Откуда берутся юристы?

В отношении любого чиновника или политика, что в России, что в остальной части прогрессивного человечества, принято подчеркивать, что он является юристом. Отчего-то считается хорошим, если президент или глава правительства представляются не только как достойные люди или профессионалы-управленцы, но и как юристы. Мы переживаем время правления президентов-юристов Владимира Путина и Дмитрия Медведева. Причем в отношении президента Медведева это подчеркивалось еще активнее, отчего-то давая надежды на лучшее всему либеральному сектору политического спектра.

До того был президент-юрист Михаил Горбачев (которому, к слову, юрфак МГУ вспоминали гораздо реже, видимо, понимая, что комбайнер-орденоносец меньше учился, чем занимался комсомольской работой). Да и сами государственные деятели, как крупные, так и помельче, при вынесении и обсуждении любого решения любят подчеркивать, что являются не абы кем, а юристами, что моментально повышает значимость произносимого. «Павел Петрович, что за ересь вы предлагаете принять в качестве поправок в закон о пчеловодстве? — Это не ересь, это написали юристы, да и сам я являюсь юристом, так что знаю, о чем говорю». И всё — все вопросы сразу снимаются. Даже написанное в 55 томах полного собрания сочинений Ленина порой любят объяснять получением вождем мирового пролетариата в 1891 году диплома кандидата прав Петербургского университета. Пусть он получил его и экстерном, но в СПбГУ до сих пор висит картина «В.И. Ульянов на экзамене в университете», на которой воплощены все апокрифы о гениальности будущего предсовнаркома и восхищении принимавших у него экзамен маститых профессоров.

Как хорошо было бы, если бы юристы вылуплялись из яиц. Эдакий «сферический юрист в вакууме». Выбрал нужную породу, задал необходимые характеристики, подождал немного — и вот, маленький юристик готов, с портфельчиком и пытливым взглядом. Использовал, где нужно, — и сдал на переработку. А когда припечет — заказал другого, с новыми свойствами. Красота, да и только. Только вот в жизни бывает совершенно иначе: юристы, на поверку, оказываются не только «священниками светского общества», но и обычными людьми со свойственными им достоинствами и недостатками.

Кстати, сравнение юристов со священниками не пустой звук. Профессии появились примерно в одно и то же время и из одного источника — храмового жреца или шамана, общающегося при помощи магических обрядов с неведомыми божествами и сообщающими всем их волю. Или же пытающегося на основе тех или иных ранее состоявшихся пророчеств предугадать волю божества, чтобы предвидеть дальнейшее поведение соответствующего народа. Более того, во многих современных народах, где право и религия до сих пор выступают в единстве, эти профессии порой до сих пор не разделены. А в тех народах, где разделены, юристы используют в работе рудименты древних культов — устанавливают изваяния языческой богини Фемиды, по-особому одеваются и употребляют в речи непонятные термины, зачастую латинские или древнегреческие. Но к этим причудам почему-то относятся не как к маскараду, а как к части профессии, подобно белому халату и латыни врача — третьей профессии, берущей начало от тех же шаманов.

Юристы в современном обществе во многом похожи на раввинов в еврейской диаспоре — странным образом одетые, говорят о чем-то своем, знают закон и неведомым образом его толкуют. Даже подготовка (особенно в США) во многом схожая: сидит множество людей и по ранее описанным случаям пытается выявить какие-то закономерности того, как надо поступать в другом случае, чтобы, с одной стороны, не нарушить какую-нибудь страшную заповедь, а с другой — вести себя в этом мире относительно свободно, на эти самые заповеди не отвлекаясь. И если работа раввина может быть оценена разве что в загробном мире, то в отношении того, что сказал или сделал юрист, претензии могут быть предъявлены в мире этом. И если не моментально, то долгосрочные последствия неправильно содеянного рано или поздно могут привести к скамье подсудимых, необратимым социальным последствиям или банкротству.

Писать про профессию, к которой имеешь честь принадлежать, — задача одновременно простая и очень сложная. С одной стороны, вроде бы все знаешь: что и откуда берется, какие есть «входные билеты» и кому они нужны, а с другой — все происходящее кажется настолько естественным, что сложно посмотреть на ситуацию со стороны. К тому же юридическое ремесло относится к числу тех занятий, где оценить юриста могут только другие юристы. Можно назвать это корпорацией, можно — передачей традиций.

Итак, откуда берутся юристы? Казалось бы, жил себе человек, учился в школе, а потом прошло какое-то время, и он уже не Коля или Петя, а юрист Иванов, пусть он даже и в суде ни разу не был. Или наоборот — вроде бы человек бьется за народное благо, защищает «права человека» и иным образом светится в судах и на всяких конференциях, но юристом его никто не называет, для этих случаев предусмотрено другое понятие — «правозащитник».

