Прагматическая нейрофилософия: американская философия и мозг

Рецензия на книгу под ред. Дж.Р. Шука и Т. Солимози «Прагматическая нейрофилософия: американская философия и мозг» (J.R. Shook and T. Solymosi (eds.). Pragmatist Neurophilosophy: American Philosophy and the Brain. Bloomsbury, 2014. 254 p.).

Рецензируемый сборник представляет собой свежий том серии «Американская философия» издательства Bloomsbury — серии, имеющей целью предоставить площадку для «оригинальных аргументов, точек зрения и исследовательских решений» в «самых передовых областях гуманитарного знания, включая как историко-философские штудии, так и исследования современных течений в американской философии». Такое описание достаточно точно отражает суть того, что предложила нашему вниманию подборка из десяти авторских статей и небольшого информативного введения редакции. Ключевыми вопросами коллективного исследования стали следующие: во-первых, что сказали бы классики американского прагматизма о текущем положении дел в исследованиях работы мозга? Во-вторых, какие советы и рекомендации могла бы найти для себя современная нейронаука в трудах, подпадающих под рубрику «прагматизм»? Некоторые темы проходят красной нитью через многие главы книги: например, общее неприятие любых форм редукции человеческого разума и сознания к нейронной активности в сочетании с расхожим естественно-научным убеждением, что разум может и должен быть описан в научных терминах. В то же время разнообразие рассматриваемых тем, а также различная степень погруженности в актуальные теоретические и эмпирические исследования наук о мозге создают дополнительные трудности для обсуждения и необходимых обобщений. Тем не менее, мы смеем утверждать, что в книге сделаны первые шаги в развитии нового направления «нейропрагматизма».

Насколько мне известно, попыток навести мосты между прагматизмом и нейронаукой было не так уж и много. Исследования нейробиолога и биолога-антрополога Терренса Дикона в области семиотики, основанные на работах прагматиста Чарльза Сандерса Пирса, являются редким исключением. Однако среди философских течений ближе всего к науке именно прагматизм. Так, Пирс по своему призванию был ученым. Другие громкие имена прагматизма, такие как Уильям Джеймс, Джон Дьюи и Джордж Герберт Мид, также были не чужды науке, если вспомнить хотя бы роль Джеймса в создании американской научной психологии, интерес Дьюи к педагогической теории или социологические исследования Мида. Кроме того, практически все прагматисты интересовались проблемами сознания. Так, издатели книги, когда речь заходит об актуальности этих классических американских философов, признают: «Прагматисты были первыми американскими когнитивистами» (p. 1).

В коллективе тома большинство авторов — академические философы, однако трое позиционируют себя как (когнитивные) психологи или когнитивные нейроисследователи. Конечно, это прежде всего философское исследование, а не в собственном смысле нейронаука; и представленная тенденция является по существу однонаправленной. Основное внимание уделяется тому, какие идеи нейронаука может почерпнуть из прагматизма, и весьма мало говорится о том, что нового сообщили философскому мышлению открытия, сделанные в ХХ веке науками о мозге. Таким образом, «нейрофилософия» отличается от элиминативного или ревизионистского материализма, который зачастую стал ассоциироваться с философией нейронауки после выхода в 1986 году статьи Патриции Черчленд «Нейрофилософия». Если Черчленд (и многие из ее последователей) часто обращают внимание на «коэволюцию» наук о мозге и философии сознания — исследования в одной области стимулируются и корректируются исследованиями в другой, — то Шук и Солимози отмечают, что «прагматизм — это вечная философия именно потому, что его основные положения относительно опыта, познания, обучения, знания, ценности, психологического развития и воспитания, межличностных отношений и социальной организации получают постоянные подтверждения в эволюционной биологии, психологии развития, экспериментальной социологии и науках о мозге, включая последние разработки в области нейронауки» (p. 2).

