Качиньский и немецкая философия

«Предупреждаю: немецкое телевидение уже ждет тебя :)», — отправил мне шутливое сообщение коллега Миколай Сиска, когда я бежал в офис, чтобы не опоздать на интервью с ARD. Новое правительство слишком грубое, чтобы поляки в ответ не прибавили в иронии. Власти дуются на заявления западных СМИ и политиков, но сражаются голословными утверждениями о том, что подобные этой статьи льют воду на мельницу Запада. Гражданское общество атакует правительство иронией, а правительство хочет его обезоружить, обескураживая своими действиями. В растерянности правительство к месту и не к месту говорит: «А вы зато негров линчуете», — как министр Ващиковский в письме в германский МИД. Не отметившийся в защите прав женщин в Польше, он нашел прекрасную возможность исправиться — правда, пока только в Кёльне.

Нынешнее правительство всегда умело говорить только пафосно. Но теперь на стороне общества — преимущество и в пафосе. На демонстрациях против вводимых в Польше политических изменений люди начали петь национальный гимн. Зазвучали на этих демонстрациях и эмоциональные песни времен антикоммунистической оппозиции.

Ни эти люди не появлялись, ни эти песни не звучали на улицах с 1989 года. А это значит, что преобразование Польши прошло полный цикл. В 1989 году мы расстались с системой, в которой единственная партия контролировала все государственные институты, и в 2016 году — хотя это пока еще в перспективе, и не следует преувеличивать опасность — политический лагерь Ярослава Качиньского методически подминает под себя институты.

Мы слышим от них в основном патриотические клятвы и заверения, что «ничего не случилось» (коммунисты говорили в начале то же самое), и с удивлением хлопаем глазами, когда без всякого зазрения совести, под покровом тьмы и супротив парламентских правил, проводятся законы, нагло попирающие существующий порядок.

Сумеет ли Запад, в пух и прах разгромленный в политической игре с Венгрией, удержать Польшу в рамках либеральной демократии? Для этого Запад должен прежде всего понять Польшу. Далее — пройти краткий курс по новейшей истории Польши, с оглядкой на немецкое философское наследие. Если политика действительно возвращается к методам польских коммунистов, давайте лучше начнем с Маркса (а практичнее с Грамши).

I. Надстройка

Разделим период преобразований в Польше на три стадии. Мы прошли две из них и вступаем в третью. «Круглый стол» 1989-го завершился посткоммунистическим разрывом с прошлым. Хотя партий, больших и маленьких, было много, политическая жизнь строилась вокруг соперничества элит из «Солидарности» и новых посткоммунистических элит. Основополагающий идеологический спор вертелся вокруг вопросов о декоммунизации и люстрации. Эта проблема могла казаться извне менее острой, чем экономический коллапс или евроинтеграция, но она была в центре внимания, поскольку эффективнее всего мобилизовывала избирателей, политиков и журналистов.

Все закончилось в 2001 году, когда громкий коррупционный скандал отбросил лагерь посткоммунистических элит на задворки политики. От этого падения он до сих пор не оправился, а на прошлых выборах так и вообще сошел со сцены. «Постсолидарные» элиты тоже распались на две фракции, спор которых гремел вплоть до последних выборов. Назовем этот распад «постсолидарным разрывом». Лагерь Качиньского противопоставил себя лагерю Туска и объявил войну «сделкам». Это уже примелькавшееся за последние десять лет слово употреблялось для мнимого союза между бизнесом, медиа, политиками и мафией. Если «посткоммунистический разрыв» манил обещаниями спасти Польшу и оздоровить общественную жизнь, выведя на чистую воду агентов и раскрыв архивы коммунистических спецслужб, то теперь разоблачать надлежало «сделку». Неслучайно первое правительство партии «Право и справедливость» (2005–2007) почти полностью состояло из прокуроров. На этот раз всю энергию они направили не на охоту за коммунистическими агентами, а на выращивание собственных агентов по раскрытию таинственной «сделки».

