Чэд Флэндерс
Демократия и лишение избирательного права: моральность исключения из участия в выборах
«Лотерея» избирательного права: игра по Фаусту
© Flickr / Mike Andrews
Рецензия на книгу Клаудио Лопеса-Герры «Демократия и лишение избирательного права: моральность исключения из участия в выборах» (López-Guerra C. Democracy and Disenfranchisement: The Morality of Electoral Exclusions. Oxford University Press, 2014. 208 p.).
На чем основано наше право голоса? И почему это право столь редко становилось предметом философских исследований? Возможно, причина в том, что мы принимаем право голоса как данность и в исторической перспективе в первую очередь стремимся гарантировать тем, кто вправе участвовать в выборах, возможность это право реализовать. В истории Соединенных Штатов было время, когда в праве голоса было отказано чернокожим, женщинам, неимущим и молодым людям. История того, как эти группы все-таки получили право голоса и тем самым расширили круг граждан, — одно из свидетельств величайших побед в летописи борьбы за гражданские права. На тех же, кто сопротивлялся этим достижениям (и на тех, кто сейчас трудится над тем, чтобы обратить историю вспять), смотрят как на проигравших в битвах истории или как на расистов, сексистов или и что похуже! К чему сопротивляться, если ход истории благоволит всеобщему избирательному праву?
Но если культура в целом воспринимает нечто как само собой разумеющееся, это не должно наделять последнее иммунитетом против философского исследования. Напротив, такой феномен иногда почти что взывает об исследовании. И право голоса стало предметом нескольких философских работ, в частности недавно вышедшей книги Джейсона «Этика голосования» [1], в которой он отстаивает довольно скептическую позицию в отношении всеобщего избирательного права. Книга Клаудио Лопеса-Герры менее скептична, но при этом обладает меньшим внутренним единством и, как следствие, меньшей убедительностью. Бреннан стремится уверить нас, что невежество избирателя представляет реальную трудность для избирательного права и что в некоторых случаях (а возможно, и в большинстве) долг людей — не голосовать. По сравнению с трудом Бреннана книга Лопеса-Герры более вдумчивая и менее агрессивно-полемическая. Там, где Лопес-Герра выдвигает более радикальное предложение, он облекает его в форму мыслительного эксперимента (p. 159, ср. p. 4). Другие же его идеи свободно вписываются в доказательную схему распространения избирательного права на до сих пор исключенные группы — в согласии с «ходом истории».
Лопеc-Герра обозначает совокупность идей, которые он отстаивает, как «критическую доктрину избирательного права» (the critical suffrage doctrine). Вторая и самая обширная глава книги посвящена выдвигаемой им идее «лотереи по наделению избирательным правом» (enfranchisement lottery). В ходе этой лотереи производится случайная выборка населения, а затем отобранная группа должна реализовать свое право голоса, предварительно пройдя обучение, чтобы сделать это наилучшим образом. Лопес-Герра использует эту воображаемую схему, чтобы «накачать» интуитивное чувство (to pump the intuition), будто исключение из процесса голосования некоторых избирателей на основании их невежества не так уж и предосудительно. Оставшаяся часть книги носит менее гипотетический характер: избирательным правом должны быть наделены многие дети и люди, страдающие психическим заболеваниями, в настоящее время лишенные его (гл. 3); также право голоса должны получить и неграждане, проживающие в государстве, но им не должны быть наделены неграждане, проживающие за пределами государства (гл. 4); избирательное право должно быть предоставлено совершившим преступление (гл. 5). Последняя провокативная глава доказывает нормативную пустоту большинства «демократических теорий» (гл. 6).
Книга Лопеса-Герры получилась бы иной и, возможно, более удачной, если бы он изложил идею лотереи по наделению избирательным правом в первой главе, а оставшуюся часть книги посвятил бы ее защите. Но он действует иначе, и в результате первый тезис критической доктрины избирательного права (о том, что мы исключаем из процесса голосования некоторых избирателей на основании их невежества) хуже сочетается с остальными тезисами, которые в целом отстаивают включение новых групп избирателей, а не исключение существующих. В основании других идей также лежит принимаемая по умолчанию позиция всеобщего избирательного права в демократии. Но лотерея избирательного права не есть демократия, поэтому «критическая доктрина избирательного права» в большей степени напоминает собрание идей, нежели набор взаимосвязанных тезисов. Она выглядит примерно так: «вот некоторые аргументы, в основном, в пользу расширения избирательного права плюс предложение избавиться от всеобщего избирательного права и демократии — и заменить их произвольно отобранной эпистемической элитой».
