Студконференция эпохи диссонанса

Случилось так, что я оказался гостем студенческой конференции, проходившей в Европейском гуманитарном университете в Вильнюсе. Туда меня привлекла, прежде всего, ее тема — как бы нестандартная в своей актуальности (шутка) — о… перестройке. Оказывается, в Вильнюсе тоже решили отменить 30 лет перестройки, что меня страшно взволновало. Но еще больше захотелось посмотреть, что о перестройке думают студенты гуманитарных вузов. С одной стороны, родившиеся позже, а с другой — собравшиеся из нескольких стран, бывших республик Союза. Из России (на слух, многие прибыли от отделений Высшей школы экономики — рассадника российского либерализма), из Белоруссии — из-под папы Лукашенко, из Украины, находящейся в конфликте с Россией, и, конечно, из страны-хозяйки, собственно, Литвы.

Но вообще процессы, идущие в высшей школе, загадочны. Что хотели добиться устроители такой конференции — неведомо. Как это в конечном итоге повлияет на привлечение средств и рейтинг университета — тайна, покрытая мраком. Что получают сами студенты, кроме некоторого жизненного опыта и виртуальной галочки за участие, — тоже неясно. Ясно одно: внешнему наблюдателю все это предоставляет любопытный материал для социального наблюдения, хотя и не факт, что кто-нибудь когда-нибудь такой анализ произведет.

Начнем со статуса самого Европейского университета в Вильнюсе. Он вообще-то… не литовский, а белорусский. Но из Белоруссии его вытурил «новый белорусский авторитаризм», что вынудило приземлиться в гостеприимной Литве. То есть за границей пророссийского пространства, в шенгенской зоне, что само по себе, видимо, должно настраивать на подозрения, что мы имеем дело с евроориентированным идеологическим центром «врага».

Однако сюда спокойно едут студенты из Белоруссии (а также из Москвы и Питера), и, в частности, к белорусам тут все тоже очень хорошо относятся. В ближайшую же субботу я был поражен, услышав на улицах Вильнюса в том числе и белорусский рок, который наяривали и заезжие белорусские «песняры». Но вот вопрос: так ли они свободно ведут и поют у себя на улицах в родной Белоруссии? Напрашивается предположение, что если бы изначально постсоветский мир перестраивался свободно, с открытыми границами и перемешиванием творческой молодежи, то он перестроился бы гораздо лучше, чем то, что в конечном итоге предложили национальные политики… Но вернемся к студконференции.

Ее программа заявлена была более чем обширной. Хотя оставалось место и для сомнения. Действительно ли это все имеет отношение к той самой perestoyka, которая началась в СССР с некоторых то ли удачных, то ли не очень удачных решений Политбюро ЦК КПССС в 1985 году? Создавалось впечатление, что гуманитарная студенческая молодежь просто притягивала темы своих докладов за волосы, а администрация как-то их компоновала в экзотические темы секций. Вроде такой: «Право на забвение: социально-правовые практики и механизмы конструирования постсоветского разрыва». Что это означает? Бог весть. Однако ж молодежь все равно стройными рядами понесла туда свои незрелые мысли…

Запомнились следующие моменты.

После пленарной лекции действительно серьезного социолога из Франции и действительно о перестройке подошел российский аспирант и задал обескураживающий вопрос: «Уважаемая мадам, а почему вам нравится изучать процессы разрушения?» Иными словами, когда есть такие прекрасные примеры процессов созидания, как после нулевого года? Так читалось невысказанное продолжение вопроса.

Меня-то такой вопрос нисколько не удивил. Что-то подобное я и ожидал от соотечественника, которого время от времени просвещают такие лекторы, как Стариков, а вот французский социолог долго не могла успокоиться. «Они же совершенно не понимают, что такое исследование, — возмущалась она. — Причем здесь “нравится / не нравится”?»

