандуме осуждается «агрессия России», то осуждается и возможная агрессия других государств. Как раз этот момент нужно прояснить. В традиции восточного христианства сложилось три способа противостояния агрессии со всех сторон. Церковь может вводить запрет для виновных в войне входить в храм: и этот запрет всякий раз бывает направлен на какую-то одну сторону конфликта, является временным наказанием одного нарушителя правил. Правитель страны может воевать сразу на несколько фронтов, отправляя стратегов (полководцев) на войну, — но это требует умения договариваться с теми стратегами, которые заведомо мудрее правителя. Иначе неизбежно правитель окажется Дадоном, который решил домыслить за стратега-звездочета, зачем тому девица. Наконец, стратег, спаситель отечества, заранее знает опасность, даже если ее нет. Поэтому если Церковь хочет предотвратить агрессии и конфликты в будущем, она должна вести себя не только как епископат славных эпох и не как Золотой петушок, но как звездочет, заранее знающий, какая угроза постигнет какую часть государственной жизни. Поэтому «другие державы», которые могут стать агрессорами, — это не неопределенное опасение, и не политическая вероятность (которой занимается Петушок), а реальность мира, в котором нужны спасители отечества. Именно такие спасители отечества, умеющие видеть связь между воровским «межигорьем» и «гладом, губительством, трусом, потопом», и нужны больше всего — и епископы смогли ими стать.

Далее авторы Меморандума осуждают войны между конфессиями, но при этом признают право жителей независимо выбирать себе конфессию. Это преодоление ситуаций войны, при признании суверенного права жителей на выбор конфессии, оставлено межцерковной комиссии: именно она создает правовую рамку любого суверенного выбора. Можно сказать, в отличие от суверенной власти, которая кодифицирует право, такая принципиально несуверенная комиссия будет кодифицировать текущий выбор, делая его мирным. Такое возвращение политики от удовлетворения уже сделанным выбором к удовольствию текущего выбора требует некоторых пояснений, которые мы находим в культуре контрреформации.

Противостояние протестантизму, видевшему в истории земной Церкви историю неудач, потребовало изобразить сам принцип существования Церкви удачным. Появились новые живописные образы, объяснявшие, что Церковь существовала всегда, и во времена Распятия и смерти Богочеловека. Эразм Роттердамский в «Похвале глупости» смеялся над монахами, выяснявшими, можно ли было отслужить Литургию до Воскресения. Но деятели контрреформации видели Церковь и на Кресте, и при погребении — Церковь как состоявшуюся юридическую единицу. Усыновление Иоанна Богоматерью — «Се Сын Твой», «Се Матерь Твоя» — для сохранения имущественных прав Марии было для них и в проповедях, и в живописи уже Церковью, обладающей полнотой юридической и политической ответственности. Если раньше этот эпизод понимался как «свершение всякой правды», то теперь «всякая правда» открылась навстречу юридической и политической реальности. Всякое церковное единство есть теперь не заключение договора, а уже состоявшаяся ответственность за имущество, в том числе за такое самое ценное имущество, как мир. Предполагаемая «Комиссия» выступает здесь в роли художника arte sacra или барочного проповедника, свидетельствующего о тех, кто с удовольствием усыновил мир.