Как ни один серьезный агент не был разоблачен (даже число несерьезных было сильно ограничено), так и не была раскрыта «сделка». Но ее участников активно искали даже в рядах «Самообороны», некогда партнера Качиньского по коалиции. Инквизиция была отставлена от дел с распадом парламентской коалиции и поражением «ПиС» на выборах. В 2010 году авиакатастрофа, оборвавшая жизнь Леха Качиньского, брата Ярослава, усилила политическую поляризацию, дав «ПиС» в руки готовый миф. Миф «сделка» сменился мифом «убийство». Сегодня смоленский миф по-прежнему влиятелен, хотя по опросам он волнует лишь 13% поляков. И поэтому, как только возникла тема беженцев, руководитель партии сразу же оценил ее политический потенциал, назвав мигрантов «переносчиками болезней и микроорганизмов». С горькой иронией заметим, что именно здесь завершилась интеграция Польши с Западом, поскольку наши крайне правые теперь помешаны на тех же проблемах, что их западные коллеги.

С 2007-го по 2015 год «ПиС» проиграла партии Дональда Туска чередой все восемь выборов, но это ни на гран не подорвало авторитет председателя Качиньского. Его даже не беспокоил тот факт, что он нигде не набирал большинства, обладая самым многочисленным контрэлекторатом в стране. Опираясь на фанатиков, а не на избирателей (а это около 30% населения), он мог назначать на должности своих марионеток. Именно так он поступил, когда его партия впервые пришла к власти (Казимеж Марцинкевич стал тогда премьер-министром), и то же самое сделал теперь, посадив в кресло премьера Беату Шидло, а на место президента — Анджея Дуду.

Так, на всякий случай, не успело новое правительство занять свои кресла, он вынудил Шидло и Дуду (как будто это какая-то мафиозная инициация) неоднократно пойти против Конституции, разгромив Конституционный трибунал, опозорив самих себя и поставив собственные политические судьбы в зависимость от его, Качиньского, игры. Если бы президенту Дуде пришло в голову отступить от курса партии, он предстал бы перед Государственным трибуналом в польском варианте импичмента не по воле оппозиции, но по прихоти самого Качиньского. Качиньский без жалости гнал из партии даже близких друзей и коллег.

II. Качиньский не Орбан

А теперь самое интересное. Формально Качиньский руководил Польшей лишь два года, из них год — на посту премьер-министра. Но на деле он непрерывно «руководит» Польшей: с 1989 года, когда он служил главным консультантом и идеологом у Леха Валенсы, и до сегодняшнего дня. И это не такое уж преувеличение.

Не нужно много читать Карла Шмитта, чтобы понимать, что политика всегда вертится вокруг основного конфликта. Кто навязывает конфликт, тот и берет власть. Все основные конфликты после 1989 года — декоммунизацию, «сделку», Смоленск, беженцев — навязывал Польше Качиньский.

Поэтому Качиньский — фигура еще более важная для понимания Третьей Речи Посполитой (которую он так сильно ненавидит, желая превратить в Четвертую), чем Виктор Орбан — для понимания венгерской политики. Орбан — циник, Качиньский — фанатик. Польша во многом отличается от Венгрии: у нее другое отношение к проблеме закрытия границ и к политике России; отсутствуют этнические меньшинства; более сильные традиции сопротивления и гражданского общества, восходящие к демократической оппозиции коммунистического времени; значительно меньшая степень осуждения действий предыдущей власти и ключевая роль католической церкви. В Европарламенте венгерская «Фидес» входит в Народную партию, а «ПиС» принадлежит к консерваторам. Владельцы СМИ, бизнесмены, олигархи не играют для «ПиС» такой большой роли, как для «Фидес», — скорее, в этом можно упрекнуть ее политических оппонентов в Польше. У партии Качиньского никогда не было такой поддержки, какой пользуется Орбан, и она не захватила весь политический центр, где выборы всегда выигрываются, в отличие от «Фидес», имеющей с правого фланга «Йоббик». Величайшая заслуга Качиньского перед польской демократией в том, что он всегда умел успешно бороться с еще более правыми.

В Польше, как и повсюду в посткоммунистической Европе, водораздел всегда проходил не между правыми и левыми, а между правыми и неправыми. Кто был прав, а кто ошибался, зависело от того, как посмотреть. Вместо конфликта между различными видениями модернизации у нас был конфликт между модернизацией и антимодернизацией. Чего нам не хватало в таком разделенном обществе, так это самого общества как сообщества, способного обуздывать конфликты. Отсюда кризис либерализма и отход от либеральной демократии, который мы можем теперь наблюдать как в Польше, так и в Венгрии. И отсюда же антилиберальный пакт между циником и фанатиком, который еще больше перекрывает для ЕС все возможности влияния на обоих.

