Фашизация антифашизма, или Как Российская Федерация легитимирует захват Украины

Фашистский дрейф языка: манящий и маниакальный

Политика 23.03.2015 // 25 889
© Mónidas de Mon

В конце 1970-х годов в застолье бывших блокадников-ленинградцев я услышал такую байку. В Ленинграде, в столовой Дома писателей, зимой 1942/1943 года несколько недель провисел плакат с надписью «Смерть врагам фашизма!». Голод и холод были сильнее разума и чувства юмора. Все понимали, что писавшая этот текст рука имела в виду. Плакат сняли без всяких последствий для того, кто его писал. Гораздо важнее причина, по которой бывшие блокадники вспомнили об этой истории именно в конце 1970-х. Это были годы, когда полная, железобетонная определенность существовала в Советском Союзе только в отношении одного отрезка истории страны — победы над национал-социализмом и фашизмом в Великой Отечественной войне. Фашизм считался абсолютным злом, не совместимым ни с одним идеологическим явлением, даже самым негативным, которое можно было бы наблюдать в тогдашнем СССР. Ни так называемый «буржуазный национализм», ни так называемый «великодержавный шовинизм», ни «расизм» не дотягивали до абсолютного идеологического зла «фашизма». Единственная трудность состояла в том, что начиная со второй половины 1930-х годов фашизм перестали изучать как специфическую идеологию.

В 1936 году в московском издательстве «Соцэкгиз» вышла книга под названием «Против фашистского мракобесия и демагогии» [1]. С одной стороны, сама эта книга представляла собой продукт демагогии. Достаточно сказать, что в предисловии к ней агентами фашизма и просто фашистами названы Троцкий, Зиновьев и другие советские противники Сталина.

С другой стороны, внутри книги был дан последний в СССР развернутый анализ идеологии фашизма. Да, каждый абзац о сущности фашизма сопровождался пояснениями, что в Советском Союзе все иначе, что товарищи Ленин и Сталин — пролетарские гуманисты, в отличие от товарищей Гитлера и Муссолини, что Маркс — за народ, а Ницше и Зомбарт — за буржуазную личность, за империалистическую гиену. Но, несмотря на всю демагогию, А. Деборин, автор главной идеологической статьи в сборнике, не побоялся увидеть в итальянском фашизме, германском национал-социализме и сталинском социализме некоторые общие основополагающие признаки, которые тогда, в 1936 году, легко было противопоставить столь же основополагающим различиям.

Отличий, собственно говоря, оказалось только два: по «расовому» и «еврейскому» вопросу и по отношению к культуре и церкви. Все остальные признаки идеологии фашизма и официального советского антифашизма совпадали. 60 лет спустя их перечислит в своей известной работе о признаках фашизма Умберто Эко [2]. Все названные им признаки и в советское время, с середины 1930-х годов, осознавались как пограничная зона между фашистами и официальными советскими антифашистами.

1. Культ национальной традиции и «наше» мистическое превосходство над «ними»: у них Ницше, Чемберлен и Розенберг, у нас Маркс, Ленин и Сталин.

2. Неприятие космополитического модернизма и рационализма: для фашистов это выражение упадка и вырождение (Entartete Kunst), которое фашизм призван остановить; для советских антифашистов это питательная почва для фашизма.

3. Ненависть к либеральной интеллигенции, к пацифизму одиночек, культ низменного в массовом человеке: для фашистов либеральная интеллигенция ослабляет нацию, для антифашистов — разоружает народ перед фашизмом.

4. Опережающая лояльность по отношению к властям (от готовности к погромам до развертывания пропагандистских программ, которые готовили бы население к любым действиям властей): антифашисты и фашисты обмениваются обвинениями в демагогии.

5. Расизм: для фашистов — официальная идеология; для советских антифашистов — основной аргумент неприемлемости фашизма; на практике — один из инструментов реальной политики в СССР.

6. Теория заговора: те и другие считают мировую повестку дня продуктом заговора международного еврейства, США и Великобритании и т.п. Практическое внутри- и внешнеполитическое следствие теории заговора — безмерное расширение полномочий секретных служб (в СССР и РФ — от НКВД до ФСБ).

7. Отказ от логики — отключение у приверженцев идеологии интроспекции. Пример: один и тот же враг одновременно изображается и как ничтожное насекомое или даже растение, и как сверхмощный и хитроумный завоеватель. Пример: в ходе конфликта в Украине российские СМИ изображают самих украинцев то как беспомощных «овощей» («укроп»), то как передовую колонну НАТО и США на западных границах России.

8. Марциальность — дарование гражданским лицам воинского достоинства: везде, где это возможно, создаются условия для военных игр, военизированных организаций и т.п.

9. Инверсивная иерархия: обожествляемый вождь являет простому человеку признаки простоты и низменности; как бы высоко ни возносился вождь, он всегда остается одним из нас.

