Высокомерие: невеселая наука здравого смысла

Великий финансовый кризис 2008 года имел значительные социальные и экономические последствия, вызвавшие у многих недоумение, почему эти разрушительные события не были предсказаны. Именно на этот вопрос пытается ответить книга всемирно известного экономиста Мегхнада Десаи «Высокомерие. Почему экономисты не смогли предсказать один кризис и как избежать другого». Десаи пытается дать окончательный ответ, исследуя эволюцию экономики, — выстраивая ее траекторию, опираясь на главные политические события — и, таким образом, пытаясь предотвратить возможность еще одной катастрофы, подобной той, свидетелями которой мы стали в 2008 году.

Почти все известные мне экономисты предпочитают анализировать прошлое, а не прогнозировать будущее. В самом деле, даже лучшие экономисты, если их попросить об этом, ответят, что они просто не в состоянии точно предсказать будущее. Тем не менее, считается, что если кто-то глубоко понимает события прошлого, то это должно помочь ему предугадать божественный промысел, потому что существуют повторения, о которых можно строить предположения. Мы называем эти повторения экономическими циклами и с полной уверенностью можем говорить о периодах подъемов и спадов, процветания и бедности. Так почему же профессиональные экономисты были застигнуты врасплох финансовым кризисом 2008 года?

Мегхнад Десаи, автор «Высокомерия» (Hubris. Yale University Press), рассказывает о том, как сама королева Елизавета задала тот же вопрос в его институте, Лондонской школе экономики, в ноябре 2008 года: «Почему никто не предугадал кризис?» Главы Лондонской фондовой биржи созвали целую конференцию, чтобы найти ответ на ее вопрос, и в целом ответ заключался в том, что политолог Мерл Клинг из Университета Вашингтона назвал «Тремя законами социальной науки»:

— Бывает так, а бывает иначе.

— Данных всегда не достает.

— Методология несовершенна.

И если это так, то их ответ неутешителен.

В 2007 году экономист Томас Сарджент произнес свою знаменитую речь «297 слов для выпускников Калифорнийского университета в Беркли», в которой он привел 12 ключевых тезисов об экономике — науке о «здравом смысле». Два из них непосредственно применимы к проблеме прогнозирования экономического будущего и подтверждают законы Мерла Клинга. 3-й тезис в списке Сарджента гласит, что другие люди знают о себе больше, чем вы, а 12-й гласит, что рыночные цены, процентные ставки и обменные курсы не могут быть предсказаны, потому что они представляют собой совокупность информации, которую трейдеры черпают из различных источников на различных рынках. Иными словами, финансовая экосистема слишком велика, чтобы ее можно было охватить одним взглядом, даже взглядом опытного экономиста. Как сказал вице-президент Чейни в ответ на вопрос журналиста, почему он не предвидел дефолт 2008 года, «я полагаю, потому же, почему и все остальные: не хватило ума его вычислить».

«Высокомерие» предпринимает глубокий экскурс в историю экономики и представляет собой прекрасное введение в дисциплину. Десаи предлагает своим читателям обзор ключевых фигур интеллектуальной истории экономики и утверждает, что многие, даже великие умы строили сомнительные модели. Он утверждает, что обвал-2008 можно было бы предсказать, уделив больше внимания экономистам-классикам, таким как Хайек, и меньше — популярным сегодня количественным теориям. «Рецессия была вызвана дефицитом бюджета, спровоцированным правительством и элитами благодаря дешевым кредитам, которые подпитывались за счет глобального дисбаланса» (p. 229).

Тем не менее, концептуальные различия могут присутствовать и в классической экономике. Я не согласна, что кризис был вызван глобальным дисбалансом; эта теория обвиняет Китай в создании неисчерпаемых резервов капитала для американских потребителей. В данном случае виноваты посредники, которые обеспечили эту динамику денежными ресурсами. Банкиры, в частности крупные банкиры с международными связями, использовали международные валютные резервы. Их злоупотребления остались незамеченными регулирующими органами, а затем во время кризиса они воспользовались поддержкой правительств, потому что они были «чересчур крупными, чтобы приводить к банкротству». В конечном счете, их пагубные сделки опирались на финансовые инновации, которые опережали способность регулирующих органов понять как сами инновации, так и их непреднамеренные последствия.

