Меняю маску Гая Фокса на партбилет

Британская политика в последнее время регулярно удивляет как избирателей, так и участвующих. Весной консерваторы решительно выиграли парламентские выборы — в том, что они так или иначе окажутся в большинстве, почти никто не сомневался, но ждали победы с минимальным разрывом, ждали, что им придется снова заключать коалицию с либеральными демократами, обрекая Британию на еще четыре года «подвешенного парламента», но никак не сокрушительной победы тори. И уж точно никто не ждал, что потерпевшие самое позорное в своей истории поражение лейбористы так скоро вернутся во всеоружии; но очень уж неожиданного персонажа они только что выбрали в руководители.

Пару месяцев назад даже в Британии почти никто не знал имени «Джереми Корбин», а теперь он оказался во главе не только Лейбористской партии, но и надежд британского народа. Произошло это благодаря цепочке событий, которая уходит далеко в прошлое британской политики.

Последние лет двадцать, если не пятьдесят, Британия осталась без функционирующего левого движения. Сокрушенные Маргарет Тэтчер профсоюзы так и не смогли толком отправиться от удара. Единственным, кто смог вернуть лейбористов в политическое поле, оказался Тони Блэр — но дорогой ценой: провозглашенный им «новый левый» курс начинался с отказа от ключевых левацких ценностей и идеалов. Блэр задался целью придать движению «человеческое лицо», что в британских реалиях означало — адаптировать его к традиционно консервативным ценностям среднего класса. Самым значимым шагом этого процесса стала отмена так называемого «Четвертого пункта» партийного манифеста — пункта, в котором лейбористы обещали обеспечить рабочим право собственности на продукты их труда и на средства производства. Получившийся результат настолько мало отличался от тех же тори, что после Блэра лейбористы почти исчезли с политической сцены: электорат просто перестал понимать, зачем они нужны. Вообще программы основных трех партий (консерваторов, либерал-демократов и лейбористов) на момент последних выборов отличались настолько мало, что можно было смело предугадывать общий характер будущего политического курса, независимо от того, какая именно партия придет к власти. Все выступали примерно за одно и то же: продолжаем экономить на социальных программах и спасать крупный бизнес за счет налогоплательщиков; бесплатная медицина — это хорошо, но слишком дорого; продолжаем осторожно танцевать между Штатами и ЕС; продолжаем бороться с терроризмом. Все партии так или иначе были представлены отутюженными оксбриджскими выпускниками родом из upper middle class. Традиционно живо интересующиеся политикой британцы заскучали.

Так бы тори и остались единственной настоящей политической силой, если бы не банковский кризис, тяжело ударивший по населению — в первую очередь, конечно, наименее обеспеченной его части — и заставивший коалиционное правительство принять серию крайне непопулярных мер. Простые британцы терпели; студенты, столкнувшись с взлетевшими до неподъемного уровня ценами на высшее образование, вышли на улицы.

Призрак коммунизма никогда не переставал бродить по Британии: здесь достаточно людей, держащих на полке «Капитал» или фотографию Троцкого на стене. Недаром главный визуальный образ движения «99%» — маска Гая Фокса — пришел именно из Британии (дважды). А тут еще и опыт движения Occupy, и витающий в воздухе дым ближневосточных «твиттер-революций»… Одним словом, последние несколько лет в Британии с нетерпением ждали «настоящего левого» движения. Предполагалось — ввиду глубокого разочарования в лейбористах и в традиционной парламентской игре в двухпартийность в целом, — что придет оно откуда-то из низов, вырастет из какой-то из малочисленных радикальных партий: трейд-юнионистов, зеленых, шотландских или валлийских националистов, чего-то вроде «Пиратской партии»… Одним словом, чего-то нового, свежего, спонтанного и, желательно, начавшегося с хэштега в Twitter.

Но случилось другое.

После провальных выборов тогдашний лидер лейбористов Эд Миллибэнд, по доброй традиции британских политиков, ушел в отставку. Его место временно заняла администраторша Харриет Харман, от которой требовалось только одно: продержать партию на плаву до избрания нового лидера. Лейбористы были настолько в отчаянии, что решили позволить голосовать на выборах партийного лидера простым гражданам, не членам партии. Заплати три фунта — и поучаствуй в выборах главы лейбористов.

