Кроме Нобеля: Ангелус и другие
3 351 
Инна Булкина
PhD (Тартуский университет, Эстония), старший научный сотрудник Украинского центра культурных исследований (Киев, Украина).
Сегодня, когда сетевые и медийные скандалы (или скажем по-другому: публичные дискуссии) вокруг Нобелевской премии Светланы Алексиевич поутихли, страсти поулеглись и властители дум русского Фейсбука переключились на другие материи, я расскажу о событии, которое случилось через пару дней после шумного стокгольмского «оглашения». Украинский писатель Сергей Жадан стал лауреатом премии «Ангелус». В российском культурном и литературном поле этого не заметил никто, в украинском тоже обошлось без особых потрясений: чрезмерного ликования не наблюдалось, «Ангелус» Жадана был воспринят как нечто, само собой разумеющееся. И дело даже не в статусе Жадана — безусловном, дело здесь в другом «премиальном порядке».
Тот литературный мир, в котором обретается нынче Украина, в чем-то похож на то, к чему привыкли в России, но эти похожие вещи, скорее, остаточного, советского происхождения. В чем-то главном это уже совершенно другой мир, у него другие правила и законы, он отзывается на другие имена, в известный момент он встроился в другую систему координат.
«Ангелус», который с некоторых пор стал для украинцев главной «национальной премией», официально называется «литературная премия Центральной Европы», — «Центральная Европа» здесь читается как цитата из Кундеры. Фактически это одна из статусных восточноевропейских премий. Основана она была в 2006-м, фундатором стала городская община Вроцлава, играют в эту «рулетку» все страны бывшего Восточного блока, постсоветское пространство + Австрия и Германия. Награждают «Ангелусом» за прозу, причем обязательное условие — наличие польского перевода. На самом деле, «Ангелус» Жадана — не первый украинский «Ангелус», прежде его уже получали Юрий Андрухович и Оксана Забужко. Юрий Андрухович, к слову, был первым лауреатом. Вообще, за 10 лет, с 2006-го по 2015-й, украинцы получали эту премию трижды, дважды — венгры (Петер Эстергази и Дьордь Шпиро), по разу — чехи, австрийцы, словаки и хорваты, и однажды, в 2011-м, — здесь стоит поставить нотабене — Светлана Алексиевич.
«Дирижировала» этой премией Наталья Горбаневская, и на сайте «Ангелуса» она так и осталась «первым председателем жюри». Сейчас жюри возглавляет украинский критик Мыкола Рябчук, и это такой принципиальный ход: в жюри, состоящем из польских литературных профессионалов, председательствует не поляк.
В «премиальной истории» Жадана, кроме «Ангелуса», еще несколько европейских премий: одна поэтическая Hubert Burda Preis für junge Lyrik, он получил ее в 2006-м вместе с Марией Степановой, две — за прозу: швейцарская (Prix Jan Michalski) и немецкая (Brücke Berlin), наконец, он — один из первых лауреатов премии им. Дж. Конрада-Коженьовського. Это премия Польского института, специально учрежденная для молодых украинских писателей, о ней имеет смысл говорить в системе собственно украинских литературных премий. Но здесь пока заметим, что приблизительно такой же «премиальный лист» у Андруховича: несколько немецких премий, самая серьезная из которых — премия Гердера (в списке ее лауреатов также есть Светлана Алексиевич и еще несколько восточноевропейских нобелиатов, в частности Вислава Шимборска и Имре Кертес). В целом, в этой системе восточноевропейских литературных премий украинцы номинируются с завидной регулярностью. Премии в большинстве своем не очень большие: с российскими литературными премиями — с «Буккером» и «Большой книгой» — по денежному содержанию сравнимы лишь премия Гердера (75 000 евро) и «Ангелус» (50 000 евро). Но символический капитал неизмеримо больше: это международный резонанс и это «премиальная история», которая идет в зачет для изданий, переводов, фестивальных акций, грантов и резиденций — в общем, того, что составляет содержательную во всех смыслах жизнь «центральноевропейского» писателя. Наконец, эта «история» идет в зачет все той же Нобелевки, которую и русские, и украинцы по каким-то причинам считают главной литературной премией, международным признанием национальной литературы, билетом в первый ряд, «талоном на место у колонн» и т.д. Каждый раз, когда посреди осени в Стокгольме объявляют очередного «лауреата по литературе», первая реакция российских соцсетей: удивление пополам с возмущением — что это, мол, за географические новости, откуда этот лауреат взялся, мы тут про него (нее) не слыхали. Это не наш герой литературы! И в самом деле, — «не наш», но если не полениться и открыть Википедию с послужным списком «героя», то там обнаружится пресловутый «премиальный лист». У той же Светланы Алексиевич он за последние 20 лет выглядит так:
— Премия имени Курта Тухольского Шведского ПЕН-клуба (1996) — «За мужество и достоинство в литературе»
— Премия имени Андрея Синявского редакции «Новой газеты» — «За творческое поведение и благородство в литературе» (1997)
— премия «Триумф» (Россия, 1997)
— Лейпцигская книжная премия за вклад в европейское взаимопонимание (1998)
— премия Гердера (1999)
— премия Ремарка (2001)
— Национальная премия критики (США, 2006)
— Центральноевропейская литературная премия «Ангелус» (2011)
— Премии имени Рышарда Капущинского (Польша) за книги «У войны не женское лицо» (2011) и «Время секонд хэнд» (2015)
— Премия мира немецких книготорговцев (2013)
— Премия Медичи за эссеистику (2013, Франция) — за книгу «Время секонд хэнд»
— Офицерский крест ордена Искусств и литературы (Франция, 2014).
