Прощание с американским веком

Пока влияние США идет на убыль, возникает новый мир.

Что общего у иракского джихадиста, президента Афганистана, китайского предпринимателя, русского спецназовца и филиппинского рыбака? Все они — персонажи замечательного количества книг историй о «Большой внешней политике» сегодняшнего дня. Дебаты по глобальным вопросам в Англии все еще в большинстве своем начинаются и заканчиваются на США, но, вероятно, в будущем мировую политику будет определять отсутствие, а не властное присутствие Америки.

США вывели войска из Афганистана, в то время как Китай активизировал переговоры с талибами о новом политическом урегулировании. Под носом у Америки из Ирака и Сирии высекается Исламское государство. Капиталистическую экспансию в Африке олицетворяет уже не «гадкий американец», а «гадкий китаец». И пока российский спецназ дестабилизирует Украину, переговоры с Владимиром Путиным ведут Ангела Меркель и Франсуа Олланд, Барака Обамы при этом нигде не видно. Даже в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в сторону которого разворачиваются США, Китай меняет баланс сил. Возникает новый мир, в котором множество сил борется друг с другом, ведя гибридные войны, применяя экономические санкции и устраивая военно-морские маневры. В этом мире экономической глобализацией движет не только западный, но и китайский капитал.

Самое заметное отступление Америки случилось, когда в 2011 году она вывела войска из Ирака. Отрезвляющая книга Патрика Кокберна «Подъем Исламского государства» (The Rise of Islamic State) рассказывает, что произошло после того. В течение ста дней летом 2014 года Исламское государство Ирака и Леванта (ИГ, известное также как ИГИЛ) изменило политику на Среднем Востоке, разрушив «западный порядок», установленный после Войны в заливе. 10 июня того года около 1300 боевиков ИГИЛ отвоевали иракский город Мосул у армии численностью 60 000 человек. Лидер ИГ Абу Бакр аль-Багдади констатировал конец вестфальского порядка, заявив: «Сирия не для сирийцев и Ирак не для иракцев. Земля принадлежит Аллаху».

США создали все условия для возникновения чудовища, сдержать которое им было уже не под силу. Сегодня, хотя Америка и была вынуждена вернуться в Ирак и бороться с ИГИЛ, будущее региональной политики зависит, скорее, от Ирана и Саудовской Аравии, вовлеченных в титаническую борьбу за первенство в регионе. По иронии судьбы, в результате «войны с террором», которую вели США, возникли группы наподобие «Аль-Каиды», которые захватили территорию, в сотни раз превышающую размеры лагерей Усамы Бен Ладена. Исламское государство было основано в прошлом году; оно финансируется за счет захваченных месторождений нефти и газа и защищено украденными у иракской армии танками и артиллерией.

«ИГИЛ — дитя войны, — утверждает Кокберн. — Его члены стремятся актами насилия перекроить мир вокруг себя». В главе «Если оно кровоточит, то лидирует» (“If it bleeds, it leads”) он описывает, как ИГИЛ стало экспертом по распространению страха, используя видео и социальные медиа, чтобы сподвигнуть сторонников присоединиться к джихаду в Сирии, Йемене и Ираке и деморализовать шиитских солдат, сопротивляющихся их наступлению.

Одна из причин, почему Запад задержался с ответом, — в том, что он по-прежнему не признает очевидного. По мнению Кокберна, Вашингтон бил по ложным мишеням — воюя с Ираком и Афганистаном и создавая альянсы с по-настоящему проблемными странами — Саудовской Аравией и Пакистаном. Он романтизировал Арабскую весну, переоценивая ее либерализующий потенциал для региона, и соблазнился пропагандой подкованных в сфере медиа протестующих, желавших представить свои восстания как «бархатную революцию», вроде тех, что произошли в Восточной Европе после 1989 года.

