Перспективы третьего НЭПа

В конце своей жизни и карьеры Владимир Ленин совершил такой переворот в своем мировоззрении, какой ни до, ни после не совершали никакие другие политики России. Хотя напрашивается возражение: а как же Ельцин? Секретарь обкома, он стал главным антикоммунистом, демократизатором России. Или Горбачев? Генеральный секретарь Коммунистической партии, он своей рукой отстранил коммунистическую партию от руля управления советским государством. Или даже Лаврентий Берия? Всесильный мастер тайных палаческих дел, кажется, именно он начал десталинизацию и, согласно семейной легенде, еще тогда, в 1953 году, думал о воссоединении двух Германий.

Однако Ельцин, судя по всему, ни обладал глубокой, сжигающей его изнутри философией. Скорее, его народная популярность связана с началом фундаментального кризиса, от него никак не зависящего, в котором «демократизация» стала тем спасительным кругом, за который он ухватился, спрыгнув с тонущего «Титаника» советской системы.

Горбачев тоже искренне действовал исключительно в духе улучшений советского социализма, которые привели к его чудесной триаде — «ускорению», «гласности» и «перестройке». Последние сделали за него все остальное.

Что касается Лаврентия Берия, то и он вряд ли испытал катарсис. Просто он раньше других предвидел крушение СССР на прежних основах. Хотел подправить, чтобы спасти основное — незыблемую власть коммунистических старцев. А «старцы» его тут же и расстреляли.

Уникальная эволюция Ленина протекала несколько иначе и кончилась грандиозным обвалом личности. Дело в том, что всю жизнь Ленин целеустремленно и фанатично добивался власти, обладая готовым проектом. Полным и подробным до гвоздя планом общественного переустройства, не замутненным никакими противоречиями и гипнотичным в политической презентации.

И вот на закате он эту власть получил — по сути, с неограниченным правом эксперимента. Но тут к своему удивлению он обнаружил, что та гениальная модель, которую он с соратниками по партии превратили в новую религию и ради которой до основания разрушили старый мир… абсолютно неработоспособна. Тогда ему потребовалась мобилизация всех сил изношенной психики и изношенного организма, чтобы каким-то образом выправить положение.

Он хотел ликвидировать деньги, но оказалось, что деньги все равно остаются нужны как универсальный инструмент экономических коммуникаций, даже в «обществе будущего». Он хотел учредить государство, в котором управляют все по очереди, привыкая к тому, чтобы никто не управлял. Но оказалось все наоборот: невозможно выпустить процесс прежде всего из собственных рук. Ибо соратники не всегда понимали, что он собирается делать. Отчего ему снова потребовались министерства, армия, полиция, весь тот государственный аппарат, который они радостно разрушали.

Он хотел всех загнать в одну огромную государственную монополию «с равенством труда и равенством платы», но несовершенные людишки манкировали обязанностями «винтика монополии» и все время норовили расползтись по норам и углам по-прежнему ежесекундно возрождающейся многоукладности.

Таким образом, формула ленинского НЭПа 1921 года лишь основательно камуфлировала радикальный пересмотр революционного идеализма и в каком-то приближении возвращение ко многим старым (в основном, западным) формам социальных и производственных отношений (что скрывалось от рядовых членов партии). К экономике здравого смысла! И если такой разворот в конце концов был резко прекращен, то только по двум основным причинам. В результате инерции старой гвардии, прошедшей горнило революции (несмотря ни на что они желали продолжать «коммунистический эксперимент», а «трудности» списывали на происки врагов революции). И в результате смертоносной борьбы в верхних эшелонах власти, подчиняющейся собственной дарвинистской логике выживания, далекой от экономической повестки дня. «Правые» сторонники либеральных изменений системы попросту в ней погибли.

Но в то же время нельзя и сказать, что откат произошел обратно к началу ревизии! Деньги устояли, а значит, устояли и не вполне совершенные товарные отношения. Даже в самые сложные времена сталинского террора все еще находилось место артелям, первобытному рынку, небольшим кооперативам и «индивидуальным предпринимателям», проваливавшимся сквозь сито административного контроля. Конституции 1936 года и 1977 года гарантировали им некоторые права. Возьмем, к примеру, такой неизбывный атрибут советского городского пейзажа, как будки «чистильщиков обуви». Они мягко свидетельствовали о том, что возможно и какое-то иное положение человека при самой суровой советской власти.

(Помню, как в 60-х я спросил коммуниста-отца, где работает чистильщик и участник ли он соревнования за звание «ударник коммунистического труда». Отец не нашелся, что ответить.)

И хотя повсеместно считалось (и так преподавалось во всех институтах на курсах марксизма-ленинизма), что советский социализм был самым передовым строем на планете, на партхозактивах 70-х годов все сравнения обязательно отталкивались от показателей капиталистического Запада — как от координаты «правильного» и «лидерского» в этом мире. А хозрасчет с премиальными окладами был мостиком от утопических к реальным отношениям субъектов экономического взаимодействия.

Второй НЭП — это конец 80-х — начало 90-х.

Тогда, как известно, советская система практически съела себя, не совладав с растущими аппетитами военно-промышленного комплекса и огромного бюрократического аппарата. Потребовалось снова пустить социум на вольные хлеба, разрешив зарабатывать там, где только представится такая возможность. В условиях надвинувшейся катастрофы государство сняло с себя обязанность заботиться о человеке, возложив эту обязанность непосредственно на нового нэпмана. И при этом НЭП-2, конечно, многое разрушил, чем заслужил проклятия истовых «государственников», однако он же легализовал прибавочную стоимость и торговый капитал, ликвидировал дефицит товаров первой необходимости и позволил России перейти на такой общепринятый экономический язык, с которым Россия могла свободно интегрироваться в западную цивилизацию. А главное, что НЭП-2 породил средний класс, который увидел перспективы в свободе и демократии.

Затухание второго НЭПА пришлось на второе десятилетние XXI века. Политические причины его много раз обсуждались. Но если взять шире, одним широким мазком, то, очевидно, снова виноват идеализм. На этот раз имперский, националистический и государственнический. И все та же борьба на вершине властной пирамиды, на этот раз за несменяемость экономически неэффективного режима.

«Государство» «нулевых» постепенно перестало позиционировать себя регулятором и непредвзятым гарантом права, эволюционировав в одну из конкурирующих капиталистических корпораций, постепенно задавившую всех остальных.

Как следствие, нулевой рост, резкое обесценивание национальной валюты, невозможность исполнения социальных обязательств в необходимом объеме и разрушение многих внешнеполитических связей (плоды деятельности весьма пестрой команды) вызвали к жизни лозунг третьего НЭПа. Или очередной либерализации. Очередного возвращения к здравому смыслу.

Открытое письмо экс-министра финансов Алексея Кудрина (очевидно, четырнадцать лет не сменяемому главе государства В. Путину, больше некому) прозвучало достаточно громко. Надо, наконец, вернуть доверие между властью, обществом и бизнесом. Все проблемы кроются здесь! Единственно, что пока непонятно: а что конкретно мы можем предложить сделать «утратившему доверие»?