Обычно юриста от неюриста отличают по «первичным» и «вторичным» признакам — наличию диплома с соответствующей записью и соответствующей трудовой деятельности. И первый, и второй признаки, с одной стороны, достаточно простые, а с другой же — вызывают самые ожесточенные споры как в юридическом сообществе, так и за его пределами. Не секрет, что «профессиональные заключенные» УК и УПК порой знают наизусть, писать жалобы по разным органам они научились профессионально, да и правозащитники порой любят говорить, что знают свое дело получше иного юриста. Да и вообще любой человек, освоивший применение любого закона или инструкции, зачастую говорит, что юрист ему только мешает. Ходит тут, что-то советует, работать спокойно не дает, а то и вовсе говорит, что какие-то вещи делать нельзя ни в коем случае. Ужас, прямо-таки.

До 2014 года все было более-менее просто: в дипломах выпускников высших учебных заведений так и писали — «присвоена квалификация юрист», и с момента получения диплома человек приобретал это самонаименование, подобно тому, как в дипломе инженера было написано «инженер», а у военных писали «офицер с высшим военным образованием». Правда, и тут случались исключения. Например, вузы, перешедшие на Болонскую систему (а их сейчас большинство), уже лет пятнадцать как выдают дипломы с надписью «присвоена степень бакалавра юриспруденции», к которым поначалу не знали, как относиться, а потом привыкли. Ну и — рудимент советской системы — разнообразные техникумы и колледжи иногда выдают дипломы с надписью «юрист», но относящиеся к среднему профессиональному образованию. Причем — как оказалось — выдают до сих пор и даже обучают. По двум специальностям — «социальное обучение» и «правоохранительная деятельность». При советской власти это были работники собесов, прапорщики милиции и секретари судебных заседаний — простое ремесло, не требующее глубоких познаний, но и сейчас они иногда востребованы.

Теперь же стало еще веселее — бакалавры, магистры — Англия, XVI век, прямо. Зато примерно понятно, как сопоставлять с такими же товарищами за рубежом. Ну и наконец-то отделили специализацию от получения «общего высшего» образования. Правда, допустив в юридическую магистратуру и тех, у кого юридическое образование первого уровня отсутствует как класс, как если бы человеку, не изучавшему анатомию или гистологию, разрешили за годик-другой освоить сразу гнойную хирургию, при этом после освоения гнойной хирургии без получения нового сертификата специалиста допустив работать педиатром.

То есть примерно понятно: по результатам государственной аттестации одни юристы (комиссия) вроде как должны оценивать других юристов (экзаменуемых) на то, позволяет их уровень подготовки называть себя юристами или нет. К тому же, только очень солидные вузы, вроде МГУ или СПбГУ, могут похвастаться несдачей (и порой — массовой несдачей) их студентами выпускных государственных экзаменов. Если подобным будут заниматься вузы второго и третьего эшелона, к ним просто никто не пойдет платить деньги за диплом.

Юридическое образование, с одной стороны, очень простое в организации: в стандарте, помимо столов, ручек, преподавателей и библиотеки, указан разве что криминалистический кабинет, причем можно обойтись договором аренды оного. Да и популярность его гораздо выше, чем многие другие специальности. Ведь, если профессия престижна, многие захотят в нее устремиться. И, по закону больших чисел, сотни тысяч устремляются в почти тысячу юридических образовательных учреждений по всей стране, сотни тысяч получают дипломы, а потом уже жизнь из них отсеивает абсолютное большинство тех, кто решил посвятить себя другой профессии или получал диплом только потому, что это образование, если подходить к нему поверхностно, достаточно простое в получении.

При этом факт получения президентами Путиным и Медведевым систематического юридического образования не оспаривается никем. Более того, Дмитрий Медведев даже успел защитить кандидатскую диссертацию и получить премию Правительства России за написание учебника по гражданскому праву. Значит, они действительно обучены всему того, чему должны учить на юрфаке.

И правда, чему учат на юрфаке? Как это ни странно, но традиционно на юрфаке не учат практическим дисциплинам. Все эти залы судебных заседаний, крики «протестую», заполнение бумажек по заранее утвержденным формулярам — этого очень мало, если не сказать, что нет совсем. На правильном юрфаке учат главному — возможности почувствовать и потрогать то самое «право». Вообще, главный шок для приходящих в юриспруденцию — это то, что закон и право не всегда совпадают. Если совсем грубо, то право — это то, как люди регулируют взаимоотношения друг с другом, а закон — это мнение законодателя о том, как они должны это делать. Потому и изучают великое множество вроде бы не относящихся к «собрал три бумажки — отнес в суд — получил исполнительный лист» вещей и дисциплин: историю права в России, за рубежом, основные правовые учения, теорию и философию этого дела, логику и прочее подобное. Потом переходят к отраслевым дисциплинам — и тут тоже у неофитов возникает шок. Оказывается, уголовное право и Уголовный кодекс — это разные вещи, право административное к КоАПу имеет достаточно отдаленное отношение. Да и вообще — что нормы, действующие в одних отраслях, неприменимы к другим. А потом, когда студент начинает разбираться, какие разрозненные правовые нормы и к чему относятся, умеет их отличать между собой и каждой норме находить предназначенное ей место в праве, уже начинается специализация — углубленное изучение какой-то отдельной отрасли или какого-то отдельного направления, поиск закономерностей и различий. Чрезвычайно творческий процесс, неизменный на протяжении столетий во многих странах мира. Профессора передают свои знания и наработки дальше, и эта преемственность сохраняется веками.