Надо сказать, что ни на какой сногсшибательный результат от этой инициативы Харриет Харман не надеялась; после выборов лейбористы утратили всякий смысл к существованию, народ бежал от них, как крысы с тонущего корабля: политические карьеристы — к тори, идейные леваки — к зеленым. Так что надеялись они разве что привлечь немногих апатичных избирателей да слегка пополнить партийную кассу. Но, фактически, впервые за много лет лейбористы дали голос тем, у кого не было ни денег платить партийные взносы, ни времени ходить на собрания. Рабочим, студентам, домохозяйкам: то есть исконному электорату рабочей партии.

Но с этим вполне невинным событием совпало другое. Старый троцкист Джереми Корбин был депутатом-«заднескамеечником» и камнем в башмаке блэровских «новых левых» многие годы: настоящий радикал, ратующий за национализацию всего и вся, за полностью бесплатное высшее образование, восстановление социальных льгот в полном объеме, заводы — рабочим, университеты — студентам и так далее. Он тихо и преданно воевал за свой маленький избирательный округ и больше никого особо не интересовал. При нормальных обстоятельствах шансы на партийное лидерство у него были мизерные: слишком радикален, слишком идеалистичен (подумать только, он развелся с женой из-за того, что хотел, чтобы их дети учились в простой государственной школе, а не в престижной частной! Никакого буржуазного здравомыслия), слишком часто и открыто шел против официального курса своей собственной партии. Он вступил в гонку за лидерство just for fun — чтобы «разнообразить диалог»; ставки на его победу принимались 200 к 1. И, как и положено кандидату, отправился в турне по городам и университетам. Где случилось неожиданное: стосковавшиеся по настоящему левому дискурсу британцы узнали в Корбине своего. Он говорил, в общем-то, очевидные вещи: экономика — это люди, а не компании; кризис не вечен; бедность можно победить; образование должно быть доступным; каждый имеет право на справедливость. В одном из университетов его прямо-таки обступили студенты, заявлявшие о своей готовности немедленно вступить в Лейбористскую партию — но только при условии, что главой ее будет Корбин.

Попытка дискредитировать Корбина в прессе неожиданно оказала обратный эффект: уставшие от PR-маневров избиратели увидели в Корбине жертву травли, и последователей у него стало только больше.

А тут подоспели все те, кто давно разочаровался в лейбористах, но поверил в Корбина. Именно они и воспользовались возможностью «трехфунтовых голосов» — из них он получил 85%, которые в итоге и обеспечили ему решительную победу в первом же туре.

Что это значит для партии — предугадать трудно; до выборов-2020 Корбину предстоит война на два фронта — бороться за избирателей для своей партии снаружи и пытаться удержать власть изнутри: в первый же день его лидерства двое его теневых министров демонстративно уволились, и многие другие заявили, что не поддерживают его политику; ему крыть особо нечем — он сам никогда не отличался лояльностью партийным лидерам. Тори откровенно празднуют его победу, считая, что это сделает партию «неизбираемой». Все зависит от того, насколько перегрелся внутренний политический климат Британии: стоящие перед глазами примеры Греции и Исландии, пошедших после кризиса по пути строительства социализма в отдельно взятой стране, одновременно пугают и вдохновляют. Британский избиратель традиционно ориентирован на ценности middle class; но последние годы — кризис, режим жесткой экономии, активное стремление консерваторов спасти крупные бизнесы, пока тонут малые — и они начинают поглядывать налево. Но дело даже не в том, смогут ли лейбористы выиграть выборы, реализуема ли новая экономическая программа — «Корбиномика». Самый важный переворот Корбина уже произошел.

Аналитики вроде Ноама Хомского объединяют Корбина, Ципраса в Греции и Берни Сандерса в Америке в одно явление — «новых независимых политиков». Но важное отличие Корбина в том, что он не беспартийный. Его выдвижение не стало и не собирается становиться знаком разочарования широких масс в официальной политике; напротив, он вливает новую кровь социальных конфликтов в давно знакомый сосуд. Лейбористы под руководством Корбина снова претендуют на полноценную левую позицию, а это значит, что в Британии снова, впервые за много лет, началось настоящее политическое противостояние, и силы уже и без того поляризованного общества направляются по знакомым каналам, прочерченным еще марксизмом. По всей стране сейчас сдувают пыль со своих «Капиталов» старые профсоюзные лидеры, а студенты повязывают красные платки, таскают из библиотек книги Наоми Кляйн и Троцкого и протягивают Корбину за автографом, бросают проекты «интернет-демократии» и «акселерационизма», выписываются из партии зеленых и меняют маску Гая Фокса на партбилет. Похоже, по крайней мере в Британии возвращается старая добрая классовая борьба в ее старых добрых политических формах. Держитесь, будет весело.