Другой аналогичный эпизод произошел у меня в холле выставки перестроечных плакатов. Подошел молодой, подтянутый, просто блестящий, как самовар, и уже, видимо, профессиональный социолог из Питера. Он стал делиться переживанием: «Я не хотел сюда ехать, думал, будут опять нас упрекать, что мы ведем войну на Украине». — «А мы не ведем?» — «Нет. А разве ведем?» — «Я думаю, что ведем». — «Из чего это следует?» (А в этот день как раз опубликовали, что пленили бойцов ГРУ.) — «Ну, хотя бы из того, что танки на деревьях не растут и патроны сами собой там не появляются, имеют склонность кончаться, а они чего-то не кончаются». — «А как же американцы, они ведь тоже поставляют вооружение, куда им нужно?» — «А империалистическая Америка для вас — модель для подражания?» — «Нет, Америка для меня не модель для подражания, но есть же национальные интересы, их надо защищать». — «А вы уверены, что война в наших национальных интересах? И, кстати, кто компетентен их выражать?»

Выставка перестроечных плакатов. Фото автора.

Спор неумолимо превращался в традиционный пинг-понг из «права» и «практики». Когда мой собеседник видел, что «право» явно «пошло погулять», он переходил на «а вот они», «а вот у них». Когда выяснялось, что и «они» тоже основываются на каком-то «праве», он включал «национальный интерес». К концу разговора уже хотелось просто схватить его за костюм и хорошенько потрясти, чтобы зубы зацокали, как в мультфильме.

Далее я отправился на секцию «Право на забвение», где был единственный действительно обоснованный студенческий доклад про юридическое право на забвение в поисковой системе «Гугл», прочитанный на английском языке студенткой из Прибалтики (они там отвыкли от русского языка, английский — ближе), хотя «Гугл», насколько мне известно, в перестройку не существовал. Но, как всегда, еще более любопытны были доклады студентов из пророссийского блока.

Честно скажу, о чем они, непонятно. Пересказать их невозможно. Наверно, нужно было попросить в конце дать какой-нибудь синопсис, чтобы пятиминутный доклад уместился еще и в пятисекундную формулу, из которой стал бы окончательно ясен. Вот начал выступать студент из Белоруссии, судя по всему, относящийся к одной из разновидностей леваков. На экране слайд: огромный Ленин, а под ним подпись «Пора прекратить споры о СССР». Почему? По-видимому, что есть какой-то правильный социализм. Тут я тоже не выдержал и спросил: «А как вы относитесь к либералам и либерализму?» «Ну, мы не будем сразу расстреливать», — попробовал пошутить белорусский гуманитарий.

Студенка из Петербурга сделала в своем ностальгическом докладе упор на вынужденном забвении некоторых хороших черт бывшего Союза, к которым отнесла знаменитый советский… коллективизм. В свою очередь, ее я попробовал сбить вопросом: если таковой действительно существовал как феномен, а не как миф, то почему же он не трансформировался в демократию и самоуправление или в профсоюзы? По-моему, она не поняла, о чем речь.

Напротив, студентка из УАД (Украинская академия печати) заговорила о том, что украинцы — это вообще другие и всегда были другими. Не то что русские или «эти» с Донбасса. Ее попробовала урезонить модератор, кандидат философских наук, доцент К. Боганцева: «Давайте не будем тут у нас давать оценки и клеить ярлыки». «Нет, почему? — не согласилась студентка. — Вот приехали к нам беженцы в Харьков, мы и им и то дали, и это, а они не работают, и им все мало. Ясно, они — другие!» Вот вам и коллективизм…

В целом такие конференции, наверно, очень полезны. Хотя пока что они сигнализируют лишь о болезни. Во-первых, о крайне низком уровне образования студентов-гуманитариев, если не сказать то же самое об их профессорах, опять же вспомним Старикова в РГГУ. Во-вторых, об отсутствии у них самих какой-то внятной концепции жизни в постсоветской реальности, иными словами, того, что раньше называлось демократическими (либеральными) убеждениями. И в-третьих, об огромном диссонансе, в котором пребывает молодежь относительно друг друга. Сможет ли когда-нибудь хорошее гуманитарное (европейское) знание дать им базу для нового единства?