Лотерея по наделению избирательным правом осуществляется в два этапа. Сначала проводится жеребьевка с целью лишить избирательного права большинство людей, которые имели бы право голоса при системе всеобщего избирательного права. Мы произвольно выбираем некоторых избирателей (или «предизбирателей» на этой стадии), которые будут «микрокосмом электората при всеобщем избирательном праве» (p. 29). Те, кого не отобрали, не могут жаловаться на дискриминацию: ведь, в конце концов, отбор осуществляется произвольно. Не могут они быть недовольными и тем, что отобранная группа не будет «демографически тождественной электорату при всеобщем избирательном праве» (p. 31). То есть эта группа имеет право называться репрезентативной по крайней мере prima facie.
Это подводит нас ко второму этапу — «процессу обретения компетенции» (p. 31). Мы обучаем произвольно отобранных людей, повышая их осведомленность. Лопес-Герра обращается к идее Джеймса Фишкина (James Fishkin) о «совещательном голосовании», или «комбинации обсуждений лицом к лицу, материала брифингов и интервью с экспертами» (p. 36). Таким образом, мы предоставляем нашей произвольно отобранной группе избирателей больше информации: мы не внушаем им ценности, а просто сообщаем им факты — в результате они становятся более сведущими и более способными голосовать разумно, нежели остальная часть электората, которая была лишена права голоса. Отсюда следует заключение, составляющее первый тезис критической доктрины избирательного права: в некоторых обстоятельствах может быть оправдано лишение избирателей права голоса на основании их невежества [2].
Я должен признаться, что чувствую себя несколько обескураженным этим заключением. Обычно когда некоторых людей лишают права голоса на основании их невежества (или если не лишают, то убеждают не голосовать), то речь идет об установлении некоторого стандарта образованного избирателя и затем об исключении некоторых избирателей из процесса голосования на основании их несоответствия этому стандарту. В случае с лотереей Лопеса-Герры, сначала избирателей лишают права голоса, используя принцип произвольности и не проводя при этом различия, на основании знания ли или чего-то иного, и только затем повышают интеллектуальный уровень отдельных избирателей. Это ловкий способ добиться исключения некоторых избирателей из участия в выборах, но его внедрение вызывает вопросы. Одно дело, если бы мы начали с совершенно чистого листа и решали бы вопрос о желательной форме правления. Совершенно иное дело, если мы предлагаем перейти от всеобщего избирательного права, которого мы уже практически добились, к произвольно отобранной элите.
Если мы исходим из того, что «голосует любой способный голосовать», то есть из независимого права голоса, нас должен обеспокоить переход к системе, где некоторые люди, имеющие необходимый уровень компетенции, чтобы голосовать (qualified to vote), не имеют доступа к голосованию. Этот переход может породить двоякого рода несправедливость. Во-первых, он может означать, что некоторые люди, столь же образованные, как и эпистемическая элита, будут лишены доступа к голосованию и могут задаться вопросом: «Почему меня не допускают к голосованию, если у меня уже есть необходимый уровень компетенции?» Лопес-Герра называет это несправедливостью, не зависящей от ресурса (commodity-independent injustice): речь идет не о том, является ли благом само право голоса или нет, но о том, справедливо ли оно распределено (p. 21).
Но дело выглядит так, что избавление от всеобщего избирательного права лишит многих людей блага обладания правом голоса и таким образом повлечет за собой второй, особый, вид несправедливости, который Лопес-Герра называет несправедливостью, зависящей от ресурса (commodity dependent injustice) (p. 21). Иными словами, мы, пожалуй, наиболее всего должны быть обеспокоены тем, что лотерея по наделению избирательным правом лишает права голоса тех людей, которые не были отобраны, даже если итоговое распределение права голоса было справедливым или справедливым вполне. Если право голоса действительно благо, и не только в инструментальном, но и в сущностном смысле, тогда лишение большого числа людей этого права есть по-настоящему неудачное решение. Тяжело расставаться с благом, которым мы уже обладаем.