Сопоставимый премиальный список — у Людмилы Улицкой, которая была, кажется, единственной реальной конкуренткой Алексиевич в нобелевских номинациях, только у Улицкой вместо немецких и польских наград — итальянские. Шведская академия в этот раз решила сделать жест в сторону Восточной Европы и из всего русскоязычного мира выбрала гражданку Белоруссии. И здесь нет смысла пускаться в спекуляции, почему это так, — в конце концов, это не наш предмет. Наш предмет — символический капитал, который в том или ином социальном поле, в русской литературе и в нынешней украинской литературе, определяется различно и имеет, скажем так, разного порядка «хождение».
Но я объяснюсь все же: тут речь не о том, какие писательницы Алексиевич и Улицкая, лучше они или хуже тех, кого бы наградили мы с вами, будь мы шведскими академиками. Эта история не про плохую-хорошую литературу (премии — вообще не про это!). Эта частная история про то, как эта отдельно взятая область профессиональной литературной жизни устроена в России, Украине и далее в сторону «Центральной Европы».
В русской литературе сегодня разного рода премий на порядок больше, чем в украинской, их несимволическая «капитализация» несравнима ни с украинской, ни с любой другой восточноевропейской. В этом смысле русская литература, безусловно, обозначает себя как литература большая, имперская и самодостаточная. В украинском литературном поле все иначе. Здесь существует два типа литературных премий: новые и старые. (Я здесь буду говорить лишь о литературных, «писательских» премиях, есть еще «издательские», вроде «Книги года», но это по преимуществу профессиональные «издательские игры».)
Итак, старые премии — номинально оставшиеся с советских времен, государственные и ведомственные, их тьмы — кажется, у каждого украинского классика есть именная, но о судьбе их практически ничего неизвестно, так что, на самом деле, говорить следует лишь об одной из них — Государственной премии им. Тараса Шевченко. Все, что о ней можно сказать, я однажды уже рассказала в другой большой статье [1] о российско-украинских литературных «отражениях», здесь скажу лишь: у нее дурная карма, и, как сказал однажды Юрий Андрухович, «от нее смердит». В ней «дух Банковой» — улицы, где находится официозная Спілка письменників и администрация президента. Она привычно несет в себе не литературную, но чиновничью и политическую интригу, и так сложилось в новой украинской литературе, что один из главных сюжетов Шевченковской премии — отказ от Шевченковской премии. И это, кстати, очень показательно для понимания того, как устроено украинское общество: я не припомню подобных прецедентов в истории российских госпремий. С частными — было, Гандлевский однажды отказался от «Антибукера». Но, кажется, это именно что исключение. Как бы то ни было, «отрицательный рейтинг» Государственной Шевченковской премии сравним с ее резонансом, но, по крайней мере, у нее есть резонанс. О прочих «старых» премиях не скажешь и этого. Зато имеет смысл рассказать о «новых премиях»: их немного, они не больно «денежные», но у них есть своя логика. Главные из них — все та же премия Польского института, т.н. «премия Конрада», и премия Би-Би-Си. Недавно к ним добавилась премия им. Юрия Шевельова, это премия за non-fiction, в чем-то она сродни российскому «Просветителю». У всех этих премий есть одно общее свойство: за ними стоят некие негосударственные и некоммерческие организации, которые бы в России немедленно подпали под статью об «иностранных агентах»: это Польский институт, Гарвардский украинский институт, Международный ПЕН-клуб, это Би-Би-Си, наконец. Денежное содержание там тоже довольно скромное, иногда сравнимое со среднемосковской зарплатой, на продажи они влияют мало (и то сказать: украинский книжный рынок оживляется два раза в год — в апреле на киевском «Книжном арсенале» и в сентябре на львовском «Форуме издателей», премиальный календарь с ярмарочным не совпадает). По сути, это гамбургский счет для литературных профессионалов. И… все тот же символический капитал, обустроенный в соответствии с «центральноевропейской» системой и открывающий для «резидентов» разного рода преференции.
Буквально на днях стал известен новый лауреат премии Конрада, это София Андрухович, и здесь нужно сделать еще одно примечание — уже не по «премиальному порядку», а по порядку ведения… литературы. И в тех премиях, где существует возрастной ценз («конрадовские» лауреаты должны быть не старше 40 лет), и в тех премиях, где ценза этого нет, в номинациях и шорт-листах преобладают люди молодые. По понятиям «старых литератур» — молодые. Им — до сорока или едва за сорок. Классики новой украинской литературы, собственно ее «демиурги» — «бубабисты» Андрухович, Ирванец и Неборак — не так давно вошли в «средний возраст», но присущего «Бу-Ба-Бу» мальчишества не утратили [2]. Сам Юрий Андрухович стал официальным «Патриархом» в день своего тридцатилетия, а София Андрухович — буквально «взрослая дочь молодого человека». Это, собственно, к тому, что у новой украинской литературы есть своя поколенческая история: притом что ее «запустили заново» каких-нибудь три десятка лет назад, но сегодня в ней уже задает тон поколение «детей». И в принципе, определяющее свойство нынешней украинской литературы — это ее «возраст». В ней есть азарт и энергия, в ней есть присущая молодым культурам пассионарность, она ощущает себя в начале пути, она открыта. Но если традиционная украинская литература с ее сакральным национальным пафосом была, как это ни парадоксально, «заточена» в сторону Москвы: в XIX веке русский язык и русская литература выступали «посредниками» между украинским и европейским романтизмом, то за последние тридцать лет произошел поворот на 180°, и отныне украинские писатели — «свои» не в Москве и Петербурге, а в Берлине и Варшаве.
Примечания
Комментарии