Получается, от юриста, особенно от юриста-политика, общество и ожидает некого знания вселенских законов правильного человеческого существования и понимания того, как они должны быть сформулированы, а также умения их воплотить в законах государства. Юрист не может сказать: «Эх, знаю я, как нам надо жить, только вот не знаю, как правильно описать это в новой Конституции». Он должен сесть и сделать. В итоге, как правило, все по Григорию Горину: ждешь Мессию, а приходит урядник.

Откуда берется «юридическая практика»? Как это ни странно, зачастую — не из теории, а из точно такой же практики, лишь корректируясь теорией в правильную сторону. И сущность традиций здесь не менее важна, чем в передаче теории: каким именно образом составляются те или иные процессуальные документы, что и где в них пишется, на каком месте и каким шрифтом — всех этих мелочей нельзя предусмотреть ни в учебниках, ни в законах, и всему этому учатся только на практике. И, знаю на собственном опыте, написанию несложных юридических текстов по давно заведенным формулам (исковых заявлений о взыскании дебиторки, претензий, заполнять бланки и пр.) можно научить любого человека, и порой даже главное — чтобы этот человек не был юристом, чтобы не рефлексировал по поводу того, что именно приходится заполнять, не пытался сам «разрешить дело» за юриста. Только вот для того, чтобы работать юридическим клерком, почему-то все равно требуется юридический диплом. Традиция, видно, очень сильная, да и все юристы в своей биографии проходят этот этап — кто-то раньше, кто-то позже, лучше его проходить во время учебы на юрфаке, чтобы потом не тратить годы после окончания. Так же, как теория без практики — лишь философствование, так и практика без теории — езда по заранее заданным рельсам без возможности посмотреть по сторонам. И где-то на стыке этих двух вещей и получается юрист, каким его привыкли видеть. А портфель и галстук — это спецодежда, никуда этого не уйти.

В итоге в голове юриста (если он действительно является таковым) теория права всегда борется с практикой жизни, и когда-то побеждает первое, когда-то второе. И не факт, что первое может быть лучше: посмотрите на взятые из воздуха законопроекты, авторы которых зачастую действительно верят в то, что хотят облагодетельствовать человечество или избавить Родину от предателей.

Так уж получилось, что весь бакалавриат на юрфаке является академическим (то есть теоретическим, неприкладным), а потому, особенно во множестве платных вузов и заочных программ, открываемых для зарабатывания денег, практически не воспринимается студентами в вышеописанной идиллической форме. По исследованиям Европейского университета в Санкт-Петербурге, только 10% студентов всех юридических программ страны являются студентами дневных и бюджетных отделений, откуда получаются 90% оставшихся дипломов, порой лучше не задумываться. Количество выпускаемых людей с дипломами юристов в России в семь раз выше на душу населения, чем в США, которых традиционно считают «страной юристов». Так что зачастую и попадают в юридическую практику люди, которые сами себя считают юристами, в дипломе которых написано, что они юристы, но фактически они таковыми не являются. Причем зачастую при помощи подобных кандидатов наук создаются целые юридические факультеты, являющиеся лишь симулякрами центров по подготовке законоведов.

И хорошо, если они сами знают про имеющуюся пропасть в развитии, а потому не претендуют на право определять, что есть право (такой уж оксюморон). А если нет? Ведь если документ внешне похож на написанный юристом и написал его человек, у которого есть соответствующий диплом, кто определит, что он бредовый и не соответствует ничему? А вот тут значительную роль может сыграть только репутация того или иного юриста: кого-то слушают больше, кого-то меньше, да и это помогает не всегда. Такое бывает и в законотворчестве, когда принимают неправовые законы (бывает и такое), такое бывает и в обычной практике, когда пишущий документ или принимающий решение забывает о том, что такое право, путая его с законом, или же считает правом то, что таковым не может являться ни при каких обстоятельствах, — волю заказчика или собственный интерес.

В общем, много можно говорить и писать о том, что государственный образовательный стандарт по специальности «юриспруденция» и тарифно-квалификационный справочник к должности «юрисконсульт» не совпадают. И о том, что зачастую общество ждет от юристов того, что в этом обществе не существует. Ну, или о том, что законы часто пишут люди, не владеющие какими-либо познаниями в теории права или знаниями отношений людей друг с другом. И о том, что зачастую те же самые «понятия» гораздо ближе к праву, чем кодексы и законы.

И все же, откуда берутся юристы? А кто их знает — от сырости, видно, заводятся, вопреки ремесленникам от юриспруденции и практической привычке все подгонять под заранее заданный ответ или тем, кто использует диплом для каких-либо других целей. И тихо-тихо, но верно, передают свои традиции и навыки из поколения в поколение.