III. Базис

Обсуждая главные конфликты польского общества, мы описали происходившее внутри надстройки, где Качиньский вел свои культурные войны. Но его успех обязан процессам внутри «базиса», на пересечении общественной жизни и экономических перемен. Польский переход к капитализму, движимый неолиберальной шоковой терапией, с самого начала разделил общество на победителей и проигравших. Наличие тех посткоммунистов, которые поддержали неолиберализм, эффективно блокировало перспективы политических левых, тем более, оказавшихся экономическими маргиналами. Разочарованные люди, не найдя поддержки ни католической церкви, ни правых традиционалистов, пополнили электорат Качиньского. В любой стране мира оборотной стороной неолиберализма всегда оказывается правый популизм. Но в Польше обе позиции еще больше заострились и дошли до крайностей, поскольку капитализм всегда с большей жестокостью бушует на периферии, нежели в центре.

Польская Церковь, усиленно вытесняющая классовую борьбу культурными войнами, превратилась в своеобычное явление. Достаточно сказать, что бóльшая часть епископата состоит из кандидатур, поддержанных «Радио Мария» и «ПиС». Когда Юрген Хабермас после выхода знаменитой книги «Вера и знание» приехал в Польшу призывать либералов делать свои аргументы понятными для католиков-консерваторов, его проповедь вызвала только недоумение. Нам нужны не «Вера и знание», а роман Гюисманса «Наоборот», написанный каким-нибудь польским Хабермасом, желательно священником, не имеющим немецких корней или немецкой фамилии. Многие пытались выступить в таком ключе, но их заставили замолчать.

Хотя Церковь потратила гораздо больше энергии на обсуждение гендерной политики, чем безработицы, она дала нарратив тем, кто чувствовал себе жертвами переходного периода. Передавая нам сотни миллиардов долларов, ЕС никогда не оговаривал, что кто-то от этого финансирования выиграет, а кто-то — проиграет. Большая часть денег пошла на техническую, а не на социальную модернизацию: на пропагандистски выгодные «великие стройки капитализма», вроде стадионов и аэропортов. Наш высокоскоростной электропоезд «Пендолино» выглядит великолепно, как космическая ракета; но в то же время за последние два десятилетия в Польше была закрыта четверть прежде работавших железнодорожных путей — по этому показателю мы лидируем в Европе.

Польскую модернизацию можно представить как самый быстрый экономический рост в ОЭСР за последние восемь лет (с 2008-го по 2014 год ВВП вырос на 23,8 процента). Но ее вполне олицетворяет и аэропорт Радом, где работает 130 человек, на строительство которого ушло 100 миллионов евро и из которого вылет одного самолета (больше полетов не было) обошелся в 7 миллионов евро на пассажира.

Возможно, в тени Качиньского это самое большее, что мы тогда могли. Говоря словами Ницше, Качиньский был активным, а все остальные были реактивными, решавшими только частные вопросы между делом. Польская модернизация проводилась как интермедия в перерыве между культурными войнами. Это обрекло нас на минималистскую программу, прозванную политикой «горячей воды в кране», что и признал открыто Туск. Польские амбиции росли быстрее, чем ВВП, Качиньский сулил золотые горы, а потом настроился на блицкриг, нарушая Конституцию и постепенно захватывая независимые государственные институты: суды, государственные компании, прокуратуру, медиа.

IV. Что делать?

Сегодня решающий бой против «ПиС» ведется в СМИ и на улицах. Я заверил журналиста ARD, что в Польше ничто и никогда не имело по-настоящему полного успеха: нацизм провалился, коммунизм провалился, вот и «качизм» едва ли преуспеет. Слишком сильна традиция сопротивления. Но мы не должны забывать, что нанести Качиньскому поражение на выборах — еще не победа. Качиньского победит любой, кто выведет Польшу из дисфункционального конфликта между модернизацией и антимодернизацией. Только преодоление этого затянувшегося конфликта спасет либеральную демократию в Польше.

Источник: Zeit Online