Прежде всего, жители Запада ошибочно полагают, что действия их правительств — в числе «главных двигателей событий» в этом наисложнейшем регионе. Кокберн указывает на растущую пропасть между напыщенными речами президента Обамы о «деградирующем и разрушительном» ИГИЛ и реальным положением дел на местах. «У ИГИЛ много врагов, — заключает он. — Но их разобщенность и различие задач приводят к тому, что Исламское государство быстро становится признанным географическим и политическим фактором на карте».

Американские политики надеются, что вывод американских войск из Афганистана не будет иметь столь же катастрофичных последствий, как их уход из Ирака. Некоторые эксперты в Вашингтоне даже выразили надежду, что Китай мог бы заменить Америку в роли стабилизатора афганской политики. Когда США решили двинуться навстречу Азии, Китай ответил «маршем на Запад». Эндрю Смолл в своей увлекательной книге «Ось Китай – Пакистан» (The China-Pakistan Axis) показывает, что Пекин не столько пытается заменить Вашингтон в Афганистане, сколько наращивает влияние, играя роль посредника в политическом примирении Талибана с другими афганскими группировками, вводя Афганистан в свою региональную группу безопасности — Шанхайскую организацию сотрудничества и запуская серию трехсторонних переговоров о будущем страны с Афганистаном и Пакистаном.

Китаем, как это часто бывает, движут не только внутренние потребности, но и внешнеполитические амбиции. Его президент, Си Цзиньпин, пытаясь восстановить баланс китайской экономики, ищет рынки для ее избыточных мощностей и стремится угнаться за внутренними и внешними вызовами, стоящими перед страной. К тому же он должен выиграть войну с террором у себя дома. Китайский марш на Запад продиктован идеей проложить новый «Шелковый путь», центральную роль в котором будет играть Пакистан.

Во время своей апрельской поездки в Исламабад Си объявил об инвестициях на сумму больше 40 млрд долларов. Он планирует построить сеть портов, трубопроводов, сухопутных и железных дорог, которая соединит средневосточные месторождения нефти и газа с мегаполисами Южной Азии. Кроме того, он строит глубоководный порт в Гвадаре на юго-западе Пакистана, который, как он надеется, позволит Китаю стать морской державой с выходом в Индийский океан. В ответ на китайские инвестиции пакистанские власти пообещали создать 12-тысячную армию, чтобы защитить интересы Китая, в том числе на не подчиняющихся законам племенных территориях на границе с Афганистаном.

Отношения Китая с Пакистаном — его единственный тесный альянс. В годы Холодной войны Исламабад был мостом между Никсоном и Мао, теперь же он стал центральной площадкой для продвижения Китая от региональной к глобальной державе, способной проецировать свою силу далеко за пределы собственных границ. Книга Смолла столь захватывающа, потому что он побывал в обеих странах и наладил связи со шпионами, дипломатами и солдатами, чтобы выявить скрытные, до сих пор до конца не осмысленные отношения, запятнанные терроризмом, ядерным оружием и геополитическим позерством.

Одно из мест, где Китай уже заявил о себе как о господствующей силе, — это Африка, континент, которым Америка и Европа пренебрегали со времен окончания Холодной войны. Африка уже стала «вторым континентом» Китая, утверждает Говард У. Френч в своем увлекательном рассказе о том, как более миллиона новых китайских колонизаторов перекраивают Африку к югу от Сахары (трансформация эта настолько сильна, что кенийский павильон на Венецианском биеннале был почти целиком представлен китайскими художниками — пока его не закрыли из-за протестов).

Пересекая вдоль и поперек страны — от Гвинеи и Сьерра-Леоне до Мали и Ганы, — Френч рассказывает истории об удивительных персонажах, в числе которых — Хао Шенгли, предприниматель, скупающий сельскохозяйственные угодья в Мозамбике. Авантюрист, пренебрегающий законом, женится на трех женщинах подряд, чтобы обойти китайскую «политику одного ребенка». Далее он привозит своих детей в Африку и подстрекает их к сожительству с мозамбикскими женщинами, чтобы обойти и ограничения на иностранное владение землей — через «своего рода сексуальную колонизацию». Френч блестяще ухватывает вездесущность, драйв и непринужденный расизм этих новых колонизаторов — искателей духа открытий, который трудно найти в перенаселенном, коррумпированном и репрессивном Китае.