10. Культ героической гибели.

11. Мужской шовинизм, ненависть к сексуальным меньшинствам.

12. Культ целостности и безусловного приоритета государства в противостоянии личностям и группам.

13. Формирование собственной версии родного языка как государственного; контроль над знаниями.

14. Презрение к действующему международному праву, к основополагающей хартии ООН.

Начиная с середины 1970-х годов, на закате СССР, в поздней советской культуре появлялось все больше сигналов, что общество понимает или чувствует это постепенное слияние, отождествление фашистских идеологических установок и социальных практик с официальными советскими (от запрещенных романов Василия Гроссмана до популярных книг братьев Стругацких и телесериала «17 мгновений весны» по роману Юлиана Семенова). Именно во время просмотра телесериала «17 мгновений весны», в котором советский зритель впервые испытал идеологический восторг перед внутренним устройством Третьего рейха, некоторые зрители и вспомнили эпизод с плакатом «Смерть врагам фашизма!» 1942/43 года в Ленинграде. Как писал Василий Гроссман, Советский Союз, победив нацистскую Германию, ухитрился заразиться вирусом фашизма.

Советское общество и начало разлагаться как утратившее внутреннюю идеологическую легитимацию, перестав различать политически приемлемое и неприемлемое (вторжение в Афганистан, силовое удержание захваченного по итогам Второй мировой войны, преследование инакомыслящих, террор по отношению к частным предпринимателям и мн. др.). После роспуска СССР некоторые признаки фашизма проступили при строительстве новых национальных государств (не только РФ): дискриминация национальных меньшинств, преследования по языковому признаку, стремление воссоздать или облагородить «нашу» историю — как ультимативную легитимацию существования «нашего» государства именно в таких границах.

Наиболее острый характер слияние фашистских практик и идеологических установок с официальным, казенным антифашизмом советского пошиба приобрело в 2014 году. Политический кризис в Украине и свержение президента Януковича вызвали в России политическое «короткое замыкание». Официальная российская пропаганда квалифицировала события в Киеве как «фашистский», «бандеровский» государственный переворот. СМИ России испробовали все доступные способы дискредитации украинского политического процесса как «фашизации»: обвинения новых властей в «антисемитизме», в «прославлении национал-социализма» в конечном счете привели к прежней советской версии «украинцев» — «прислужников США и НАТО». Представление о событиях в Киеве как «фашистском» перевороте распространяется по всем каналам официальных российских СМИ.

После аннексии Крыма официальная линия российской пропаганды перешла черту советской эпохи и углубилась в дореволюционную российскую имперскую практику полного отрицания национальной самобытности и политической суверенности Украины и украинцев. Политический концепт «Новороссии» и военная агрессия на Донбассе сопровождается фашизацией внутриполитического процесса в самой России. Риторика Путина («пятая колонна») требует от граждан «бдительности» и выявления внутренних врагов как более опасных, чем любой явный внешний враг. И все это парадоксальным образом объявляется «антифашистской политикой России». Очевидная и неприкрытая война в Восточной Украине ведется силами боевых отрядов, набираемых в низах российского общества. Идеологическое обоснование ликвидации украинской государственности идет под теми же лозунгами, которые освящали «возвращение» (heim ins Reich) Австрии и Чехии в состав Великой Германии.

Фашизация русского политического языка идет с поразительной скоростью и становится главным препятствием к критическому анализу положения дел в России. Несмотря на очевидную ответственность правящего в Российской Федерации режима за военную катастрофу в Восточной Украине и на неминуемый экономический упадок в собственной стране, вся пропагандистская машина РФ производит виртуальный социальный продукт — готовность убивать и умирать за обиды, якобы нанесенные России соседними государствами, Европой и Соединенными Штатами Америки. В этой войне за виртуальные обиды, за «жизненное пространство» и сакральную «целостность» «русского мира» Владимир Путин и его окружение навязывают населению Российской Федерации презрение к международному праву и комплексы ущемленных носителей высших ценностей: гражданам РФ внушается мысль, что лично у них была отнята их политическая собственность — бывший Советский Союз. Реализовать программу утоления этих комплексов предлагается вооруженным путем, и прямое военное нападение на Украину является, по-видимому, единственным выходом для нынешнего российского режима.

 

Примечания

1. Против фашистского мракобесия и демагогии. Сб. ст. / Под ред. И. Дворкина, А. Деборина, М. Каммари, М. Митина, М. Савельева. М.: Соцэкгиз, 1936.
2. Eco U. Urfaschismus // Die Zeit. 07.07.1995. S. 47–48.

Текст впервые был опубликован на немецком языке: Gusejnov G. Die Faschisierung des Antifaschismus oder wie die Russische Föderation die Okkupation der Ukraine legitimiert // Beton International. 2015. 10 März. No. 2. S. 7.

Комментарии

Самое читаемое за месяц