Но если предложенное в данной работе толкование нейрофилософии отличается от существовавшего ранее, то необходимо задать вопрос — чем именно? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сделать обзор тех статей, что вошли в сборник. Во-первых, классический американский прагматизм представлен именами Пирса и Джеймса, которым посвящены первые главы книги: Джона Каага «Пирс о нейронной синхронности и спонтанном порядке» и Максин Шитс-Джонстон «Наследие Уильяма Джеймса: уроки для нейронауки XXI века». Но больше всего внимания уделяется Джону Дьюи (в некоторых случаях в паре с его протеже Джорджем Гербертом Мидом). Совсем не упоминаются имена Джозайя Ройса и Джорджа Сатаяны, — хотя, учитывая относительно низкий рейтинг Ройса в современной философии и отсутствие явной привязки Сантаяны к прагматизму, это вполне объяснимо. Кроме того, несмотря на споры, ведущиеся так называемыми неопрагматистами, такими как Рорти, Куайн и Селларс, их имена зачастую упоминаются только для того, чтобы объяснить, почему им не стоит уделять внимания или почему их вариант развития традиции прагматизма оказался бесполезным для исследований в области нейропрагматизма. Таким образом, основное внимание уделяется в основном классическому американскому прагматизму, в частности социальному прагматизму и воплощенному познанию Дьюи.

Несколько неожиданно выглядит присутствие в некоторых экскурсах отсылок к феноменологии. Хотя, возможно, в этом нет ничего удивительного, поскольку эта европейская философская традиция развивалась одновременно с прагматизмом и зачастую затрагивала те же вопросы. В результате Гуссерль и Мерло-Понти (но не Хайдеггер) периодически предстают как соратники американских прагматистов в том, что касается их подходов к пониманию разума как познающего мир. Кроме того, феноменологию и прагматизм как философские течения объединяет естественный антагонизм к аналитической философии, которая стала доминировать в англо-американской философии после Дьюи и Мида. Как прагматизм, так и феноменология придерживаются той позиции, что аналитическая философия уделяет слишком много внимания языку и понятиям и слишком мало — опыту и самореализации. Таким образом, создается впечатление, что одной из целей данного сборника была попытка вернуть философию с того пути, по которому она последовала после лингвистического поворота, на ключевую для западной философии сознания ХХ века развилку.

Это стремление следовать по еще не проторенной дороге объясняет, почему авторы сборника игнорируют большую часть современных исследований, подпадающих под рубрику «нейрофилософия». Если имена Патриции и Пола Черчлендов, а также имя Энди Кларка хотя бы упоминаются, то такие представители современной философии нейронауки, как Кэтлин Экинс, Уильям Биктил, Джон Бикл, Карл Кревер, Джесси Принц и т.д., и вовсе остались за рамками обсуждения. Даже у Черчлендов трактовка нейрофилософии зачастую идет вразрез с основной дискуссией. Тибер Солимози («Наследники прагматизма: примирение и реконструкция в неопрагматизме, нейрофилософии и нейропрагматизме») видит в Черчлендах апофеоз аналитической традиции (и строго осуждает их за это), тогда как Тим Рорер («Как различные подходы и методы влияют на науку о мозге: прагматизм, воплощенное познание и когнитивная нейронаука») заканчивает описание истории этой традиции абстрактной и нейтральной теорией функционализма Патнэма. Далее, Рорер позитивно оценивает динамику осуществления нейронных репрезентаций и стремится показать, что характер взаимодействия мозга и мира подрывает функционалистскую теорию разума — критика, которой могли бы позавидовать даже Черчленды.

Было бы преувеличением сказать, что большая часть современной нейрофилософии оказалась невостребованной; однако есть еще один, даже более разочаровывающий фактор. Так, одной из характерных черт современной философии нейронауки является ее пристальное внимание к деталям эмпирической и теоретической работы, которая ведется в области исследований мозга. В самом деле, довольно трудно иметь дело с такого рода философской литературой, не имея опыта знакомства с нейронаукой, на которую она опирается. Но тогда возникает вопрос: что авторы данной антологии подразумевают под нейронаукой? Зачастую, скажем прямо, речь идет о «популярной нейронауке». Чаще всего здесь встречаются имена нейроученых-популяризаторов — таких как Семир Зеки, Пол Зак, Давид Иглман и Джеральд Эдельман.