Эта основанная на отдельных эпизодах книга рассказывает о новом периоде глобализации, в котором решающую роль играет уже не западный капитал, а безжалостный подъем Китая. По мнению Френча, Африка — это «испытательный полигон» для китайских банков, строительных компаний и прочих предприятий, ищущих бизнес, рынки или сырье. Он описывает возникновение «своего рода современной бартерной системы», в которой развивающиеся страны обменивают доступ к сырью на новые железные дороги, шоссе и аэропорты. В большинстве случаев эта инфраструктура оплачивается китайским капиталом, нередко связанным с использованием китайских компаний, китайских материалов и китайских рабочих. Он утверждает: «Чем дальше, тем больше Китай устанавливает собственные правила и заново изобретает глобализацию по своему образу и подобию, постепенно отбрасывая многие нормы и конвенции, которые Соединенные Штаты и Европа использовали в своей многолетней и до сих пор не оспаривавшейся опеке над третьим миром».

Пренебрежение Америки к периферийным областям, вроде Африки, удивляет все же меньше, чем ее отсутствие в Украине после аннексии Крыма. Трудно представить более полный контраст с Балканами в 1990-х, где американские бомбы и посредничество привели к договору о мире в Боснии в результате дейтонских переговоров, и освобождением Косово. Книга Ричарда Саквы «Линия фронта Украина: кризис в пограничных землях» (Frontline Ukraine: Crisis in the Borderlands) — это попытка объяснить беспорядки в непосредственной близости от Европы происками Запада.

Суматоха в Крыму уходит корнями в сочетание двух отдельных кризисов и связывает последнюю главу в нескончаемом кризисе идентичности Украины с более масштабным кризисом европейского порядка, в котором столкнулись друг с другом два различных видения Европы. Запад представлял себе постоянно растущую «Расширенную Европу» с НАТО и ЕС в ее сердце. Россия же со времен Горбачева стремилась к «Большой Европе», растянувшейся от Лиссабона до Владивостока, со множественными центрами, включая Москву, Брюссель и Анкару, у каждого из которых — своя сфера влияния.

Украина оказалась на разделительной линии между этими иллюзиями, а ошибка Запада заключалась в принуждении ее к выбору. «Как и большинство других украинских лидеров, — пишет Саква, — Янукович долго стравливал Москву с Брюсселем, пытаясь урвать лучшее в обоих мирах… В результате для него все пошло прахом».

Российско-грузинская война в августе 2008 года была первой из войн «против расширения НАТО». Украинский кризис 2014-го стал второй. «Неясно, — зловеще размышляет он, — переживет ли человечество третью». Война в Крыму ставит точку в истории порядка, который Запад выстраивал вокруг себя по окончании Холодной войны: «В конечном счете существование НАТО стало оправдываться необходимостью устранять угрозы безопасности, спровоцированные его же расширением», — иронично замечает Саква. Впрочем, объявив о своем желании обняться с Азией, США стремятся не втягиваться снова в дела европейской безопасности и прибегают к санкциям против России, попытавшейся нарушить их систему, — шаг, который может случайно ускорить развал мирового экономического порядка под руководством Запада.

Рассматривая структурные вопросы, Саква предпринимает столь необходимую попытку понять, как выглядит мир из Москвы, но его книга раздражает чересчур некритичным отношением к Путину и его искаженным представлениям об истории. Он настолько сосредоточен на том, что ему видится историческими ошибками, присущими «ассиметричному окончанию Холодной войны», что не замечает серьезных последствий смещения ответственности за европейскую безопасность от Вашингтона к Берлину.