Лопес-Герра предлагает на эти опасения два возражения (p. 55–56). Суть первого в том, что голосование не единственный способ реализовать потенциал политического участия, а лишь один из многих: можно писать газетные статьи, лоббировать своего фаворита из числа кандидатов в парламент или избираться самим (см. также p. 162). (Конечно, далеко не все способны добиться в этом серьезных результатов и необходимой степени влияния.) Его второе возражение состоит в том, что лишение большинства людей избирательного права в конечном счете служит благой цели — более совершенным электоральным решениям. Но эти возражения, особенно второе, уклоняются от сути дела. Что лучше, в конечном итоге? Сам Лопес-Герра в другом месте скептически высказывается о рейтинговой оценке (ranking) результатов выборов (p. 65–67). Но, что важнее, мы можем принять за составляющую хорошего электорального решения помимо результата еще и процесс — процесс, в который может быть вовлечено большее или меньшее число людей. Мы можем счесть решение, за которое проголосовали много людей, «лучшим решением» именно потому, что оно более демократично. Лотерея же заменяет ценность демократии на ценность компетентного принятия электоральных решений.
Кроме того, аргументы, которые Лопес-Герра выдвигает в первой главе, не согласуются с остальной книгой, где он «принимает всеобщее избирательное право в качестве институционального фона» (p. 5) и доказывает, inter alia, что право голоса должно быть предоставлено детям, людям с психическими заболеваниями и заключенным. Лопес-Герра проводит превосходный анализ этих вопросов (хотя можно было бы пожелать более развернутого обсуждения требования «компетентности» для реализации права голоса: что, к примеру, означает способность понять «значение» акта голосования? [p. 72]) Однако можно читать эти главы в отрыве от первой главы. И я особенно рекомендую основательную и прекрасно аргументированную главу о лишении преступников права голоса. Но если мы станем читать эти главы вместе с первой, то увидим, что основная идея Лопеса-Герры сводима к тому, что следует расширить группу потенциальных избирателей, но не потому, что они обладают основополагающим правом голоса, а потому, что будет несправедливым этого не сделать. Иными словами, если мы проводим выборы, несправедливо исключать из них эти группы, как мы это делали до сих пор.
В таком случае, что же станет с так называемым «базовым» моральным правом голоса? Лопес-Герра не раз повторяет, что мы таковым не обладаем (p. 15, 133). Без сомнения, он прав в том, что моральная ценность этого права расплывчата и нуждается в лучшем обосновании [3]. Но я снова возвращаюсь к вопросу, с которого начал, к своей исходной точке. Любое предложение ограничить избирательное право, даже путем произвольного отбора, будет отвергнуто еще до рассмотрения, и не только в Америке, но, как я подозреваю, и в остальном мире, — и необязательно потому, что мы полагаем, будто эти ограничения будут наложены «безо всякой на то причины» (хотя и это тоже будет для нас предметом беспокойства [4]). Скорее, дело в том, что мы действительно твердо держимся принципа права голоса для каждого, кто способен голосовать, и не согласны заместить его другими формами политического участия или променять его на обещание лучших результатов выборов. Похоже, эту приверженность трудно искоренить, и большая часть книги ее больше укрепляет, нежели подрывает. И тем не менее, заслуга Лопеса-Герры в том, что некоторые фрагменты его превосходно аргументированной работы (желанного дополнения к весьма бедной библиотеке на эту тему) могут сподвигнуть нас ослабить хватку и не столь крепко держаться за понятие всеобщего избирательного права.
Автор выражает признательность Марку Небло за комментарии.
Примечания
1. См. мою рецензию на книгу Джейсона Бреннана «Этика голосования» (http://ndpr.nd.edu/news/27866-the-ethics-of-voting/)
2. Но почему бы в таком случае не обучить всех? Ответ Лопеса-Герры — это было бы слишком затратным и не столь эффективным (p. 45–46, 59).
3. Конечно, возможно, что экспликация ценности большинства или всех сущностных прав будет расплывчатой, так как их ценность нельзя обосновать через ценность более фундаментальную. Я попытался проделать такую экспликацию в работе: What Is the Value of Participation? // 66 Okla. L. Rev. 53 (2013). См. также ответ Джошуа Дугласа (Joshua A. Douglas): The Foundational Importance of Voting: A Response to Professor Flanders // 65 Okla. I. Rev. 81, 99 (2013).
4. Лопес-Герра наиболее убедителен там, где он истолковывает большую часть исторических требований права голоса как просто требования против несправедливого исключения из участия в выборах (например, на с. 124).
Источник: Notre Dame Philosophical Reviews
Комментарии