Надо отдать должное, что внимание к популярным теориям — это не так уж и плохо. Хороший пример — статья Марка Чипса «Неопрагматическая реконструкция: случай из нейроэкономики», в которой производится детальный анализ работы нейроэкономиста Пола Зака и отслеживаются неточности в его работах на протяжении многих лет — от публикаций в рецензируемых журналах Scientific American до последних научно-популярных книг. Но в остальных случаях авторы попадают в эту ловушку, когда, например, уделяют больше внимания поверхностной популяризации Иглмана, чем его ранней и более серьезной работе о том, каким образом наш опыт восприятия времени зависит от степени активности ЦНС или о перцептивном феномене синэстезии. Учитывая, сколько авторов затрагивали тему природы опыта, это упущение тем более странно. Чтобы иметь возможность опереться на естественно-научный подход к проблеме разума, основанный на нейронауке, как того хотят авторы сборника, необходимо не бояться встретить лицом к лицу чрезвычайную сложность современной науки, а не отсиживаться в стороне и не наблюдать из-за угла.

В связи с этим, наиболее удачными нам представляются те статьи, в которых уделяется внимание тонкостям нейробилогии. Например, статья Шит-Джонстон о Джеймсе соединяет философско-психологическое акцентирование роли понимания динамического взаимодействия мозга, тела и мира с работой Скотта Келсо и Дэвида Энгстрома о понимании мозга в терминах нелинейной динамической системы. Исследования Шит-Джонстон в области феноменологии танца и телесного движения ставят ее в выгодное положение при изучении теории Джеймса о ритмической телесной активности — например, дыхания — и исследованиях современной нейронауки, связанных с ритмичностью нервной системы и тем, каким образом мозг и нервная система взаимодействуют посредством тела.

Оставшиеся статьи представляют интерес как прагматически ориентированные тексты, посвященные когнитивистике, но с точки зрения нейронауки как таковой они не представляют особой ценности. Например, статья Дэвида Л. Томпсона «“Я” как усовершенствованный организм, живущий в прагматически обусловленном мире» может быть отнесена к прагматической нейрофилософии только при условии самого широкого понимания этих терминов — подобно тому, как феноменолога Мерло-Понти можно считать прагматистом и этологом, а Якоба фон Икскюля — нейроученым. Томпсон ставит ряд занимательных экспериментов над молекулами амеб, пчелами и цветами, для того чтобы «в игровой форме пролить свет на некоторые самые фундаментальные понятия жизни: зарождение организма, обобщение и категоризация объектов, функциональность и нормативность, а также формирование экологической ниши и сферы» (p. 204). В результате получилось довольно увлекательное целостно-организмо-центричное исследование того, что собой представляет нервная система: эта система помогает организму взаимодействовать с миром-вокруг-этого-организма (umwelt), исходя из потребностей и возможностей организма, а не физических принципов или механической природы его строения.

Данный обзор не предполагает детального анализа всех тем, затронутых в этой книге, таких как критика нейроэстетики Рассела Приба Джувиана, исследование Ф. Томасом Бруком последних разработок в области теорий расширения сознания или аргументы прикладных психологов Эрика Чарльза, Сабрины Голонка и Эндрю Уилсона в пользу того, что «основная задача неопрагматизма» заключается в том, чтобы «предложить альтернативу “когнитивистской” нейронауке». Такой разброс тем и подходов имеет как плюсы, так и минусы. С одной стороны, здесь содержится много материала для тех ученых-когнитивистов, которые находятся в поиске подходов к натурализации философии сознания, не сводимых к функционалистскому мейнстриму и компьютерной когнитивистике. Также это относится к тем, кто озабочен описанием познания в терминах, которые бы не заставляли думать, что живой опыт невозможен или что любые «рассуждения должны иметь нормативную базу» (p. 3) (статья Шука «Является ли опыт субъективным, объективным, и тем и другим или ни тем ни другим?» посвящена анализу именно этой проблемы). Но, с другой стороны, авторы сетуют на то, что нейронауке в частности и естественно-научному подходу к проблеме сознания в целом не хватает необходимой доли прагматизма. На мой взгляд, несмотря на разрозненные упоминания, то, чего действительно не хватает данному сборнику, — так это более последовательного объяснения того, что может выиграть нейронаука от принятия курса на неопрагматизм. Конечно, некоторые главы и статьи, излагающие идеи неопрагматизма, представляют большой интерес, однако целостной концепции так и не складывается. Тем не менее, различные взгляды и подходы, объединяющие историческое и современное видение, вносят весомый вклад в несмолкающий диалог между философией и нейронаукой.

Источник: Notre Dame Philosophical Reviews