Единственный регион, где Вашингтон попытался усилить, а не ослабить свою роль, — это Азия. В своей книге «Азиатский котел» (Asia’s Cauldron) Роберт Д. Каплан утверждает, что главная геополитическая борьба будущего столетия будет вестись за контроль над Южно-Китайским морем — этот спор стравит Китай с Вьетнамом, Малайзией, Сингапуром, Филиппинами и Тайванем в их притязаниях на малоизвестные острова и скалы. За этими спорами маячит более глубокая конкуренция между Китаем и США за контроль не только над Тихим океаном, но и над экономической глобализацией.

Глобализация не отменила конкуренцию между странами. В самом деле, в Южно-Китайском море все, что его поддерживает (например, торговые пути и энергетические месторождения), теперь чревато конкуренцией. 90 процентов всех коммерческих товаров, что переправляют с одного континента на другой, перевозятся по морю; и ни в одном море нет большего трафика, чем в Южно-Китайском, которое в настоящее время охраняет военно-морской флот США. Штаты поставили свое будущее мировой державы на кон возможности поддерживать первенство в Азиатско-Тихоокеанском регионе и теперь покидают другие поля действий, чтобы увеличить там свое присутствие. В последние недели Китай попал в заголовки газет благодаря своим попыткам построить поселения в глухих скалах, США же в ответ настаивали на допуске американских самолетов и кораблей в территории, над которыми Китай утверждает свой суверенитет.

Пекин чувствует себя все более порабощенным американской системой безопасности Азии и инвестирует в подводные лодки и корабли, чтобы отказать Вашингтону в доступе к своим прибрежным водам (затрудняя для США защиту безопасности союзников). Слишком многие претендуют на воды Южно-Китайского моря, утверждает Каплан: решения проблемы в целом пока не предвидится. Он опасается, что США в конце концов не смогут бороться с амбициями Китая, которому нужно всего лишь подождать. Он экономически окрепнет, а Америка ослабнет; к тому же у него есть преимущество — территория на его задворках. Последствия смены власти не ограничатся изменениями в двусторонних отношениях между США и Китаем: «Без американского флота и воздушных сил глобализация, какой мы ее знаем, станет невозможной».

Как же американцы реагируют на эти изменения в их глобальной роли? На грядущих президентских праймериз, как мы вполне можем ожидать, стая кандидатов-республиканцев обвинит Барака Обаму в том, что он ускорил упадок США. Однако Джозеф С. Най-младший утверждает, что споры об американской внешней политике основаны на ложных предпосылках. Его изящная книга «Американское столетие закончилось?» (Is the American Century Over?) бросает вызов многим «упадочникам» (начиная с Генри Люса, впервые использовавшего эту фразу в 1941 году).

Конец Америки еще не настал, заверяет Най: она по-прежнему превосходит любую другую страну по своей экономической, военной и «мягкой» силе и к тому же обладает уникальной сопротивляемостью, позволяющей ей периодически заново изобретать себя. Власть Америки основана на союзах, а не на колониях. Более того, никто не готов и не в силах взять на себя роль, которую США играли в последние десятилетия.

Хотя аргументы Ная доказательны, главное утверждение его книги убеждает меньше. Экономика США может восстановиться, но выстроенный вокруг нее порядок изнашивается. Вашингтон не отказывается от своей глобальной роли, но не может вложиться ни в одно поле действия настолько, чтобы подчинить всех местных игроков. В Европе и на Среднем Востоке США все чаще уступают ответственность местным акторам. Они не являются ни экономической, ни политической силой в Африке. А в Азии относительную власть США оспаривают другие, несмотря на то что союзники Штатов вместе взятые и превосходят по силе Китай.

Най — слишком честный и тонкий мыслитель, чтобы игнорировать эти важные тенденции, а потому в своем заключении признает: хотя американский век и не окончен, он не будет тем же, что и в XX столетии. Дело в том, что «из-за роста других стран — и возросшей роли негосударственных структур — давить на рычаги влияния и организовывать действие станет труднее для всех». А это значит, что, хотя Америка и останется, скорее всего, самой влиятельной нацией в мире, жить мы будем в постамериканском мире.

Источник: NewStatesman