В настоящее время опасность заключается в том, что мы не усвоили урок и эта печальная история может повториться. В самом деле, повторение этого сценария более чем вероятно, учитывая тот моральный ущерб, который нанесла кампания по спасению крупных банков по всему миру. Камден Файн, президент Независимого сообщества банкиров Америки, выражает беспокойство, что принципы свободного рынка больше не относятся к крупным банкам:

«В недавнем послании акционерам исполнительный директор и председатель JP Morgan Chase Джейми Даймон писал, что многие крупные банки после кризиса “вышли сухими из воды”, в то время как многие мелкие банки его не пережили… если использовать бейсбольную метафору, у меня было такое впечатление, что Джейми Даймон очнулся на третьей базе и тут же выбил трехочковый.

Подвергать осмеянию небольшие финансовые институты, которые вынуждены выживать на свободном рынке и не пользуются послаблениями в уплате налогов, — это уже не просто высокомерие. Это демонстрирует полное нежелание брать на себя ответственность. Это показывает, что Уолл-стрит, незрелая, инфантильная и избалованная привилегиями, ничему не научилась за время панических месяцев 2008 и 2009 годов и в годы последовавшей экономической депрессии».

Можно ли обвинять экономистов, что они не приняли в расчет 1-й тезис Сарджента о том, что многие желательные вещи (например, ипотека с низкой процентной ставкой) не всегда осуществимы? Чарльз Фергюсон, директор Inside Job, говорит о тесной связи между академическими экономистами и финансовыми учреждениями, которые, по его мнению, должны нести основную ответственность. Он полагает, что фактически экономисты теперь находятся на подпевках у крупных банков.

Конечно, все, что Десаи пишет в «Высокомерии», свидетельствует о том, что это независимые идеи независимого мыслителя. Но идеи, даже если они лишены всякого намека на корыстные интересы, могут подтверждать предвзятую точку зрения. Я думаю, что он согласился бы с рабочим докладом, представленным Институтом мировой экономики в Киле в феврале 2009 года:

«Достаточно оглянуться на общепринятые модели, чтобы увидеть, что рынки и экономика по сути своей стабильны и что они только временно сбились с курса. Поэтому большинство экономистов не смогли предупредить политиков о кризисе, угрожающем системе, и проигнорировали работу тех, кто мог это сделать. Как ни странно, когда разразился кризис, у экономистов не было другого выбора, кроме как отказаться от своих стандартных моделей и предлагать наскоро состряпанные средства, основанные на здравом смысле. Советы здравого смысла хоть и полезны, но не могут заменить базовые модели, которые способны создать столь необходимую для разработки политики и регулирования стратегию. Недостаточно просто отложить в сторону существующую модель, замечая, что необходимы “исключительные меры для исключительных случаев”. То, что нам необходимо, — это модели, способные предусматривать “исключительные случаи”».

«Высокомерие» вносит ценный вклад в эту дискуссию, в особенности внимание Десаи к циклам как области исследования, а также его верность экономической истории. Я не думаю, что вы сможете найти более легкую для чтения и обоснованную историю экономики, построенную вокруг такого глобального события, как Великий финансовый кризис 2008 года. Викселевская теория подъемов и спадов и циклы Кондратьева становятся все более актуальны в условиях глобальной экономики. Например, можем ли мы предсказать, как скажется на мировой экономике замедление темпов роста производства в Китае? Десаи пишет, что ответы могут быть найдены в работах массы праотцов-экономистов, но только при условии, что мы сможем понять их, будем открыты новому и не перестанем задавать вопросы.

После событий 2008 года, которые Институт мировой экономики назвал «системным сбоем в экономической профессии» и последствия которых шагнули далеко за пределы экономической дисциплины, необходим своего рода самоанализ и переоценка ценностей. Возможно, наше подлинное упование — в том, что экономика остается невеселой наукой, играющей сдерживающую роль усмирителя рыночного энтузиазма.

Источник: YaleBooks